– Извините. – Молодой оппонент развел руками. – Нам главное – на властителей не походить, иметь каждому свое, но человеческое лицо. Не договорились? Не страшно! Разойдемся уважительно. Кто не хочет политики касаться, пусть так и живет. Я хочу, но считаю, что надо выждать.
Когда большинство бизнесменов ушли, Якушев взял под руки бритоголового Тимура Васильевича и по-юношески вихрастого Александра Морозкина, сел за еще не убранный стол.
– Вы правы, коллеги, я меры не знаю, способен лошадей загнать. Но ведь никто не знает, состоятся ли выборы в девяносто шестом или Ельцина попытаются заменить в девяносто пятом. Плох он или хорош, я лично его на дух не переношу, но он не фашист и резни не допустит. А вот если Ельцина сменят и посадят на трон безмозглого солдатика, либо “красно-коричневого” типа Зюганова-Невзорова, либо Бесковитого, тогда останется только бежать. Поэтому я и говорю, что мы должны по мере сил участвовать в избрании нового президента. Никого не пытаться свергнуть, ничего не перетасовывать – нам это не под силу, но помочь деньгами людям разумным, уравновешенным, не делающим единственную ставку на силовые министерства.
– А конкретно? – спросил Морозкин.
– Недавно назначен вице-премьером молодой, насколько мне известно, прогрессивно мыслящий человек, Вадим Суриков.
– Люди – терпеть не могу слово “народ”, у меня сразу перед глазами табун или стадо, – Тимур огладил бритую голову, – люди, жители России, его не знают.
– Вадиму, – я как раз его знаю, – никак не обойти нынешних зубров и фашистов, – сказал Морозкин.
– Да, Вадима Сурикова не знают. Но он не замазан ни в крови, ни в грязной лжи, – ответил Якушев. – А для чего существуют телевидение, радио, газеты, средства массовой информации, – тоже отвратительное словосочетание, ассоциирующееся с радио в парикмахерской, которое играет и говорит как бы само для себя? Здесь наши личные связи и деньги могут сработать и сделать из молодого вице если не знаменитость, то человека достаточно известного и людям симпатичного.
Якушев, конечно, не обмолвился о том, что для воплощения в жизнь задуманного плана уже нанят киллер, что началась борьба между ФСК и МВД и все происходящее сегодня, тем более то, что свершится завтра, не имеет ничего общего ни с демократией, ни с надеждами людей, которые живут здесь, в России.
Поздним вечером в квартире Гурова собрались несколько оперативников, знавших Крячко и тем более Гурова многие годы. Мужчины в возрасте сорока, одетые не бедно, не богато, они не отличались физической мощью и мужественностью лиц, и глаза у них были не проницательные, а скорее усталые, временами равнодушные. Но каждый из присутствующих, а особенно все вместе, они источали спокойную уверенность. Каждый из них принес с собой сверток, пакет, кейс. Когда все выложили на кухонный стол, выяснилось, что принесли еду, большинство – колбасу или ветчину, один даже захватил кастрюльку с еще теплой вареной картошкой и банку маринованных огурцов.
Все знали друг друга, многие не виделись годами, некоторые десятилетиями, но ни объятий, ни восторженных восклицаний – большинство были друг у друга в должниках. Один прикрыл другого от ретивого начальства, другой вытолкнул друга с простреливаемого участка, третий оказался быстрее напарника в стрельбе, а уж таких фактов, как не сказал лишнего, не спросил, не напомнил, и сосчитать было невозможно. Мужики собрались очень разные и очень похожие. Все с любопытством осмотрели квартиру Гурова, одобряя ту или иную вещь, переглядывались, подмигивали, ухмылялись доброжелательно, в конце осмотра полковник Добродеев, – такая вот подходящая фамилия для опера-важняка, – сказал:
– Лев Иванович, квартирка у тебя хороша. В первый раз смотрю на чужой достаток и не думаю, а на какие, собственно, шиши он приобретен?
– И напрасно, потому как туг моего самая малость, – ответил Гуров, – остальное – дареное.
– Ясное дело, понравился мужик, чего ему трехкомнатную хатку с обстановочкой не подарить, – сказал кто-то.
– Тем более что мужик оказался ловчее убийцы, да и мою нищую коммерсантскую душу от застенка спас.
Смеялись дружно, но хохотнули приглушенно, тихо и коротко. Последняя особенность гостей была в том, что они не говорили разом, друг друга не перебивали, да и вообще разговаривали мало и негромко.
Быстро накрыли на стол, кто-то отыскал стаканы, двухлитровый баллон “Фанты”. Гуров оглядел стол, усмехнулся, достал из холодильника бутылку водки и, разливая, сказал:
– Вытащите свои запасы, бросьте в морозильник, иначе потом теплую придется пить.
