– Давай, – охотно согласился Алексей. – Если ты не поздно освободишься. Плова в исполнении Надежды Ростиславовны я еще не пробовал.
– Ну да, – засмеялась она, – ты больше к папиным знаменитым цыплятам привык. А мама за то время, что в Швеции жила, совсем от кухни отвыкла, теперь форму набирает. Так что готовься к тому, что в течение нескольких месяцев она будет угощать нас, мягко говоря, странной едой.
– Что в подарок повезем?
– Не знаю. – Она беззаботно пожала плечами. – На ходу придумаем.
– Ася, нельзя же быть такой легкомысленной, – упрекнул ее муж. – Когда мы поедем, если вообще поедем, все магазины будут уже закрыты.
– Ой, ну ладно тебе, – досадливо отмахнулась Настя, – вечно ты со своей правильностью меня уедаешь. У меня голова трупами забита, а ты с глупостями пристаешь. Купим что-нибудь, не проблема.
Лешка обиженно умолк, с ожесточением распиливая ножом жареное мясо. Покончив с мясом, Настя налила себе кофе, закурила, задумчиво повертела сигарету в пальцах и взяла ее так, как просил за день до этого Стасов. Ей было неудобно, пальцы пришлось держать согнутыми в непривычном положении, а не свободно выпрямленными, как она привыкла.
– Ты что? – удивился Леша. – Откуда эти подзаборные жесты?
– Да так, – неопределенно ответила она. – Непонятный случай попался. Человек, который на людях держит сигарету так, как обычно и я ее держу, в момент, когда его никто не видит, держит ее совсем по-другому. Как ты думаешь, почему? Я проверяла, он никогда не сидел и даже не арестовывался. Так откуда у него взялась эта привычка?
– Асенька, я, наверное, не прав, но ты забыла свое славное физико-математическое прошлое.
– То есть?
– Представь себе, что ты проводишь серию экспериментов с пластинами из молибдена. В девяти первых случаях приборы ведут себя совершенно определенным образом, а в десятом – совсем по-другому. Какой вывод ты сделаешь?
– Или сломался прибор, или пластина оказалась из другого металла, – ответила она не задумываясь.
– Вот именно, что и требовалось доказать. В борьбе с живыми людьми ты утрачиваешь способность к чистой, не замутненной эмоциями логике.
Она резким жестом затушила окурок и залпом проглотила остатки кофе.
– Лешка, я – гений.
– Да ну? Свежая мысль. И в чем это выражается?
– Я правильно выбрала себе мужа. Из тысяч мужчин я выбрала единственного, а это дорогого стоит.
– Ну, положим, твоя гениальность, которая проявилась в выборе меня, несколько уступает моей настойчивости, с которой я тебя добивался. Так что не присваивай себе мои лавры. В конце концов, это был вопрос не твоей гениальности, а моего терпения и твоего упрямства. Так что с молибденом-то, я не понял?
– Зато я поняла. Все, солнышко, я помчалась. Обед был замечательным, но молибден все равно лучше!
* * *
Все случилось именно так, как предрекал прозорливый Коротков. Сотрудники милиции, занимавшиеся убийством Натальи Досюковой, первым делом поехали к ней домой, вскрыли квартиру и тщательно ее обыскали. И, конечно же, нашли экземпляр соглашения, заключенного ею с частным детективом Стасовым Владиславом Николаевичем. К тому моменту, когда Настя получила из фотолаборатории снимки со страницами из архивных журналов, Стасов уже сидел в кабинете следователя в окружном УВД и терпеливо отвечал на задаваемые вопросы. Нет, вчера он с Досюковой не разговаривал и не знает, куда она собиралась ехать вечером. Нет, она никогда не говорила ему о том, что в Бирюлеве живут ее знакомые. Нет, в ходе проведения частного расследования он не столкнулся ни с чем, что могло бы пролить свет на причину ее убийства. Нет… нет… нет…
А Настя тем временем занималась нудной и кропотливой работой – составляла список рожениц, находившихся в чеховском роддоме одновременно с Галиной Ивановной Параскевич. Список оказался не очень большим, но ведь придется найти всех этих женщин и их детей. Затем она нашла все упоминания о чревосечении в период, близкий к году рождения Леонида Параскевича, и сделала то же самое – выписала фамилии рожениц. Вопрос с Параскевичем – отдельная песня, но неплохо было бы выяснить, не превратил ли доктор Пригарин свою работу в преступный промысел.
Полковник Гордеев слово сдержал и получил у руководства разрешение забрать дело об убийстве Натальи Досюковой на Петровку. В округе с облегчением вздохнули и с готовностью отделались от предновогоднего трупа.
