– Ну да, в частности, меня интересуют детали уральского дела. Может быть, Тарасова и Агаева убили именно потому, что они слишком много знали про уральские махинации.
Генерал замедлил шаг, потом остановился. Видно, руки у него все-таки начали мерзнуть, потому что он зябко поежился и засунул их в карманы. Поредевшие волосы на голове обнажали хорошей формы череп, и, глядя на него, Настя с удивлением поймала себя на мимолетно мелькнувшей мысли, что ей, оказывается, могут очень нравиться лысеющие мужчины. До этого она всегда считала, что недостатка волос на голове надо стесняться, а мужчины, которые ей нравились, всегда были обладателями густых ухоженных шевелюр. Теперь же, поглядывая искоса на пятидесятилетнего генерала, она думала о том, что он ей ужасно нравится. Несмотря на начавшееся облысение. Несмотря на то, что он был чуть ниже ее ростом. Несмотря на то, что через месяц с небольшим она выходит замуж. Несмотря ни на что… Генерал Заточный ей нравился, и все тут. И как сыщик. И как генерал-руководитель. И как мужик.
– Вы сказали «может быть». Может быть, Тарасова и Агаева убили из-за уральских дел. А что, может и не быть? – наконец прервал молчание Иван Алексеевич.
– Конечно, – удивленно ответила Настя. – Хотите, я вам назову с ходу не меньше десятка причин, по которым мы в течение трех суток получили два трупа – Агаева и Тарасова. И Уральск – только одна из них.
– Но зато самая очевидная, – возразил Заточный.
– Вот это-то и плохо. Меня всегда настораживает самое очевидное. Такое чувство, будто в глаза насильно пихают.
– А вы этого не любите? – насмешливо спросил генерал.
– Не-а, – она помотала головой. – Терпеть не могу.
– Вы очень независимы, наверное?
– Очень.
– И внушению не поддаетесь?
– Ни в какую. Со мной два гипнотизера однажды мучились-мучились, так ничего и не сумели сделать.
– А овсянку вы любите?
Настя от неожиданности споткнулась и, чтобы не упасть, ухватилась за рукав синей куртки, в которую был одет Иван Алексеевич.
– Овсянку? – недоверчиво переспросила она. – Я не ослышалась?
– Нет, я спросил именно про овсянку. Так любите или нет?
– Ненавижу.
– Жаль, – шутливо вздохнул он. – А я люблю. Не сошлись во вкусах. Ладно, Анастасия Павловна, я, как крупный руководитель, своей властью распределю работы. Не возражаете?
– Нет, пожалуйста.
– Я попробую выяснить все, что можно, насчет Уральска. А вы займитесь оставшимся десятком причин, по которым в течение короткого времени убиты два человека, связанные и с Уральском, и с Платоновым. По-моему, справедливо, как вы полагаете? Я – начальник, поэтому мне – одну версию. Вы талантливый подчиненный, поэтому вам – десять.
– Как скажете, Иван Алексеевич, – ответила Настя. – Спасибо, что взяли на себя Уральск.
– Почему?
– Терпеть не могу всякие экономические хитрости. Меня от них тошнит, – призналась она.
– Не понял.
Генерал снова остановился и пристально поглядел на Настю. Брови его чуть приподнялись над желтыми глазами, лицо было холодным и каким-то отчужденным.
– Что значит «тошнит от экономических хитростей»?
– А то и значит, что тошнит, – ответила она с внезапной злостью. – Единственный предмет, по которому у меня в университете была четверка, это политэкономия. У меня с ней отношения с самого начала не сложились. Видимо, это генетическое, природное, с этим ничего нельзя поделать. Меня тошнит от слов «банк, кредит, эмиссия, инфляция, биржа, акция». Мне все это неинтересно. Мне от этого скучно. Понимаете?
– Чудеса какие-то, – удивленно развел руками генерал. – Мне о вас говорили, что вы такая умница, такая способная, что вы занимались математикой, у вас прекрасная память. Так неужели вы не можете освоить такую ерунду, как основы экономической теории? Вы же знаете четыре иностранных языка…
– Пять, – машинально поправила его Настя.
– Да? Тогда тем более. А вы сидите в уголке и плачете, что не можете чего-то сделать, вместо того чтобы вытереть слезы, взять в руки пару книжек и быстренько выучить все, что нужно. Стыдно, девушка.
– Вы не поняли, Иван Алексеевич. Вы, конечно, во всем правы, я могу взять в руки книги и за три дня въехать в проблему. Но я не хочу.
– Но почему же?
