— Та-а-ак… — Он повернулся к стоявшим поодаль ребятам. — Девочку, значит, обижаете?
Тот, что постарше, сердито глянул на девчонку:
— Ее обидишь… Она Витьке так в ухо врезала… Ее в милицию сдать надо!
— Милиция уже здесь, — фыркнул Денис, — и очень интересуется, почему вы не на концерте? А ну марш!
Мальчишки нехотя один за другим потянулись ко входу в актовый зал. Дождавшись, когда последний из них скроется за дверями, Денис улыбнулся Майе:
— Ну… Все еще льешь слезы?..
— Дяденька милиционер, — девушка всхлипнула, — честное слово, они сами, первые полезли!.. Я тут совсем недавно, а они новеньким какую-то… «прописку» устраивают, я просто защищалась! Никому не говорите, ладно? А то меня опять отправят в распределитель…
— Молодец, что можешь за себя постоять, — улыбнулся он. — Конечно, я никому не скажу… Не знаешь, концерт скоро кончится? — Скоро… — Она подняла на него ясные синие глаза, и Денис с невольной жалостью подумал, что девочка выглядит старше своих лет, никак не на четырнадцать… Заведующая говорила ему, что в их детдоме дети живут только до четырнадцати лет, после чего их переводят туда, где, как она сказала, «содержатся» старшие… Да, сиротская жизнь накладывает свой отпечаток.
— Дяденька, а дяденька! — Он слегка вздрогнул, отвлекаясь от своих мыслей, и вопросительно посмотрел на Майю. — Проводите меня, пожалуйста. Я выступаю в самом конце, стихи читаю… А эти меня наверняка где-нибудь подстерегут!
— Пошли, — сочувственно кивнул Денис, напрочь забывший про туалет. — Тебе прямо в зал?
— Нет, видите, там рядом дверь?.. Она за кулисы ведет… Но вообще-то и через зал можно, там ступеньки на сцену есть…
— Давай-ка лучше через зал, — вздохнул Грязнов-младший. — А то меня там уже друг заждался.
«Друг», на самом деле менее всего способный в этот момент на дружеские чувства, его действительно заждался, уже почти уверенный, что Денис сбежал.
В зале сделалось невыносимо душно, а свободные места отсутствовали из-за обилия маленьких зрителей, восхищенно смотревших на сцену и никакой духоты не замечавших. Александр Борисович вздохнул, представив, что именно скажет ему Ирина, если ему вообще удастся объявиться у нее до обеда, и счел за благо присесть на корточки. Спектакльконцерт из такого положения ему виден не был, так же как и маленькие артисты. Зато Дениса, вошедшего в зал на пару с белокурой девчонкой, он увидел сразу. Ну пусть только закончится это так называемое мероприятие, покажет он, где раки зимуют, и Денису, и Меркулову… Вот почему Костя был вчера так уверен, что раньше середины дня Турецкий в Генпрокуратуре не объявится!..
В этот момент произошло нечто заставившее Александра Борисовича насторожиться и отвлечься от своих мстительных размышлений.
В зале как будто ничего не изменилось, разве что тишина, нарушаемая до этого звуками, характерными для детской аудитории, не способной, как известно, сидеть смирно и не шевелясь дольше пяти минут, вдруг сделалась действительно тишиной. А интуиция Турецкого, отточенная за долгие годы работы, напротив, подала сигнал тревоги — довольно отчетливый…
Бросив быстрый взгляд на уже стоявшего рядом с ним Дениса, Александр Борисович понял, что не ошибся: лицо Грязнова-младшего белело на глазах, напряженный взгляд был устремлен на сцену… Турецкий, слегка приподнявшись, проследил за ним.
А на сцене и впрямь происходило нечто никем и ничем не предусмотренное… Маленький мальчик, видимо только что произносивший свой текст, слегка приоткрыв рот, смотрел на внезапно объявившуюся рядом с ним девочку… Или девушку?.. В ней Турецкий узнал спутницу Дениса, вошедшую с тем в зал. Девушка была неестественно бледна. Слегка оттолкнув малыша, она шагнула к краю маленькой сцены:
— Сейчас, — произнесла Майя звенящим голосом, — я прочту вам замечательные стихи о маме…
Денис скользнул прищуренными глазами в сторону зрителей, тоже ощутив всей шкурой сигнал тревоги, но пока еще не понимая, что происходит. Судя по всему, этого не понимал не он один: на лице Натальи Павловны, повернувшейся в этот момент к сидевшей позади нее женщине, видимо воспитательнице, читалось глубокое недоумение. В тишине, установившейся после фразы, произнесенной Майей, отчетливо послышался голос заведующей:
— Что это за девочка? Из какой группы?..
