— Да, — ответил Полянский.
— Можете поставить ей на вид, оштрафовать или… я не знаю, как вы поступаете с нерадивыми сотрудницами, — насмешливо сказал полковник.
— Это почему? — вскинул брови директор.
— А вот почему, — с готовностью ответил полковник и показал губную помаду, осторожно держа тюбик за края. — Она убиралась здесь не далее как сегодня, причем крайне халатно. Но это, полагаю, не ее вина. Просто ее заставили убраться и сделать это очень быстро. Вы заставили, Владимир Игоревич. Убиралась она прямо перед нашим приходом, наспех, вымыть под кроватью не успела и не заметила закатившийся туда тюбик губной помады. Дальше. Хоть она и извела, наверное, не один литр дезинфицирующих средств, ей не удалось перебить запах дорогих духов. А это значит, Владимир Игоревич, что совсем недавно этот номер занимала какая-то женщина. Кстати, не подскажете, когда она ушла? Сегодня утром? Сразу после того, как стало известно о смерти Олега Никонова? Конечно, может быть, это губная помада Лебедева или самой неряхи-горничной, но я что-то не очень верю ни в то, ни в другое…
Брови директора снова сдвинулись над переносицей.
— Может, пригласим горничную? — предложил Гуров.
Полянский был в шоке. Он ничего не ответил. Повисла пауза, которую поддержали все участники осмотра — растерянная администраторша Света, гордый за свою прозорливость инвалид Дима и не знавшие, как на все это реагировать, его родители.
Наконец директор гостиницы, понизив голос, заговорил:
— Лев Иванович, давайте я вам объясню ситуацию. Только… — Полянский обернулся и сделал знак администраторше удалиться.
Света вышла в коридор.
— Нам лучше поговорить наедине, — добавил директор.
Гуров обратился к родителям Димы:
— Пожалуйста, пройдите в свой номер.
Те сразу же закивали, отец развернул коляску сына, направляясь в номер. Гуров задержал их, улыбнулся и протянул руку Диме.
— Спасибо тебе.
Парень с готовностью пожал руку Гурова. Вскоре вся семья скрылась за дверями номера, причем мать Димы кинула напоследок недовольный взгляд и на Гурова, и на Полянского.
Полковник прикрыл дверь. Полянский глубоко вздохнул, приложил руки к груди и заговорил хорошо поставленным и, как ему казалось, вполне убедительным голосом, стараясь придавать интонациям оттенок искренности:
— Лев Иванович, в этом номере действительно жила женщина.
Произнеся эту фразу, Полянский принял вид человека, который с достоинством готовится встретить смерть.
— Так, это очень интересно, — подбодрил его Гуров. — И это, — он указал на уже упакованную в полиэтиленовый пакет помаду, — ее?
Владимир Игоревич как-то сконфуженно опустил глаза и склонил голову набок, как бы подтверждая: «Да, ее!»
— Продолжайте, — подбодрил директора гостиницы Гуров.
— Но вы понимаете, Лев Иванович, это приличная женщина, приличная! — повысил голос Полянский и тут же, словно спохватившись, смутился: — Никто не должен был знать, что она находится у нас.
— Еще интереснее, — насторожился полковник.
— Эта женщина вряд ли имеет отношение к тому, что случилось в соседнем номере…
— Это надо проверить, — спокойно произнес Лев. — Если действительно не имеет, к ней не будет никаких претензий. Так что же это за приличная женщина и почему она жила здесь инкогнито?
— Она жена одного очень влиятельного человека, — глядя в пол, ответил Полянский.
— Какого?
— Я бы не хотел… — начал было Полянский.
— А придется… — перебил его Гуров.
Полянский закатил глаза к потолку, как бы собираясь с духом, и наконец произнес:
— Ее зовут Абрашина Людмила Николаевна.
— А муж ее, соответственно, Абрашин? — уточнил полковник.
— Соответственно, — согласился Полянский.
— А кто он такой?
— Это уважаемый человек, — ответил директор гостиницы, сделав акцент на слове «уважаемый».
— Кем же он уважаемый?
Полянский замялся.
— Бизнесмен? — продолжал выпытывать Гуров.
— Да, он бизнесмен, но чем именно занимается, я не знаю.
— Хорошо. Значит, вы приютили у себя жену этого уважаемого бизнесмена на несколько дней, причем пребывала она у вас здесь тайно. Интересно, с какой целью?
— Лев Иванович! — вновь перешел на доверительный шепот Полянский. — Но вы же понимаете, что я не стану задавать таким людям подобных вопросов! Мало ли с какими целями…
Гуров пытливо посмотрел ему в лицо.
