«Нужно будет подъехать сюда вечером», — решил Вадим и вернулся к своей машине. Переулками выскочил на Садовое кольцо, свернул к Дмитровке и минут через сорок — из-за уличных заторов — въехал на площадь перед Савеловским вокзалом. Оставив «Запорожец» на стоянке, прошел в зал, где располагались автоматические камеры хранения. Отпирая ячейку, вдруг поймал себя на том, что шифр он набрал точно по тому же принципу, что в свое время и Сергуня: номер своей машины.
Серый баул был на месте.
Вадим вытащил его на скамейку, начал с озабоченным видом перебирать содержимое, как бы отыскивая то, что ему из этого багажа вдруг срочно понадобилось. А между тем незаметно обернул картонную коробку с ампулами и капсулами попавшейся под руку рубашкой и хотел уже было вытащить ее и положить в специально для этой цели купленный крепкий полиэтиленовый крафт-пакет, выдерживавший — если верить надписи — груз в двадцать килограммов. Но что-то остановило его. Он не понимал что, но явственно ощущал: нет, рано, нельзя сейчас забирать груз.
Нельзя — и все. Почему? А черт его знает! Рано.
И он доверился интуиции. Засунул баул обратно в ячейку, но шифр сменил: набрал четыре последние цифры телефона Петровича.
Через час с небольшим он вернулся в Чертаново, достал из-под матраса обе папки с документами, сунул их в крафт-пакет, а сам пакет отнес в стенной встроенный шкаф и на всякий случай прикрыл какими-то тряпками. И только после этого залез под душ.
Вода словно бы смывала с него все напряжение и не физическую, а душевную какую-то грязь всего этого дня.
«Интересно, как себя чувствует сейчас Марат?» — подумал Вадим. Но никакого интереса не ощутил — лишь холодное брезгливое равнодушие.
«Бээмвуху» Родригеса засекла машина, поставленная у поста ГАИ на старой Рязанке, об этом немедленно доложили Марату. Через пять минут уточнили: едут на двух машинах, перед «БМВ» — серый «жигуль», за рулем — блондин. Вызвали для подстраховки две другие машины — голубую «восьмерку» и белую «пятерку». Пока позволяли возможности радиотелефона, сообщали: движутся к центру, не торопятся, хвоста не видят. Потом расслышать что-нибудь стало уже совсем невозможно.
Минут через сорок позвонили из автомата в бар: эти двое оставили «жигуленок» на Плющихе, блондин пересел в «бээмвуху», подъехали к тунисскому посольству, вошли и вот уже торчат там больше сорока минут. Еще через полчаса: подъехали к «Украине», поднялись в свой номер.
Сообщение о Плющихе едва не ввергло Марата в панику.
— Две машины — оставайтесь на месте, одну — ко мне, срочно, с подробным отчетом, — приказал он.
Через час прикатила голубая «восьмерка».
— Давайте по порядку, — распорядился Марат. — Сколько они пробыли в тунисском посольстве?
— Почти час. Вошли, не предъявив никакого пропуска или еще чего. Машину оставили открытой. Взяли с собой какие-то пакеты. Вроде увесистые. Мы не поняли, что в пакетах.
Марат понял: автоматы.
— Дальше?
— Вышли без пакетов, ничего в руках не было. Оттуда прямиком двинулись в гостиницу.
— Где оставили машину — на стоянке?
— Нет, у подъезда, там небольшая площадка. Подняли верх и заперли. Раз не загнали на стоянку, значит, еще куда-то собираются ехать? — предположил водитель «восьмерки».
— Ты не рассуждай, а докладывай. Когда они «жигуленка» оставили на Плющихе, кто их вел?
— Тоже мы.
— Откуда они заехали?
— С набережной. Не плутали, хорошо, видно, знали дорогу. Припарковались капитально: правыми колесами на тротуар, чтобы не мешать движению. Подняли все стекла, двери заперли и подергали, хорошо ли закрылись.
— В каком месте они припарковались? В начале Плющихи? В конце?
— Ближе к середине. У дома номер двенадцать. Не знаем, что это за дом. Дом как дом.
Марат помертвел. Ощущение смерти, стоящей рядом и неумолимо приближающейся к нему, дохнуло ему в лицо и в сердце огненным холодом преисподней.
Они не знали, что это за дом. А Марат знал.
Это был его дом.
Отправив машину назад к «Украине», Марат прошел в бар, сам налил себе полстакана коньяку и залпом выпил.
— Закусить что-нибудь? — предложила барменша. Он только отмахнулся: отстань. Минут пять неподвижно сидел за стойкой. Слегка отпустило. Но чувство бездны, разверзшейся под ним, осталось.
