Энни на память пришел телефильм, в котором рассказывалось о кампании в защиту Майры Хиндли, инициированной лордом Лонгфордом. Его было невозможно смотреть. «Болотные убийцы» — так называли Майру и ее мужа — убили пятерых детей в возрасте от 10 до 17 лет. Это произошло еще до прихода Энни в полицию, но, как любой коп, она слышала о них и прослушивала записи, сделанные на допросах. Конечно, религия учит прощать, убеждает в возможности искупления греха, однако не нашлось христиан — лорд Лонгфорд не в счет, — готовых простить Майру Хиндли, хотя суд отнесся к ней менее сурово, чем к ее мужу. И та же самая история повторилась с Люси Пэйн — правда, обстоятельства сложились так, что она, избежав суда, оказалась в одиночном заключении в своем собственном теле.
Томми Нейлор и остальные члены команды Энни провели весь день в Западном Йоркшире, беседуя с родственниками жертв супругов Пэйн, а Рыжая в это время пыталась разузнать, как сложилась жизнь Кирстен Фарроу. Разговаривая с Нейлором по мобильному телефону, Энни почувствовала, что его, как и ее саму, накрыло сильнейшей волной депрессии. Когда приходится встречаться со страдающими людьми, потерявшими веру в справедливость, не так-то просто исполнять долг полицейского.
Она решила прибегнуть к наилучшему расслабляющему средству — полежать в ванне, отрешившись от тяжких раздумий, как вдруг раздался стук в дверь. Сердце забилось так сильно, что казалось, вот-вот выскочит из груди. В голове мелькнуло: Эрик каким-то образом узнал, где она живет. Нет уж, Энни не желала его видеть! Она не станет открывать, пусть думает, что ее нет дома. Но стук повторился, тогда Энни на цыпочках подошла к окну и, осторожно отогнув край шторы, взглянула на непрошеного гостя. Темнота сгустилась, она не могла рассмотреть, кто именно стоит у двери, однако поняла, что это не Эрик. И тут увидела припаркованный напротив дома «порше». Бэнкс. Вот черти принесли! Его она тоже не хотела видеть, и не только из-за своего нелепого поведения вчера вечером. Бэнкс, похоже, отступать не собирался и постучал в третий раз. У Энни работал телевизор, и, хотя звук был выключен, он, видимо, разглядел светящийся экран.
Открыв дверь, Энни шагнула в сторону, давая ему пройти. В руках Бэнкс держал бутылку вина в подарочном пакете. Он явился предложить мир? С чего бы? Уж если кто и должен приходить с оливковой ветвью, так это Энни. Бэнкс, этот проклятый тактик, умел разоружить противника еще до того, как сказано первое слово. Или она к нему несправедлива?
— Как ты узнал, что я здесь? — спросила она.
— Заглянул наугад, и, видишь, повезло, — ответил Бэнкс. — Фил Хартнелл сказал мне, что ты сегодня была в Лидсе и разговаривала с Клэр Тос, вот я и подумал, что ты, скорее всего, не станешь возвращаться в Уитби.
— Вот поэтому ты старший инспектор, а я всего лишь инспектор.
— Элементарно, Ватсон.
— Ты бы хоть позвонил.
— Тогда бы ты сказала, чтобы я тебя не беспокоил.
Энни молча крутила прядь волос. Он прав, причем как всегда!
— Ладно, заходи, раз уж пришел.
Бэнкс протянул ей бутылку.
— Намекаешь, что надо бы выпить? — спросила Энни.
— Не откажусь.
Энни пошла на кухню, открыла бутылку «Вакейрас», французского красного вина. Они с Бэнксом пили его раньше. Ничего особенного, но вино хорошее. Она наполнила его бокал из бутылки, а в свой налила дешевого «Соаве», вошла в гостиную, поставила перед ним бокал и уселась в кресло. Неожиданно ей показалось, что комната мала для них двоих.
— Включить музыку? — спросила она, чтобы прервать молчание, — музыку слушать ей вовсе не хотелось.
— Буду рад.
— Тогда выбери сам.
Бэнкс опустился на колени перед полочкой с небогатой коллекцией дисков и вытащил «Путешествие в Сатчидананду» Элис Колтрейн. Энни мысленно поаплодировала его выбору. Эта композиция как нельзя лучше соответствовала ее настроению, а замысловатые пассажи арфы на фоне медлительного баса всегда ее успокаивали. Она вспомнила, что прошлым вечером, когда она пришла к Бэнксу, у него дома звучал Джон Колтрейн, но слушать самого маэстро ей было менее приятно, чем его жену.
— Как прошла твоя беседа с Клэр Тос? — спросил Бэнкс, усаживаясь в кресло.
— Ужасно и практически без пользы, — ответила Энни. — Мне кажется, она не причастна к этому убийству, но она… как бы это сказать… негодует. Не думаю, что Клэр способна на месть. То, что произошло с ее подругой, непоправимо повлияло и на нее.
