Дорофеев отдал деньги Вике. Это потом мужчины жалеют, а поначалу все «Викам». Батя, продолжая фиксировать взглядом руки, с первого раза открыл дверь сам, и всех троих чуть не снесли сыщики.
– …Ша, народ, похоже, со всеми договорились, – на правах старшего закончил разруливать Серпухов. – Забираем Дорофеева и… – он вчитался в документы второго, – гражданина Дортюка.
Вика зачем-то требовала взять ее с собой. Но ее послали. Тем более, что пупса оставить тогда было бы не с кем.
В машине Дорофеев несколько раз переспросил, почему Батя велел ему отдать деньги матери.
– Слышь, хоть теперь-то скажи – Вика сдала?
Батя хотел было объяснить, но ему вдруг стало грустно, и он лишь отмахнулся.
По приезде в отдел, дистанцируясь от неизбежной в такие минуты канцелярской рутины, Батя пошел в магазин. Купил на свои блок сигарет и бутылку пива («Вот, держи, черный „Петр“ и синяя „Балтика“ – я вроде бы ничего не перепутал?»), чему Дорофеев искренне удивился:
– Благодарю душевно, не ожидал! Возьми деньги.
– Не надо. Я обещал.
– А с Линчевским что делать будете?
– С каким Линчевским?
– Которого со мной привезли.
И только теперь Батя, вспомнив различие в фотографиях, окончательно врубился. Он подскочил со стула, метнулся к двери и громко прокричал в коридор:
– Народ, а где Дортюк?!
– Отпустили, он чистый. Проверили уже, чего отвлекаться-то? – со знанием дела доложил «молодой».
– Н-да! – почесал в затылке Батя. – Лажанулись, однако…
Дорофеев заулыбался:
– Не всё коту масленица – иногда и под хвост… Начальник, будь человеком, скажи – Вика сдала?
– Нет, не Вика.
– Слушай, откуда ты такой характерный взялся? Один на меня попер. А ведь немолодой уже.
– А ты что, Алеша Попович, что ль?
– А ты биографию мою знаешь?
– А ты что, писатель великий, чтоб я биографию твою изучал?
– Я бы мог…
– Проломить мне голову?
– Где-то да, – признался Дорофеев.
– Я бы тебе тоже что-нибудь проломил. Лежали бы сейчас в соседних палатах, через твой конвой переговаривались…
* * *
Субботний день прошел для Козырева под знаком цоевского пророчества: «Время есть, а денег нет, и в гости некуда пойти». Катя на весь день укатила к родителям, отдавать, по ее выражению, дочерний долг. Смолов, заехав с утра в офис на Итальянской, отправился к себе анализировать информацию. Встречаться с Полиной отчего-то не хотелось, хотя та в очередной раз и предлагала подъехать.
Словом, заняться было решительно нечем. Но тут вдруг нарисовался Лямка и предложил встретиться, благо повод имелся святой – благополучный уход на заслуженный отпуск. Это предложение оказалось очень даже кстати. Во-первых, сама собой отпадала проблема ужина – есть кому проставляться. Во-вторых, Паше до Лямкиного отъезда как раз требовалось уточнить пару моментов по изученным Иваном итогам работы наружки за Ольховской и Ладониным. Так что долго упрашивать не пришлось. «Почту за честь попить и съесть», – козырнул Козырев, и меньше чем через час друзья встретились на нейтральной полуподвальной территории с прокуренными сводами и залитыми пивом столами.
Посидели, потрепались. Выпили, не без этого. Иван как человек, ежедневно «пролетающий над гнездом кукушки», поведал последние байки и сплетни из «подворотни Генерального штаба». В свою очередь Козырев поделился своим наболевшим. В частности, пересказал Лямке историю с недавней «контрой», выставленной против них транспортной наружкой.
– …И все-таки я считаю, что зря им это дело с рук спустили, – возмутился Лямка, узнав, что эта некрасивая история завершилась красивым «ничем». – Если наши просто не захотели напрямую ссориться, нашли бы способ доложить в Москву.
– Перестань. Никто-никуда-ничего докладывать не будет. В нашем верховном руководство тоже ведь не идиоты полные. Даром что туда такой крендель, как Безмылов, затесался… Все прекрасно знают, что в той же Москве, почитай, каждое второе задание на наружку – коммерческое.
– Да брось ты! – усомнился Лямка. – Не может быть, чтобы каждое второе!..
– А как ты хотел? Все зарабатывают, как могут. С учетом того, что пользу лучше всего приносить в дом. Так скажи мне: кому, а главное, что в подобной ситуации предъявлять?
– А руководство, которое верховное, оно вообще в курсе?
– Естественно. Более того, уверен, что все, начиная от Фадеева и заканчивая все тем же Безмыловым, узнав об этом, праведным гневом воспылали. Вот только им не за державу обидно, а то, что «транспортники» потенциальных клиентов отбивают. Всё правильно – их прайс примерно на четверть скромнее будет.