– А потому, что мне это скучно. Деньги никогда не бывают первопричиной убийства. Они могут быть поводом, они даже могут быть второй причиной. Но первой – никогда.
– И опять я вас не понял. Я всегда считал, что деньги, корысть – одна из самых распространенных причин, по которым одни люди убивают других. Разве нет?
– Нет, конечно. Причина совсем в другом. Причина в том, для чего человеку нужны эти самые деньги. И ответ на этот вопрос лежит в области обычных человеческих чувств, а никак не в области экономической теории. Человек хочет власти. Он хочет физического и материального комфорта. Или психологического комфорта. Или он хочет добиться женщины, которую любит. Или он хочет сохранить свою жизнь. Для всего этого могут быть нужны деньги. Но если бы для этого были нужны не деньги, а что-нибудь другое, он бы все равно убил, только не того, у кого есть деньги, а того, у кого есть это «другое». Но он бы все равно убил. Потому что то главное из области человеческих чувств, ради чего он убивает, оказалось сильнее, чем библейский запрет убивать. Вот что мне интересно, Иван Алексеевич. Мне не важно, каким способом человек получает деньги, как он их ворует и отмывает, потому что для этого есть служба борьбы с экономическими преступлениями и служба борьбы с организованной преступностью и коррупцией, где вы и трудитесь, товарищ генерал. Мне важно понять, зачем человек это делает. Мы как-то привыкли, что ответ «он хочет иметь много денег» сам по себе является окончательным и никаких дальнейших разъяснений не требует. Дескать, желание иметь много денег абсолютно естественно, так же, как желание жить и сохранять при этом свободу.
– А что, на самом деле это не так? – иронично поинтересовался генерал.
– Конечно, нет. Желание жить заложено природой, это нормальный здоровый инстинкт. А вот желание иметь много денег – это уже сложнее. Что человек будет делать с этими большими деньгами? Потратит на еду? На путешествия? На создание надежной охраны вокруг себя? На женщин? Пустит в оборот? Или положит в чемодан, как Корейко, потому что для него психологический комфорт, осознание себя миллионером, вполне самостоятельная ценность? Вот что важно, Иван Алексеевич. Потому что на убийство идут ради этого, а деньги – это так, вторично.
– Значит, вы всерьез допускаете, что за убийствами Агаева и Тарасова могут стоять вовсе не денежные интересы?
– Допускаю. И если честно, мне бы хотелось, чтобы это было именно так. Чтобы деньги здесь оказались ни при чем.
– Почему же?
– А мне будет интереснее работать. Люди ведь намного интереснее экономических глупостей.
– Ну, стало быть, я был прав, взяв себе экономическую часть работы, а вам оставив житейскую психологию.
Они давно уже подошли к метро и стояли на открытой платформе на пронизывающем ветру.
– Вы сейчас куда едете? – спросил Заточный.
– Домой. Я жутко замерзла, и, кроме того, мне необходимо влить в себя литр крепкого кофе, иначе я не человек, а дохлая кошка.
– Господи, ну почему вы мне не сказали, – огорченно произнес Иван Алексеевич. – Я бы не таскал вас по парку, а пригласил бы к себе домой.
Голос у него был виноватый, но глаза снова засветились теплым светом, говоря собеседнику: «Да, я не прав, но вы же не будете на меня сердиться, правда? Потому что вы не можете на меня сердиться. Потому что я все равно вам нравлюсь, и вы мне все прощаете».
– И заставили бы есть овсянку? – улыбнулась Настя.
И снова, глядя в его желтые тигриные глаза, Настя подумала, что это просто удивительно, до какой степени он ей нравится. Ей никогда раньше не нравились мужчины такого типа. Что это с ней происходит?
В воскресенье с утра Кира собралась на рынок и за продуктами. Большинство магазинов по воскресеньям не работали, но гастрономы в центре города все-таки были открыты. Глядя, как она одевается, Платонов еще раз повторил ей свое сегодняшнее задание: Кира должна была дозвониться до Каменской и передать ей подробную информацию о том, что Дмитрий делал в понедельник, вторник и среду перед тем, как исчез. Такова была просьба Каменской, и Платонов счел ее вполне разумной и правильной.
Дозвониться до Каменской с первого раза ей не удалось, к телефону никто не подходил.
Бывшего чемпиона Европы по стрельбе, а ныне командира отряда спецназа старшего лейтенанта Бориса Шалягина Чернышев сумел отловить только в воскресенье. Шалягин был в гараже, предпринимая отчаянные попытки вернуть к жизни неизлечимо больной «Москвич», и разговаривал с Андреем, лежа на спине под брюхом своей машины.
