– Девятимиллиметровый «стечкин»? – переспросил он. – А чего, нормально.
– Чего нормально-то? – не понял Чернышев. – Говори толком.
– Любой хороший стрелок должен любить «стечкин», – пояснил Борис, шаря рядом с собой в поисках откатившегося в сторону болта. – Вот если бы твой клиент предпочитал что-нибудь другое, я бы еще подумал. А так – нормально.
– Как ты думаешь, он может быть сотрудником нашей системы?
– Запросто. Чем снайперу еще заняться, как не в спецназ идти? У спортсменов выбор-то небольшой, если они хотят сохраниться: или в спорте остаются, или к нам, в милицию, или, может, в ФСК, в «Альфу» какую-нибудь. Кому еще он нужен со своим специфическим мастерством? – Боря, подумай как следует, может ли такое быть, что у стрелка крыша поехала и он начал отстреливать всех подряд. Я хочу понять, должен ли я продолжать отрабатывать учеты психоневрологических диспансеров или можно поставить на этом крест.
Шалягин вылез из-под машины и принялся тщательно вытирать грязные руки тряпкой.
– У стрелка – может быть. У снайпера – никогда.
– В чем разница?
– Знаешь, как говорят у нас? Каждый снайпер – стрелок, но не каждый стрелок – снайпер. Стрелок – это мастерство, рука, глаз. Снайпер – это характер, тип личности, особая психика.
– Но почему? – удивился Андрей. – Я хочу понять, в чем разница. Может, это и есть то главное, чего мне не хватает, чтобы хоть что-то сдвинуть в расследовании.
Шалягин отшвырнул тряпку в угол, открыл двери машины, уселся на водительское место и достал из-под сиденья початую бутылку виски.
– Хочешь? – предложил он Чернышеву. – Только из горла, я тебя не ждал, стакан не захватил.
– Нет, спасибо, – отрицательно мотнул головой Андрей.
– Брезгуешь? Или трезвость блюдешь? – хмыкнул Борис, отпивая из бутылки солидный глоток.
– Блюду. Мне сегодня еще перед руководством появляться придется, с выхлопом нельзя.
– А, ну тогда конечно, – понимающе кивнул спецназовец. – Ты вообще-то о стрелковом деле хоть что-нибудь знаешь?
– Да практически ничего, – признался Андрей. – На уровне занятий по физподготовке. Нормативы выполняю, но наши нормативы по сравнению с большим спортом – нулевой класс начальной школы.
– Тогда я тебе в двух словах нарисую картинку, чтобы ты главное понял. Стрелок – это человек, который должен за контрольное время сделать определенное количество выстрелов, и пули попадут примерно туда, куда нужно. Ему надо суметь сосредоточиться на десять секунд, за это время десять раз выстрелить и постараться, чтобы все пули легли более или менее кучно. Чем меньше разброс, тем лучше. Через десять секунд он отстрелялся и может расслабиться, оправиться и покурить. А снайпер – это совсем другая песня. Снайпер – это охотник, который выбирает место, готовится и ждет. Часами. Сутками. И никаких «расслабиться, оправиться и покурить», потому что жертва может появиться в любую секунду, как раз в ту, когда ты отвлекся. Но самое главное – у снайпера есть только один выстрел. Ты понял? Только один. Не десять, как у стрелка, а один-единственный, от которого все и зависит. Вот, к примеру, преступник взял заложника и удерживает его в отдельном доме. Знакомая ситуация?
– Очень даже, – кивнул Андрей, внимательно слушавший Шалягина.
– И вот приходит снайпер, подкрадывается к дому, занимает позицию, готовится и начинает ждать, когда преступник потеряет осторожность и его голова хотя бы на долю секунды покажется в дверном или оконном проеме. В эту долю секунды можно успеть сделать только один выстрел, а не десять. Время идет, снайпер лежит, не шевелится, чтобы прицел не сбить. Ни поесть, ни покурить, ни почесаться, ни в туалет сбегать.
– А как же? – ошарашенно спросил Чернышев, которому такие простые вещи как-то и в голову не приходили.
– А никак. В штаны. Лежит и преет в собственном поту и моче. Короче говоря, снайпер – человек, умеющий переносить физический дискомфорт. Умеющий лежать или сидеть неподвижно, умеющий ждать, не нервничая и не раздражаясь, ни на что не отвлекаясь. Он по темпераменту должен быть флегматиком или в крайнем случае сангвиником. Лучше всего, если он эмоционально холодный, не подвержен острым вспышкам эмоций.
– Почему? Какая связь?
– Прямая. Рука дрогнет. Рука, Андрюха, может дрогнуть не только от жалости к жертве, но и от ненависти к ней, вообще от любого сильного переживания. Снайперу нельзя быть таким, понимаешь? Он не должен знать жалости, но и не должен ненавидеть того, кого собирается убить. Он должен быть или уметь быть равнодушным, только тогда он настоящий снайпер. Так что вряд ли ты его найдешь среди психов. Он скорее всего нормальный, только сволочь первостатейная.