Когда приказание хозяина выполнили и вновь расселись, Гуров поднял стакан, кивнул и сказал:
– За встречу!
– Ты не болтун, Лев Иванович, – сказал старший из присутствующих полковник Добродеев, за хромоту носивший оригинальную кличку Костыль. – Плесните по второй кто помоложе, а ты, хозяин, выкладывай. Так как ничего хорошего я от тебя не жду, поклон тебе, что собрал нас, стариков.
Гуров, словно ища поддержки, взглянул на Крячко, который лишь беспомощно развел руками. Учитывая профессионализм слушателей, Гуров изложил суть дела и положение на сегодня.
– Ничего говеннее ты придумать не мог? – после долгой паузы, во время которой оперативники ели-пили без тостов, стараясь не смотреть друг на друга, хрипло спросил Костыль.
Разговор начинался трудно.
– У меня недавно внук родился.
– Когда ты женился, умные тебя упреждали, что торопишься.
– Как они были суками, так и остались.
– Брось, нормальные парни, как мы с тобой, служба у них такая.
– Фото киллера покажи.
Крячко достал конверт, высыпал на стол фотографии Галея: и портретик, и в рост, снимок машины и ее номера отдельно.
Оперативники смотрели снимки без энтузиазма, каждый знал, что опознать человека, находящегося в толпе, если человек опытный, практически невозможно. Ведь киллера не подведут, не поставят рядом. Он будет среди массы людей и в каком обличье – неизвестно.
– А он не сменит пистолет на винтовку с оптикой? Не устроится на чердаке?
– Это вряд ли, – ответил Гуров.
– Новая игра, где каждый может заработать пулю при помощи собственных мозгов. Нам предлагают ответить на вопросы: когда? где? кого?
– Слушай, Гуров, ты эту конфетку сунул за щеку не сегодня.
– Верно, ставь задачу. Выпьем – пойдем думать.
– Считаю, что митинг и обязательно на улице, – ответил Гуров. – Мишень – не президент и не премьер.
– Спасибо.
– Не за что, – Гуров кивнул. – Начнем с исполнителя. Рост – сто семьдесят, вес – семьдесят, возраст не называю, возможен камуфляж. Если замолодится, возможны вязаная шапочка и длинные волосы. В костыли и подобную атрибутику я не верю, – его готовят не пацаны. Особая примета: либо забинтованная рука, либо он должен что-то в руке держать, доставать пистолет из кармана он не станет.
– Протезные шины – это из нашей молодости.
– Что-то современное.
– Фототехника, она сейчас бывает огромадная.
– Книга, пачка газет – старо, но удобно.
– Узнать его должен я, а показать вам сумеет Станислав, – Гуров кивнул на Крячко: – После чего вы должны киллера блокировать.
– Ну, это просто. Комитетчики расступятся: мол, валяйте ребята, становитесь поудобнее.
– И сколько гэбэшников и просто личных амбалов-охранников там соберется?
– Охрану не считайте, они будут толкаться у микрофонов, в толпу не пойдут, – ответил Гуров. – А у наших коллег проблема та же, что и у нас, – чтобы ведро не текло, а значит, людей будет минимум. Полагаю, человек десять, не более...
– Стрелять в толпе не осмелятся, а в рукопашной, в метущейся толпе, два к одному – мы с ними справимся.
– Ты, Филя, как всегда, через пролет шагаешь, – заговорил Крячко. – Лев Иванович случайно устанавливает время и место.
– Слушай, Лева, не темни, у тебя агентурный подход имеется?
– Возможно. – Гуров помялся. – Надеюсь, что будет.
– Агент не комар, не может за сутки родиться, он либо есть, либо его нет!
– Много знаешь. Налейте ему, пусть заткнется.
– Извиняйте, я не старший, но как лицо приближенное, – Крячко поклонился Гурову, – хочу продолжить. Знаем мы время и место, приходим с людьми, кто сумеет, бабку какую-нибудь подхватит. Каждый должен видеть меня. Если Лев Иванович мне просемафорит, надеюсь – я киллера определю. Надо договориться, как я вам его покажу, и вы, бросив своих невест, подтянетесь к герою.
– Если не втянут в драку и не поломают ребра.
– Ребра за счет профсоюза. – Крячко скривился в улыбке. – Кто получит серьезные повреждения, пытается уйти самостоятельно в сторону.
– А как мы тебя-то будем видеть?
– Меня вы будете видеть отлично, гарантирую. Момент настал, киллер стреляет, жертва падает. Выстрела, конечно, никто не услышит и, кроме нас и десятка гэбэшников, ничего не поймет. Люди решат, что человеку стало плохо, стоящие рядом поддержат его.
