— Это дело судмедэкспертов, — сказал он. — Я только осматриваю место преступления и пытаюсь восстановить ход событий.
Линда устало покачала головой.
— Ты никогда не умел мне врать. Маму ты еще мог обмануть, но меня — никогда.
— Разве я хоть раз сказал Моне неправду?
— Ты никогда не говорил ей, как сильно ты ее любишь. А молчание в некоторых случаях может быть приравнено к лжесвидетельству.
Валландер недоуменно смотрел на дочь. Он никак не ожидал, что Линда владеет такой лексикой.
— Когда я была маленькой, то читала тайком все бумаги, которые ты приносил с работы. А иногда, если ты занимался чем-то особенно увлекательным, даже звала друзей. Мы сидели в моей комнате и читали выписки из свидетельских показаний. Тогда я и научилась многим словам.
— Я даже понятия об этом не имел.
— А это и не предполагалось. Скажи лучше, кого ты думал обнаружить в нашей квартире.
Разговор сделал крутой вираж. Валландер сразу решил, что расскажет дочери хотя бы часть правды. Он стал объяснять, что известны случаи — очень редкие — когда полицейские, занимающие такую должность, как у него, и к тому же часто мелькающие на страницах газет и на экране, попадали в поле зрения преступников, приковывали к себе их внимание. Точнее, возбуждали интерес. В общем-то, вполне естественное явление, и волноваться тут не о чем. Сложность лишь в том, что никогда не знаешь, где естественный интерес переходит в неестественный. Поэтому разумнее признать существование такого внимания и разобраться, почему преступник выбрал именно тебя. Но в любом случае, до беспокойства здесь еще далеко.
Линда не обманулась ни на минуту.
— Знаешь, в этой комнате я не увидела никого, кто бы «отдавал себе отчет» и собирался в чем-то разбираться — это с кастетом-то на руке! Я увидела только папу, который работает в полиции. И который чем-то напуган.
— Может быть, мне приснился кошмар? — неуверенно сказал он. — Лучше расскажи, почему тебе не спалось.
— Я все думаю, что́ из меня получится, — ответила Линда.
— Ваш спектакль был просто замечательным.
— Но нам бы хотелось еще замечательнее.
— Что ж, у тебя есть время, чтобы испытать свои силы.
— А вдруг я захочу заниматься чем-то совсем другим?
— Чем, например?
— Вот в том-то все и дело. Об этом я и думаю, когда просыпаюсь. Лежу с открытыми глазами и думаю о том, что так до сих пор и не решила, чем я хочу заниматься.
— Но ты всегда можешь разбудить меня, — сказал Валландер. — Я полицейский, и уж если чему-нибудь научился в жизни, так это слушать. Вот только, боюсь, ответа тебе лучше поискать у других.
Она положила голову ему на плечо.
— Я знаю, — вздохнула она. — Ты хорошо слушаешь. Гораздо лучше, чем мама. Но ответ должна дать я сама.
Они еще долго сидели на диване и разошлись в четыре часа, когда уже совсем рассвело. Засыпая, Валландер вспоминал слова Линды, которые его очень обрадовали. Слова о том, что он слушает гораздо лучше, чем Мона.
В другое время он обрадовался бы этому комплименту еще больше. Но не сейчас. Сейчас у него есть Байба.
Валландер встал, когда на часах еще не было семи. Линда спала. Перед выходом он наспех выпил чашку кофе. Погода по-прежнему радовала, но ветер усилился. В управлении Валландер сразу столкнулся с Мартинсоном, который, заметно волнуясь, стал жаловаться на проклятое расследование. Свалилось, как снег на голову. Теперь и с отпусками — полная неразбериха: у многих отдых откладывается на неопределенный срок.
— Дело идет к тому, что у меня отпуск будет только в сентябре. А кому он тогда, к черту, нужен? — раздраженно заключил он.
— Мне, — ответил Валландер. — В сентябре мы с отцом собирались ехать в Италию.
Закрыв за собой дверь кабинета, Валландер неожиданно осознал, что сегодня уже среда, шестое июля. В субботу утром, без малого через три дня, он должен встречать Байбу в Каструпе. Только сейчас он всерьез задумался о том, что поездку придется отменить или, по крайней мере, отложить до лучших времен. В лихорадке последних недель ему удавалось обходить эту мысль стороной. Но теперь он понял, что дальше так продолжаться не может. Он должен сдать билеты и отказаться от номера в гостинице. Больше всего он боялся реакции Байбы. Валландер сидел не шевелясь и вскоре почувствовал, что у него начинает болеть живот. Должен же быть какой-то выход, подумал Валландер. Байба может приехать сюда. Или нам все же повезет, и мы поймаем этого чертова сумасшедшего, который снимает скальпы?
