Второй за день визит Димы Травкина на квартиру Вики, естественно, ничего не дал. Отправивший его туда Серпухов, по правде сказать, на это и не рассчитывал: надо быть полным идиотом, чтобы после столь невероятного соскока вернуться и занять исходную позицию. Вика пояснила Травкину, что чернявенького парня видела впервые, к Дорофееву он пришел примерно за полчаса до приезда оперативников, и вроде как зовут его Эдиком. А вообще – «не сторож она приятелям Дорофеева», которым, с ее слов, несть числа. Ничего иного выжать из Вики не удалось. За исключением разве что шерстяных носков и банки компота, которые та попросила передать в камеру Дорофееву. Из чего Серпухов заключил, что вертевшийся на кухне пупс был прижит Викой от него, хотя соответствующие странички в паспорте Дорофеева были девственно чисты. Кстати сказать, если Вику умыть-приодеть-причесать, баба получилась бы вполне ничего себе. Конечно, не Клаудия Шиффер, но все же. Так что не очень понятно, с чего это вдруг Дорофеева сподвигло рискнуть пойти на столь непопулярную статью – то ли пьянка, то ли внезапно взбрыкнувшее либидо. В общем, какая-то генитальность бытия.
По возвращении Травкина с Сампсониевского «Эдика», естественно, прокинули по базам. Если предполагать, что парень местный, то на город и область пришлось всего трое Эдуардов Линчевских. Из них по возрасту – только один. И действительно сидел по малолетке – снова Бате зачет. Прозвонились в адрес регистрации. Там сказали, что было такое дело, но уже с год как не живет, съехал, а куда – неизвестно. Собственно, на этом мини-розыскные действия по лже-Дротюку и завершили. А смысл? К изнасилованию парень явно отношения не имел. Что же до «левого» паспорта, дело, в общем-то, житейское: не в этот, так в другой раз спалится. Обидно, конечно: имелись все шансы с одной кавалерийской атаки сразу две палки срубить. Ну да чего уж теперь…
* * *
«Каждая несчастная семья несчастлива по-своему», – писал в свое время классик. И в данном случае, зная его непростую биографию, у нас нет оснований ему не доверять.
Ольховская вырулила на Большой проспект и припарковалась у первой попавшейся на глаза кофейни. Целенаправленно искать заведение для вечерней релаксации не хотелось. В зеркало заднего вида она увидела, как вслед за ней схожий маневр повторил серебристый «Тахо», остановившись на корректно-уважительном расстоянии. Невзирая на то, что в данный момент хозяин продолжал париться в камере, а непосредственный начальник лежал под капельницей, система охраны продолжала работать, как отлаженный часовой механизм. Все эти дни люди Саныча ни на минуту не оставляли Полину без отеческой опеки. Поначалу это раздражало, даже бесило, но в какой-то момент Ольховская смирилась с тем, что ее жизнь априори является элементом высокобюджетного реалити-шоу «За стеклом».
Заканчивался очередной день неразберихи, суеты и ставшего обыденно-привычным нервяка. Заканчивался он очередной неопределенностью, причем практически по всем позициям. Разве что проведший все утро в офисе «Золотого слитка» Смолов немного обнадежил, сообщив, что раскопал нечто очень важное. Способное якобы максимально продвинуться по всей цепочке. Другое дело, что Полина не вполне доверяла этому чересчур, как ей казалось, самоуверенному менту, подрядившемуся в добровольные помощники за солидное вознаграждение. Наемник, он и есть наемник.
Ольховская вздохнула, устало откинула челку со лба и принялась рыться в сумочке в поисках помады. В хаосе набросанных в маленький женский мир документов, трех флаконов духов (на разное настроение), записной книжки, двух мобильников и «дико модного» романа некоего Сергея Минаева помада находиться категорически не желала. В конце концов, Полина бросила это бесполезное занятие. Она еще немного посидела в машине с включенным кондиционером и направилась в кафе. В отличие от простых смертных, Ольховская могла позволить себе такую роскошь, как не ставить машину на сигналку. Было кому присмотреть.
Заведение, в которое занесло Полину, оказалось не из простых. Годика полтора назад она бы всяко миновала его с гордым видом, поскольку жаба, бросив лишь беглый взгляд на здешний ценник, задушила бы однозначно. Внутренний интерьер почему-то показался знакомым. И все то время, пока она ждала степенного официанта с заказом, Полина развлекала ум ловлей воспоминаний. И вспомнила: именно в такой вот полуподвальной кафешке с удивительно схожим дизайном она сидела в своей прошлой, а то и в позапрошлой жизни. В зависимости от точки отсчета – можно и так и эдак. Сидела и мысленно раскладывала пасьянсы своей непутевой, как ей тогда казалось, бабьей судьбы. Пасьянсы сулили исключительно бубновые хлопоты, и в результате всё тогда закончилось слезами. Было это до Ладонина.