Подсел Николай. Молчаливым кивком спросил: в чем дело?
Марат ударил кулаком по стойке:
— Идиот! Нужно было мне самому ехать к Грошеву!
— Но был же договор: никаких личных контактов, — напомнил телохранитель.
— К такой-то матери все эти договоры! Что же они, суки, не едут!
Николай взглянул в окно:
— А вон — такси какое-то. Может, они?
Марат едва ли не кубарем скатился с лестницы и выскочил на площадку перед баром. Николай поспешил за ним.
В такси действительно приехали те двое, которых отправляли к Грошеву.
Едва они вышли из машины, как Марат чуть ли не затряс старшего за грудки.
— Ну?
Тот протянул коричневый конверт:
— Вот.
Марат заглянул в конверт. Там лежали все те же фотографии рижан и их отпечатки пальцев.
— Все проверили. На них ничего нет.
— Как… нет? — упавшим голосом переспросил Марат.
— Никаких данных.
— Не может этого быть! Ну-ка, подробно. Вы приехали к Грошеву. Дальше?
— Ну, сказали ему то, что вы велели. Он сначала отнекивался: оставьте, я сделаю, сейчас совещание. Пришлось нажать: ваш приказ. Он наконец согласился. Перенес совещание, созвонился с начальником бюро Интерпола, поехал к ним.
— Дальше, дальше! — поторопил Марат.
— Ну, встретились с начальником, молодой такой. Грошев ему все объяснил. Тот сразу сказал: сейчас проверим.
— При разговоре вы были?
— Да. Грошев сказал: это свои. В смысле — его люди. Мы и с его сотрудником рядом сидели, пока он на компьютере проверял файлы. Весь банк данных два раза просмотрели — ничего на них нет.
— Минутку! Банк данных Российского бюро Интерпола?
— Ну да.
— А центральный, в Париже, запрашивали?
— Нет.
Маратом вдруг овладело ледяное спокойствие, всегда предшествующее взрывам бешенства, которые ввергали в ужас даже самых приближенных к нему людей.
— А почему? — почти вежливо поинтересовался он. — Разве я не ясно сказал: центральный? Может быть, вы не расслышали?
— Расслышали. И Грошеву об этом сказали.
— Два раза повторили, — подтвердил его напарник. — Грошев тоже это сказал — начальнику бюро Интерпола.
— А он что?
— Ответил, что сейчас нет возможности: то ли факс у них не работает, то ли линия занята. Что-то в этом роде.
— А вы что?
— А что мы? — Старший пожал плечами. — Не могли же мы его за горло брать.
— А почему — не могли?
— Ну как? Все же большое начальство.
— Большое начальство, — повторил Марат. — А я, значит, для вас маленькое. Ты какой институт кончал? — неожиданно спросил он у старшего.
— МГУ, юридический факультет.
— А ты? — обратился Марат ко второму.
— Институт физкультуры.
— И ведь хорошие институты, — констатировал Марат, как бы делясь мыслями сам с собой. — А главному в них не учат. А главное в том, что приказ должен быть выполнен. Любой ценой. И любыми средствами. Приказ — на то он и приказ.
— Но не могли же мы… — пытался повторить старший, но Марат прервал его.
— Не могли, я уже понял. Но если вы даже этого не могли, что же вы вообще можете?
Он повернулся к Николаю, протянул руку и попросил:
— Пушку.
Николай непонимающе посмотрел на шефа. Марат нетерпеливо пошевелил пальцами и повторил, уже резче:
— Пушку!
Николай не слишком уверенным движением вынул из подмышечной кобуры своего «Макарова» и вложил в руку Марата. Марат передернул затвор и разрядил всю обойму в стоявших перед ним парней прежде, чем метнувшийся к нему Гарик успел ему помешать. Бешенство его было так велико, что он продолжал нажимать курок, даже когда кончились патроны. Потом отшвырнул пистолет в сторону, кивнул Гарику на валявшихся в крови парней:
— Убрать эту падаль!
И Николаю:
— К Грошеву!
И сел в свою «семерку». Колеса на ней уже успели сменить, а два умельца из соседнего автосервиса вставили новое лобовое стекло.
— Шевелись! — прикрикнул Марат, заметив, что Николай от растерянности замешкался.
Телохранитель послушно подчинился. «Семерка» круто развернулась на площадке перед баром и ушла к шоссе. На мостике она едва разминулась с милицейской патрульной машиной, привлеченной, по-видимому, звуком выстрелов.
— Откуда они взялись? — с недоумением спросил Николай, но Марат на его слова даже внимания не обратил, лишь приказал:
— Быстрей!..