Ответом ей было недоуменное пожатие плеч. Ни на то, что происходит в зале, ни на своего спасителя девушка никакого внимания не обратила, она действительно начала декламировать:
— «Мне мама приносила игрушки, конфеты, но маму люблю я совсем не за это. — Щеки Майи слегка порозовели, а тишина в зале сделалась абсолютной… Если и была здесь, в детском доме, запретная тема, то девушка выбрала ее безошибочно… — Веселые песни она напевает, нам скучно вдвоем никогда не бывает!..»
Она читала, кажется, бесконечно долго, и смутная мысль, забрезжившая у Александра Борисовича, заставившая его внутренне содрогнуться, еще не успела оформиться, когда он уже повернулся к замершему на месте Денису, а в онемевшем зале раздался скрип стула: с места вскочила заведующая… — Сидеть! — Майя оборвала себя на полуслове и, прищурив глаза, впилась взглядом в лицо Натальи Павловны. — Сидеть, я сказала, иначе все взлетите на воздух!..
Едва заметным движением девушка задрала куртку, и заведующая, ахнув, упала на стул, вскрикнул кто-то из старших детей.
— Здесь четыре килограмма пластита. — Теперь она говорила короткими фразами, без малейшего волнения, холодно и жестко. — Думаю, дядя милиционер прекрасно понимает, что это значит. Надеюсь, все меня хорошо слышат… Немедленно свяжитесь с властями. Я требую освобождения моего брата Петра Муштаева из Матросской Тишины. Если через два часа его не отпустят, я нажму на эту кнопку… — Она коснулась оказавшегося под ее слишком свободной для такой худышки ветровки пояса… Весь мир знал его название: «пояс шахида»… Вот только на белокурой, хрупкой россиянке его видели сейчас впервые…
— Денис… — Александр Борисович едва слышно окликнул Грязнова-младшего. Тот, так же едва заметно кивнул, не отводя глаз от Майи. — «Ножницы»… ты меня понял?..
В зале заплакал кто-то из малышей, в другом конце к нему присоединился еще один…
— Прошу воспитателей успокоить детей! — резко бросила Майя.
На мгновение повернувшись к Турецкому, Денис кивнул ему и, окликнув Майю, сделал короткий шаг к сцене, прикрывая Александра Борисовича, ползком двинувшегося к проходу между сиденьями. — Посмотри на меня, — громко, но исключительно спокойно произнес Денис. — Я безоружен… Вот я снимаю пиджак, смотри, при мне ничего нет… Я буду вести переговоры, согласна?
— Свяжитесь с властями. — Руки Майи по-прежнему лежали на поясе.
— Конечно… Можно я достану мобильный телефон?
— Да. Медленно.
Прежде чем аппарат оказался у него в руках, казалось, прошла вечность.
— Ты позволишь мне обратиться к детям?
Майя кивнула. И Денис, так опасавшийся, что не сумеет найти нужные слова, вручая детишкам игрушки, в этот момент, словно по наитию, нашел их сразу:
— Ребятки, давайте поиграем в такую игру…
Он улыбнулся маленьким зрителям, повернувшим к нему головы.
— Сейчас вы все закроете глазки, вот… как я… Только не обманывать, договорились? Я милиционер, я все вижу… А теперь поднимите ладошки и прижмите их к ушам. Плотно-плотно… Молодцы!
Александру Борисовичу, ползущему по полу в сторону сцены, тоже казалось, что ползет он туда, среди десятков маленьких детских ног, поцарапанных, в одинаковых коротких штанишках или обутых в дешевенькие кроссовки и серые, потертые брючата, целую вечность…
— Скажи, — голос Дениса звучал во вновь установившейся тишине неестественно громко, — могу я набрать номер?.. Спасибо…Тоненькие звоночки кнопок телефона. И вновь голос Дениса:
— Константин Дмитриевич, господин заместитель Генерального прокурора… С вами говорит Денис Грязнов…
…Звонок Грязнова-младшего застал Меркулова во вполне мирном настроении, расслабленно лежащим на диване и перебиравшим какие-то документы. Услышав то, что он услышал, Константин Дмитриевич прежде всего разозлился:
— Ты что, Денис, спятил? Тоже мне шутник!..
Однако никакого впечатления на его собеседника это не произвело:
— Я вполне серьезен. Я нахожусь в детском доме номер четыре, по улице Потемкина, дом семь, строение четыре… Пять минут назад здесь произошел захват заложников женщиной-смертницей…
— А ну-ка дай трубку Сане! — рявкнул Меркулов, вскакивая на ноги. И лишь после следующей фразы Дениса понял, что тот не шутит.
— Повторяю, я говорю абсолютно серьезно… Выдвинуто требование освободить из Матросской Тишины Петра Муштаева. Срок, отведенный на освобождение, один час пятьдесят четыре минуты…