Валландер боялся разочаровать Байбу. Конечно, она уже была замужем за полицейским, но ей наверняка представлялось, что в такой стране, как Швеция, все должно быть иначе. Ну что ж, дальше тянуть нельзя, нужно сообщить ей, что поездка в Скаген — так, как они ее планировали, — не состоится. Нужно прямо теперь снять трубку и позвонить в Ригу. И все-таки Валландер продолжал отодвигать неприятный разговор. Пока он был к нему не готов. Вместо этого Валландер положил перед собой тетрадь и составил список дел, связанных с отменой поездки.
Покончив со списком, Валландер снова превратился в полицейского.
Он еще раз обдумал все, что ему открылось накануне вечером, когда он сидел на скамейке. Перед тем как выйти из дома, он вырвал из тетради листки с вчерашними записями. Теперь он разложил листки перед собой и внимательно перечитал их. Выводы показались ему вполне убедительными. Валландер снял трубку и попросил Эббу разыскать Вальдемара Шёстена из управления полиции Хельсингборга. Через несколько минут Эбба перезвонила.
— Мне сказали, Шёстен по утрам возится с какой-то лодкой. Но он должен появиться с минуты на минуту. Скорее всего, он перезвонит тебе в ближайшие десять минут.
Шёстен объявился почти через четверть часа. Валландер выслушал все новости, которые у того накопились в связи с расследованием. Полиции Хельсингборга удалось разыскать свидетелей — пожилую супружескую пару, которая утверждает, что видела на Ашенбергсгатан мотоцикл в тот самый вечер, когда был убит Лильегрен.
— Надо как следует их расспросить, — сказал Валландер. — Это обстоятельство может иметь для нас большое значение.
— Я займусь ими лично.
— Я бы хотел попросить тебя еще об одном деле, — проговорил Валландер, наваливаясь грудью на стол. Он словно нуждался в какой-то опоре. — Оно может оказаться очень важным. Мне бы хотелось, чтобы ты разыскал женщин, которые бывали на вечеринках в доме Лильегрена.
— Зачем?
— Думаю, это нам поможет. Их необходимо найти. Мне нужно знать, что происходило на вилле. Так, будто я сам там побывал. Ты все поймешь, когда изучишь дело.
Валландер хорошо знал, что материалы, собранные по трем предыдущим убийствам, никак не объясняли его просьбы. Просто сейчас ему не хотелось вдаваться в объяснения. Пока он будет преследовать убийцу в одиночку.
— Итак, ты хочешь, чтобы я раздобыл шлюху, — проговорил Шёстен.
— Да. Если проститутки действительно участвовали в вечеринках.
— Так говорят.
— Пожалуйста, сообщи мне, как только будет результат. Я сразу же выеду в Хельсингборг.
— Допустим, я ее найду. Должен ли я ее задержать?
— За что?
— Не знаю.
— Я хочу просто поговорить с ней. Ничего больше. Наоборот, ты объяснишь ей, что нет никаких причин для беспокойства. Если мы ее запугаем, она станет говорить только то, что мы якобы хотим от нее услышать. И от разговора не будет никакого толку.
— Ладно, я постараюсь, — сказал Шёстен. — Хорошенькое ты мне дал задание, ничего не скажешь.
Поговорив с Шёстеном, Валландер вернулся к своим вчерашним заметкам. В начале девятого позвонила Анн-Бритт Хёглунд и сказала, что ждет его у дежурной части, чтобы идти в больницу. Валландер захватил куртку и спустился вниз. Он предложил пройтись до больницы пешком, чтобы у них было время подготовиться к разговору. Валландер обнаружил, что даже не знает имени девушки, которая дала ему пощечину.
— Ее зовут Эрика, — сказала Анн-Бритт. — Кстати, имя ей совсем не идет.
— Почему? — удивленно спросил Валландер.
— Когда я слышу «Эрика», то сразу представляю эдакую крепкую, здоровую женщину. Буфетчицу в гостинице или крановщицу.
— А мне мое имя подходит? — спросил он.
Анн-Бритт весело кивнула.
— Конечно, глупо считать, что имя связано с определенным типом личности, — сказала она. — Все это не более чем развлечение, игра, за которой не стоит ничего серьезного. Но с другой стороны, трудно представить себе кота по кличке Фидо. Или собаку Миссан.
— Ну почему же, есть и такие, — возразил Валландер. — Но давай вернемся к Эрике Карлман. Что о ней известно?
Анн-Бритт сообщила, что Эрике Карлман двадцать семь лет. Что она недолгое время работала стюардессой в маленькой английской авиакомпании, специализирующейся на внутренних чартерных рейсах. Потом она перепробовала много профессий, но нигде подолгу не задерживалась и ни к чему не проявляла особого интереса. Эрика Карлман объездила весь мир, получая от отца щедрое денежное содержание. Была замужем за перуанским футболистом, но их брак быстро распался.