– И каков нынче прайс?
– Установка по месту жительства – сто, по юрлицу – двести-двести пятьдесят. Аналитическая справка, в зависимости от темы и поставленных вопросов, – триста-пятьсот. Это в баксах. Наружка – восемьдесят евро. В час, – деловито пояснил Козырев. – Это я назвал средний ценник по городу. У эфэсбэшников и финансистов, скорее всего, чуть поболее. А вот аналогичные услуги на «железке» процентов на пятнадцать-двадцать дешевле.
– Пашк, – перешел на шепот Иван, – ты про эти дела столько всего знаешь, а сам-то как?
– Что «как»?
– По «леваку» работал?
– Нет. Только по «леваку офицальному». С которого тоже нехило обламывается, но не нам. А гласным операм, которые «левые» задания за долю малую подмахивают.
– А если бы предложили?
– Лямк, ну чего ты привязался? Если бы да кабы. Вот когда предложат, тогда и думать буду. Все, хорош, наливай…
Обсасывать наболевшую тему далее не стали: по выражению лица приятеля Козырев догадался, что конспективно изложенная им информация о злоупотреблениях в «грузчицкой среде» стала для кабинетного аналитика Лямина неприятным открытием. Но вскоре Паша совершил другую промашку – случайно сболтнул про телефонный диалог Ирочки и Ольховской. Лямка сделался чернее тучи: он подозвал официантку, мрачно повторил заказ в части его алкогольной составляющей и, как результат, под занавес вечера порядочно поднабрался. Распрощавшись с Пашей, Иван в категоричной форме отказался от сопровождения. Поймав тачку, он двинулся домой, полный решимости учинить молодой супруге классический домострой.
Полувыйдя, полувыпав из лифта, Иван выгрузился на лестничную площадку и, собираясь с мыслями, закурил. Странное дело, но двух оставшихся в смятой пачке сигарет на то, чтобы они, мысли, собрались, почему-то не хватило. Приходилось возвращаться таким, как оно есть. Неуверенной походкой Лямка подошел к двери. Несколько раз (чуть больше, нежели, это требуется по технике йоги) вздохнул, после чего с силой надавил дверной звонок.
Щелкнули замки, и на пороге возникла сердитая Ирина. Как всегда, в домашнем халатике, как всегда, запачканном чем-то детским.
– Совсем обалдел?! Чего трезвонишь-то? Своими ключами открыть не мог? Сашка спит!
Иван молча отодвинул ее от двери и, не раздеваясь, прошел на кухню. «Как в плохом кино», – промелькнуло у него в мозгу, но отступать было поздно. Ирина от такого поведения традиционно покладистого мужа даже рот открыла, но тут же своим женским чутьем уловила – «у нас проблемы». А посему решила напасть первой:
– И как это понимать? В доме, между прочим, ребенок, а ты на кухню в одежде.
– А что мне теперь на кухню – голым заходить?
– Очень смешно. Просто обхохочешься. Ты лучше посмотри на часы. Где ты был?
– Пиво пил, – неоригинально отозвался Лямка, пытаясь зажечь газ под чайником.
– Ну-ка, ну-ка… – Ирина углядела разбалансированную моторику не справляющихся со спичками пальцев супруга, подошла вплотную и принюхалась, – Ф-фу, гадость какая! Несет, как из помойного ведра. Что за дрянь ты пил?
– Коктейль «Субмарина».
– Чего-чего?
– Тебе рецепт продиктовать?
– А тебе не кажется, что ты хамишь?
– Не, я не хамлю. Пока. Но скоро начну.
– Так, приехали… Ну и с кем ты сегодня изволил нажраться? Опять со своими сисадминами? Мало вам будней, так еще и по выходным собираться стали? Понятно, их ведь дома жена с ребенком не ждут…
– Ни черта тебе не понятно. С Козырем я был, с Пашей Козыревым. Надеюсь, помнишь еще такого?
– Помню. Хотя какая разница? Хрен редьки не слаще, – опрометчиво заявила Ирина и тут же инстинктивно отшатнулась в сторону, поймав на себе очень недобрый…
Да что там недобрый – просто-таки ненавидящий тяжелый мужний взгляд. ТАК он на нее еще никогда не смотрел.
– Что ты сейчас сказала?!
– Я сказала, что сегодня суббота, которую ты вполне мог посвятить дому, сыну, – малость пошла на попятный Ирина. – Про себя я просто молчу… Вот ты сегодня весь день пропьянствовал, а завтра вечером у тебя, видите ли, поезд. Конечно, ты ведь у нас на работе устаешь, тебе нужно уехать, расслабиться. Это только мне отдыхать не надо. Каждый день, как свадебная лошадь: морда в цветах, жопа в мыле.