– Но если он нормальный, значит, между всеми шестью трупами должна быть связь, – задумчиво проговорил Андрей. – А я этой связи не вижу.
Шалягин сочувственно пожал плечами, сделал из бутылки последний глоток и снова спрятал ее под сиденье.
Виталий Николаевич Кабанов думал, что каждое произнесенное им слово сродни движению лопаты могильщика. Чем больше слов – тем глубже могила, в которую он сам себя зарывает, выполняя указание Трофима.
– Мужчина и женщина в однокомнатной квартире, четвертый подъезд, третий этаж. Дом, в котором находится магазин «Дары океана». Срок – до вечера вторника. Крайний срок – в среду утром мы должны встретиться. Ты доложишь об исполнении и получишь гонорар. Поскольку это первое поручение, предоплата тебе пока не положена. Задание ясно?
– Да.
– Берешься?
– Да.
– Подумай как следует, пока мы с тобой разговариваем, ты еще можешь отказаться. Как только мы расстанемся, часы пойдут. В твоем распоряжении три дня.
– Я все сделаю.
И снова, глядя в спокойные глаза снайпера, Кабанов подумал, что о больной психике здесь и речи нет. «Это не человек, – сказал сам себе Виталий Николаевич, – это машина для убийства, которая ничего не чувствует, которой неведомы ни сомнения, ни страх, ни жалость. Господи, и откуда только такие берутся?»
Кира снова зашла в телефонную будку и набрала номер Каменской. Наконец-то ей удалось дозвониться, и она ровным голосом пересказала Анастасии все, что велел передать Дима.
– В понедельник с утра он разговаривал по телефону с Русановым, Сергей это подтвердит, вряд ли он забыл, потому что он сам позвонил Диме и договаривался с ним насчет подарка Лене…
– Минутку, – прервала ее Каменская. – Вы сказали, Русанов звонил Платонову в понедельник утром?
– Да, около девяти утра.
– А не наоборот? Вы ничего не путаете?
– Русанов позвонил Диме, я ничего не путаю. Так сказал Дима.
– Хорошо, продолжайте, пожалуйста.
– После разговора с Русановым Дмитрий зашел в гараж, взял машину и поехал на работу…
Выйдя из телефонной будки, Кира медленно дошла до бульвара, перешла дорогу и села на скамейку. Ей нужно было подумать.
Сегодня Платонов взялся за комнату, решив подготовить ее к ремонту. Для этого нужно было по возможности сдвинуть мебель на середину, укрыть ее полиэтиленовой пленкой и ободрать старые обои. Пытаясь справиться с высокой мебельной стенкой, Дмитрий обнаружил старую дамскую сумочку из змеиной кожи, засунутую между стеной и боковой стойкой. Руки его сами открыли замочек, прежде чем он успел подумать о том, надо ли это делать.
В сумочке лежали документы – свидетельство о рождении Киры Левченко, институтский диплом, свидетельство о разводе, три акции АО МММ, купленные, очевидно, на пробу или для смеха, под влиянием всеобщего ажиотажа. Там же Дмитрий нашел и справку о приватизации квартиры, и еще один странный документ, свидетельствующий о том, что за гражданкой Левченко Зоей Федоровной числится участок за номером 67 Манихинского кладбища, на котором захоронен гражданин Левченко Владимир Петрович. Платонов быстро просмотрел остальные документы, ничего интересного в них не нашел и уже собрался было сунуть их обратно в сумочку, но профессиональное любопытство взяло верх, и он открыл «молнию» на внутреннем боковом карманчике. Там лежали два свидетельства о смерти: Левченко Зои Федоровны, скончавшейся в 1987 году, и Левченко Владимира Петровича, умершего тремя годами раньше.
Негнущимися пальцами Платонов застегнул все замки и положил сумочку на одну из открытых полок стенки. Значит, родители у Киры умерли. Куда же она ездит каждую неделю по выходным дням? К любовнику? Вполне возможно. К престарелым родственникам, которым надо помочь с продуктами? Навещать ребенка, который по каким-то причинам с ней не живет? Тоже возможно, правда, непонятно, почему надо это скрывать. Как бы там ни было, ездила Кира Левченко вовсе не к родителям.
Повинуясь внезапному порыву, Платонов метнулся в ванную и открыл зеркальный шкафчик. Преодолев острое чувство неловкости, которое снова возникло у него при виде чисто женских гигиенических принадлежностей, Дмитрий снял с полки большую голубую коробку, которая оказалась неожиданно тяжелой. Он засунул туда руку и вытащил обернутый в несколько полиэтиленовых пакетов револьвер. Еще прежде, чем он успел понять, что именно держит в руках, он узнал тот самый шуршащий звук, происхождение которого так долго не мог установить.