Отныне свою жизнь Полина строго делила на «до Ладонина» и «после». Причем более-менее размеренно мысли текли вплоть до рубежа «после».
«Интересно, когда и с чего вдруг я стала задумываться о том, что оно, это самое „после“, когда-то может произойти?… Идиотка! Нерпа глупая! Ну и чего тебе, дуре, не хватает?!»
Разозлившись на себя, она нервно схватила чашку, которую бесшумно принес молчаливый официант. Сделала большой глоток, больно обожгла губы и закашлялась. «Квартира, дом, машины, шмотки, заграница, персональный счет в банке… Перечислять дальше? Рядом мужик, который тебя обожает. Опять мало? Чего еще изволите, Полина Валерьевна? И разве не к этому вы стремились в те времена, когда даже покупку новых колготок требовалось планировать заранее? Исходя из текущего состояния… нет, не банковского счета, а всего лишь вечно дохленького кошелечка?»
Внутренний голос немедленно зацепился за глагол «обожает». А, собственно, так ли она уверена в том, что Игорь до сих пор ее «обожает»?… Хотя бы перед собой, Полина Валерьевна, следует быть честной: если и «обожает», то уж всяко не так, как это было на заре вашего романа.
Да, когда-то случился в ее жизни обувной бутик, в котором она впервые, вкупе с новыми туфлями, примерила на себя роль Золушки. Собственно, с этого дня в их отношениях все и началось. Прогулки – пешие и на авто, по воде и даже по воздуху. Цветы – море, океаны цветов. Дорогие рестораны и еще более дорогие подарки. И, конечно же, объятия, поцелуи – страстные, до одури, взасос. На улице, в машине, в подъезде, в лифте – когда просто нет никаких сил и терпения дождаться абсолютного уединения. Был даже экстремальный секс в туалетной комнате (причем в дамской) в каком-то навороченном кабаке.
«Когда же все это закончилось? И самое главное – почему?» Полина не в первый раз задавалась подобными вопросами. Вот только всякий раз избегала давать на них точный ответ. Словно чувствовала, что ответ сей может оказаться для нее крайне неприятен.
Остывший кофе неприятно диссонировал с до сих пор саднящими ошпаренными губами. Ольховская взмахнула рукой, и, как по мановению волшебной палочки, у ее столика материализовался давешний гарсон. Еще через пару минут рядом с ней снова возникла дымящаяся чашечка эспрессо.
Полина вытащила из сумки пачку сигарет, которые нашлись не в пример быстрее помады. Обычно она старалась не курить при Ладонине, хотя тот и не запрещал. Но ей почему-то всегда казалось, что дымящаяся в женских пальцах сигарета – это неизменный спутник и символ одинокой или, как минимум, брошенной женщины. В общем, бабы с проблемами. Что ж, сейчас она полностью соответствовала созданной своим воображением картинке. Так когда же ЭТО закончилось?
Полине припомнился один необычный весенний питерский вечер. Тогда после традиционного ресторана Ладонин почему-то решил поехать домой не сразу. Они довольно долго колесили по погружающемуся в сумерки городу и по большей части дружно молчали. О, когда-то они умели делать и такое!..
Наконец, Ладонин свернул на Крестовский остров:
– Знаешь, раньше я частенько приезжал сюда. Особенно когда долго не мог уснуть. Или когда кошки на душе скреблись и царапались, – пояснил Игорь. – Здесь есть одно место… Сейчас, подъедем, покажу… Я ставил там машину, выходил… Почему-то только там я и мог отдохнуть. По-настоящему.
Закончились дома, стали редеть деревья, а вдали показалось небольшое озерцо. Именно к нему и рулил Ладонин. Он остановил машину, заглушил двигатель и прикрыл глаза. И вот тогда… Да-да, пожалуй, именно тогда они впервые молчали не вместе. Игорь словно бы ушел глубоко внутрь себя. Он больше не делил себя с нею, оставив Полину одну.
Глядя на него, в какой-то момент Ольховская вдруг страшно испугалась и кинулась теребить его за плечи, требуя внимания. Ладонин открыл глаза и внимательно посмотрел на нее, усердно старающуюся улыбнуться как можно кокетливей и соблазнительней. Но когда Полина, решив, что «клиент созрел», потянулась к нему с поцелуем, Игорь случайно (а случайно ли?) отвернулся и завел мотор…