— Ну а почему она сбежала так поспешно? Боится полиции?
Полянский длинно выдохнул:
— Я бы сформулировал это не как боязнь, а как нежелание.
— Но у этого нежелания должны быть причины, — заметил Гуров. — Откуда оно у приличной женщины?
Полянский не отвечал. Гуров задал следующий вопрос:
— Что за молодой человек посещал этот номер? Ведь именно его видел мальчик-инвалид?!
— Насчет молодого человека — не знаю! — прижал руки к груди Полянский. — Постояльцы нам платят и принимают у себя кого хотят и когда хотят.
— Понятно. Значит, молодой любовник? — хмыкнул полковник.
Полянский вздохнул и покачал головой.
— Может быть, дела любовные, может быть, деловые встречи — меня это не касается.
— А все же, Владимир Игоревич, что за молодой человек? — настаивал Гуров.
— Лев Иванович, не знаю! — снова прижал руки к груди директор гостиницы. — Я никогда его не видел.
— А кто видел? У вас камеры есть?
— Камеры есть.
— Придется записи изъять и просмотреть.
Полянский скорбно склонил голову в знак вынужденного согласия.
Гуров счел разговор законченным и, забрав пакетик с губной помадой, вышел в коридор. Там ему встретился поляк, который с папкой в руках направлялся к выходу из отеля.
— У вас ко мне есть еще вопросы? — спросил он.
— Вы видели кого-нибудь из тех, кто жил в этом номере? — Полковник указал на дверь, из которой только что вышел.
Поляк отрицательно покачал головой.
— Тогда вопросов больше нет, — сказал Гуров и пошел в номер, где возле мертвого тела Олега Никонова заканчивал свою работу эксперт.
Крячко лениво открыл глаза и осмотрелся. Было утро. Из домашних уже никого не было, поэтому Станислава никто и не разбудил. Поднявшись с кровати и посмотрев на часы, он увидел, что время давно перевалило за девять часов. Но полковника сейчас это не волновало. Он не сомневался, что имеет законное право опоздать на службу, поскольку накануне пережил почти хирургическое вмешательство. И вообще, можно было бы с чистой совестью взять больничный. Однако Крячко все-таки склонялся к мысли, что больничный из-за потери зуба ему никто не даст, а генерал-лейтенант Орлов будет крайне недоволен, узнав, что Стас не просто провалял дурака все предыдущие дни, а еще и претендует на дополнительный отдых. Да и перед Львом было неудобно — он и так все это время отдувался за двоих, благо, дел срочных не было. К тому же, лишившись ненавистного зуба, Стас, избавился от боли, если не считать немного саднившую ранку. Но это уже было сущей ерундой, на которую не стоило обращать внимания. Словом, Крячко решил отправиться на работу.
Он опустил ноги на пол, с первого раза попал в тапочки (это еще больше подняло настроение) и пошлепал в кухню.
Готового завтрака там не было, поэтому пришлось готовить самому. А всерьез заниматься приготовлением пищи Станислав не любил. Он достал из холодильника толстый ломоть сала с розовыми прожилками, щедро настрогал его на сковороду и поставил на огонь. Разбив два яйца о край этой же сковороды и умудрившись при этом уронить еще одно яйцо на пол, Крячко принялся ждать, когда будет готов его кулинарный шедевр.
Вообще, к кулинарному делу Крячко подходил своеобразно. В отличие от педантичного Гурова, который все делал строго по рецепту, Крячко исповедовал «творческий подход», как сам его называл. Заключался он в том, что Станислав, не заморачиваясь, просто вываливал в сковородку все, что находил в холодильнике, перемешивал, поливал яйцами и зажаривал. Правда, порой он мог смешать совершенно несочетаемые продукты, как, например, колбасу и дольки ананасов, но все равно в итоге получалось очень даже вкусно. Однажды он, за неимением майонеза, сметаны и кетчупа, полил свой шедевр ряженкой. Нежная консистенция необычного блюда тогда просто восхитила Стаса. Но сегодня набор продуктов был классическим — сало и яйца, — и соответственно блюдо получилось традиционным.
Позавтракав и выпив чашку кофе, Крячко с довольной улыбкой отправился на работу. Машину он решил не брать, так как вчера, вернувшись из аптеки исцеленным, на радостях изрядно «принял на грудь».
Добравшись до отдела, сыщик с довольным видом и горячим желанием включиться в процесс проследовал в свой кабинет. К великому сожалению, своего боевого товарища Льва Гурова Стас на месте не обнаружил. Сидеть одному было скучно, к тому же очень хотелось похвастаться счастливым выздоровлением, и он решил отправиться к Орлову.