К восьми часам суета улеглась, списки были составлены, и Настя с чистой совестью позвонила домой и сказала Леше, что готова ехать в гости к родителям. Конечно, ей очень хотелось поговорить со Стасовым, но она не решилась ему звонить. У человека всего четыре дня для общения с любимой женой, а ему и так уже настроение испортили вызовом к следователю. «Ладно, потерплю, – мужественно решила она, собираясь уходить. – Пусть старая тайна состарится еще на четыре дня, от нее не убудет».
* * *
Старший лейтенант Юлов никак не мог взять в толк, что же такое приключилось с Андреем Георгиевичем Туриным. Как подменили человека. Неужели болезнь могла сказаться на его памяти? Да нет, не такая это болезнь, чтобы мозги отшибло, рассудил Александр, начиная думать о том, не причастен ли Турин к убийству пятнадцатилетней девочки. В любом случае за бывшим учителем надо было понаблюдать, но тот действительно никуда из дома не выходил. Юлов съездил в издательство, где последнее время работал Турин, и там ему сказали, что новый редактор – человек очень дисциплинированный и безупречно грамотный. Ничего более существенного они добавить не смогли.
Юлов выяснил, что Андрей Георгиевич был женат, но давно, еще в студенческие времена. Брак оказался непрочным и очень быстро распался, но Юлов все равно решил навестить бывшую жену Турина. Как знать, вдруг она знает о нем что-то такое…
Но и тут время оказалось потраченным зря. Бывшая супруга учителя Турина не могла сказать ничего плохого о своем давнишнем муже.
– Вы не думайте, – говорила она Саше со смущенной улыбкой, – мы развелись не по вине Андрея. Это была моя вина. Андрюша прекрасно ко мне относился, не обижал, был заботливым. А я сорвалась. Знаете, в двадцать лет в голове одни глупости, кокетничала, флиртовала, все хотела себя взрослой женщиной почувствовать. Он очень переживал, но старался не показывать этого. А потом я влюбилась, потеряла остатки рассудка и ушла от него. Как жалела потом, вы не представляте!
– Почему же вы не вернулись к Турину? Неужели он бы не простил вас?
– Да какое там! Простил бы, конечно, но я-то сдуру сразу на развод подала и замуж выскочила за своего возлюбленного. Ребенок родился, а потом и с новым мужем развелась. Не везет мне. – Она шутливо вздохнула. – Но я не горюю, какие мои годы? Все еще впереди.
– Скажите, вы не замечали у Андрея интереса к совсем молоденьким девушкам, почти подросткам? – спросил Юлов.
Женщина озадаченно посмотрела на него.
– Какой странный вопрос… Что, Андрюша кого-то изнасиловал? Да нет, не может быть, никогда не поверю.
– Не волнуйтесь, пожалуйста, мой вопрос связан с тем, что Андрей Георгиевич был учителем пятнадцатилетней девушки, и девушка эта найдена изнасилованной и убитой. Круг подозреваемых очень велик, и Турин попал в него только потому, что знал потерпевшую. Вы же понимаете, я должен проверить всех людей, попавших в этот круг, поэтому и задаю вам этот вопрос. Как раз вашего бывшего мужа никто по-настоящему не подозревает, но порядок есть порядок, сами понимаете.
– А, ну да, конечно, – успокоилась она. – Но за Андрюшей никогда ничего такого не замечалось. Наоборот, он всегда ценил в женщине скорее собеседника, друга, партнера. Я, знаете ли, даже удивлялась порой, что он обращает внимание на таких дурнушек, на которых никто и не посмотрел бы с интересом. Например, мы проводим вечер в большой компании, а когда возвращаемся домой, он говорит, что, мол, надо же, какая славная девушка там была, а никто из ребят за ней не ухаживал. У нее, дескать, такой необычный взгляд на экономические реформы. Представляете? Он с ней весь вечер танцевал и про реформы разговаривал! Если бы вы мне сказали, что Андрей влюбился в женщину старше себя лет на пятнадцать, вот тут я бы вам поверила, это может быть, если она умная и неординарная. А пятнадцатилетняя, простите, пеструшка – это нет. С ней же разговаривать не о чем.
– Простите, – мягко заметил Юлов, – но в данном случае речь идет не о разговорах, а об изнасиловании. Это немножко другой аспект, согласитесь.
– Да ничего не другой! – возмущенно откликнулась женщина. – Тот же самый аспект. Андрей никогда не был приверженцем тупого секса, если вы именно это имеете в виду. Он был в известном смысле совершенно несовременным, для него секс без глубокой эмоциональной привязанности вообще не существовал. Так что ни о каком изнасиловании и речи быть не может.