— Она все еще винит себя?
— Еще как! Она намеренно уродует себя и принижает свои умственные способности и возможности. Ее папаша сбежал от них, но это, похоже, не помогло. Мамаша, кажется, прочно присела на антидепрессанты.
— Проверили родственников жертв?
— Пока не всех. Общее мнение — существующее юридическое законодательство пощадило Люси Пэйн, а Бог — нет; все рады, что ее убили. Это принесло им «облегчение».
— Это слово означает сейчас все, что угодно, — вздохнул Бэнкс. — Сколько людей произносит его, оправдывая им свои грехи.
— И все-таки мне кажется, что ты не вправе порицать их, — упрямо произнесла Энни.
— Так по делу совсем ничего не прояснилось?
— Я бы так не сказала. У меня сегодня была короткая встреча с Чарльзом Эвереттом, перед тем как я поехала сюда. Он клянется, что не знает ничего о Мэгги Форрест, однако если она сейчас здесь, то нам придется рассматривать ее как главного подозреваемого. Люси Пэйн дружила с ней, использовала ее, а потом предала, и не исключено, что Мэгги рассматривает месть как способ сбросить с себя груз прошлого, освободиться от него.
— Вариант, — согласился Бэнкс. — А ты выяснила, где она сейчас живет?
— Пока нет. Рыжая попробует завтра узнать у издателей. Кстати, появились кое-какие новые факты.
Энни вкратце изложила версию Леса Ферриса, и Бэнкс выслушал ее даже с большим вниманием, чем она ожидала. Многие успешно раскрытые им преступления были связаны с другими, совершенными десятки лет назад, поэтому он с интересом относился к подобным «временным связям».
— Еще — Рыжая проследила дальнейшую судьбу Кита Макларена, австралийца, — добавила Энни. — Он вернулся в Сидней и работает в юридической фирме. Похоже, он окончательно выздоровел. Хорошо бы узнать, вдруг он хоть что-то вспомнил.
— Так ты собираешься ехать в Австралию?
— Ты что, шутишь? Позвоню ему в уик-энд.
— А что известно о Кирстен Фарроу?
— Рыжая пытается отыскать и ее тоже. Пока о ней ничего не известно. Странно, но создается впечатление, что она просто исчезла. Мы, как нам кажется, проверили все возможные источники информации, но примерно с девяносто второго года никаких сведений о ней нет: Кирстен Фарроу словно перестала существовать. Отец ее умер десять лет назад, мать в доме хроников — у нее болезнь Альцгеймера, — так что толку от общения с ней немного.
Мы пытаемся разыскать ее подругу-сокурсницу, Сару Бингем, с которой Кирстен до своего исчезновения жила в Лидсе. Рыжая выяснила, что Фарроу перешла на юридический факультет, так что направление поиска у нас вроде бы есть, но работа тянется чертовски медленно, поскольку собирать сведения нужно тщательно и к тому же осторожно.
— Да, это самая трудоемкая стадия расследования, — согласился Бэнкс. — Выжидать, копаться, проверять, уточнять. А ты не думала, что Кирстен может сейчас жить за границей?
— Но тогда она не представляет для нас интереса, согласен? Да, и вот еще что: Лес Феррис обещал добыть локоны девушек, обнаруженные в доме у Исткота в восемьдесят девятом году, тогда мы сможем сравнить волосы Кирстен с теми волосами, что найдены на одеяле Люси Пэйн. Это подтвердит или исключит версию о связи между нынешним и прошлым преступлениями.
— Данные, полученные при исследовании волос, часто бывают весьма неточными, — напомнил Бэнкс. — Однако если волосы совпадут, этого будет достаточно, чтобы решить, по какому пути двигаться дальше. Итак, каков твой план?
— Продолжать поиски. Искать Кирстен и Мэгги. Ну и Сару Бингем. Найдем — тогда и решим, разрабатывать их дальше или вычеркнуть из списка подозреваемых. Других версий у нас пока попросту нет. — Энни замолчала, слушая звуки арфы, от которых у нее мурашки по спине побежали, сделала глоток вина и решительно произнесла: — Мне кажется, ты пришел не о расследовании поговорить, ведь так?
— Не совсем, — уклончиво ответил Бэнкс.
Энни отвела глаза в сторону:
— Перед тем как ты перейдешь к главной цели своего визита, я хотела бы извиниться за вчерашний вечер. Не знаю, что на меня нашло… Правда, мы выпили с Уинсом, потом я немного добавила у тебя, ну крыша и поехала. Может, я просто устала. Не надо было пить, тем более так много. С моей стороны непростительно так вести себя с тобой. Прости, пожалуйста.
Бэнкс молчал, Энни казалось, что ему слышно, как колотится ее сердце.