был студентом-медиком.
— Неплохо, — отвечает Боб. — А я в двадцать лет устроился слесарем на завод, где работал мой отец.
— О, понятно, — говорит Ибрагим. — Расскажешь подробнее?
— Нет, нет, — качает головой Боб. — Расскажи лучше о себе, Ибрагим.
— Ты уверен?
— Ну, у нас есть полчасика.
— Что ж, — говорит Ибрагим и откидывается на спинку стула. Он предпочитает не смотреть прямо на Боба. Вместо этого он смотрит на картину на стене с изображением лодки; картину, которую он много лет переносил с собой из офиса в офис. — Я жил в Эрлс-Корте, знаешь, где это?
— Да, это в Лондоне, — отвечает Боб.
— Именно так. У меня было очень мало денег, но я получал стипендию, которая помогала сводить концы с концами. Обычно я учился весь день, а вечером возвращался домой, в крошечную комнатушку. Это было в 1963 году, если правильно помню.
— Время «Битлз», — говорит Боб.
— Время «Битлз», — соглашается Ибрагим. — Мой английский был неплох, я учил его в школе. Я достаточно хорошо ладил с сокурсниками, мне нравилось обедать в кафе, а иногда я ходил слушать джаз. Когда это было бесплатно.
— Звучит приятно, — замечает Боб. — Можно мне бисквит?
— Прошу. — Ибрагим указывает на тарелку. — Однажды вечером я познакомился с человеком по имени Мариус.
— Ясно.
— Ему тоже нравился джаз. Не так сильно, как мне; я джаз очень любил, но он вполне им наслаждался, и я познакомился с ним в пабе недалеко от Кромвель-роуд. Он назывался «Черриз».
Боб хмыкает.
— Его там больше нет, — говорит Ибрагим. — Теперь там супермаркет «Теско Метро».
— Это еще не всё? — спрашивает Боб.
— Обычно я там бывал один. Брал с собой газету, даже читаную, — просто чтобы сидеть одному было не так неловко. А Мариус сидел за соседним столиком, тоже с газетой. Как думаешь: нам уже пора идти к Джойс?
Боб смотрит на часы:
— У нас полно времени.
Ибрагим кивает:
— Да, наверное, так, Боб. Я узнал, что Мариус — немец. Но по внешнему виду ни за что не скажешь. Во всяком случае, мне показалось, что он похож на финна. Первые его слова, обращенные ко мне, были: «Я думаю, ты уже читал эту газету», а мои первые слова: «Боюсь, я не помню», после чего он угостил меня выпивкой. Тогда я толком еще не пил, но попросил пинту, потому что приятно же вписываться в компанию, верно?
— Верно, — соглашается Боб. — Людям нравится, когда ты на их волне.
— Я пил очень долго. Он — гораздо быстрее. Или так, как обычно пьют… ну, знаешь…
— Просто в сравнении, — подсказывает Боб.
— Да, — произносит Ибрагим. — Мы поговорили, он рассказал, что изучает химию в Имперском колледже, который тоже в Лондоне…
— Я знаю, — кивает Боб, протягивая руку за очередным куском бисквита. — Никогда не получается съесть только один, правда?
— Сочетание сахара и жира сводит нас с ума, — подтверждает Ибрагим. — В этот момент начал играть джаз-банд. Это был квартет, очень спокойный, но они знали свое дело, так что я стал слушать, и Мариус стал слушать, и не успели мы опомниться, как уже слушали вместе.
— Звучит славно.
— Да, это было именно славно, — говорит Ибрагим. — Самое подходящее слово. Не знаю, делал ли я в жизни прежде что-нибудь вместе хоть с кем-то. Когда Мариус пошел воспользоваться удобствами, в смысле в уборную, я допил остатки пинты, и к тому времени, когда он вернулся, я купил для нас еще по пинте. Он поблагодарил и спросил о том, бывал ли я в итальянском ресторане рядом с метро «Эрлс-Корт». Я не бывал, но сказал, что был, потому что не знал, как ответить правильно; и он предложил поужинать после того, как квартет закончит, но я ответил, что у меня другие планы, а он посоветовал их отменить.
— У тебя были другие планы?
— Тогда у меня вообще не бывало никаких планов, — признаётся Ибрагим. — В общем, я заказал в ресторане спагетти вонголе, и Мариус сказал, что возьмет то же самое.
— И что же было дальше? — спрашивает Боб.
— Это очень хороший вопрос, — говорит Ибрагим. — В каждой истории должно быть «Что же дальше?». Он проводил меня до дома, мы пожелали друг другу спокойной ночи, а потом он сказал, что если мне это интересно, то он будет в том же пабе в то же время на следующей неделе.
— И тебе было интересно?
— Было, — отвечает Ибрагим. — Так что я вернулся через неделю, опять с газетой, ну, чисто на всякий случай…
Боб кивает.
— И в этот раз я попросил бокал вина, — продолжает Ибрагим. — Потому что чувствовал, что могу говорить честно. Там был тот же квартет, мы пошли в тот же ресторан, мы говорили о Германии, мы говорили о Египте, мы говорили о том, почему оказались так далеко от дома, я даже немного рассказал о своем отце, чего не делал ни до, ни после. Конечно, надо было быть осторожными.
— Конечно.
— Через месяц или около того мы сняли квартиру с двумя спальнями. В Хаммерсмите. Ты знаешь, где это?
— Знаю, — говорит Боб.
— Мариус устроился на работу велокурьером в одну из газет, я устроился в магазин по продаже зонтиков — просто потому, что мы могли себе это позволить. Я продолжил свою учебу, он продолжил свою. Его ждала карьера. В корпорации «Байер» — была такая химическая компания и, возможно, есть до сих пор. Он был таким сильным и одновременно уязвимым, а я стал самим собой, что раньше считал невозможным. Иногда я несу много чепухи, Боб, но все мы когда-то испытывали чувства. Не думаю, что когда-нибудь раньше я произносил такое вслух…
— Нет, — говорит Боб. — Нет.
— Его учеба подходила к концу, — продолжает Ибрагим, глядя на лодку на стене, — и уже ждала работа в Манчестере. Так что пора было что-то решать. Все или ничего. Я не мог себе представить будущего. Ведь тогда к этому относились совсем не так, как теперь. Я не жалуюсь — мы рождаемся, когда рождаемся. Я подумывал о том, чтобы сменить университет и перевестись на север; мне даже сказали, что это не станет проблемой. Ведь у меня были довольно хорошие оценки. И вот я подумал: была не была. Понимаешь?
— Всегда надо пробовать, — кивает Боб. — И плевать на последствия.
— Плевать
