— Ты знаешь, кто такой Эрик Стуресон? — спросил он.
— Нет.
— А Стуре Эриксон?
— Тоже нет.
— Это один и тот же человек. Потом он сменил имя еще, по крайней мере, один раз. Поменять местами имя и фамилию ему показалось мало, и он подыскал себе нечто с ароматом родовитости. Ханс Логорд.
Мир, лежащий в хаосе, был сразу забыт. Явился Биргерсон — и внес необходимую ясность.
— Отлично, — сказал Валландер. — Что о нем известно?
— Отпечатки пальцев, обнаруженные в Хердестигене и на яхте, занесены в Центральный реестр осужденных. Только на имя Эрика Стуресона и Стуре Эриксона, а не Ханса Логорда. Эрику Стуресону — будем называть его так, потому что именно это имя он получил при крещении — сорок семь лет. Родился в Шевде, отец был кадровым военным, мать — домохозяйкой. Оба умерли в конце шестидесятых годов, отец страдал алкоголизмом. Эрик рано попал в дурную компанию. В четырнадцать лет — первый привод в полицию. Потом покатился по наклонной плоскости. Коротко говоря, Эрик Стуресон успел отсидеть в Остерокере, Кульме и Халле. Прибавь к этому краткий визит в Норрчепинг. Кстати, в первый раз он поменял имя, когда вышел из Остерокера.
— По каким статьям он сидел?
— Можно сказать, прошел путь от простого разнорабочего к специалисту. В начале — кражи и мошенничество. Несколько избиений. Потом более тяжкие преступления. Ну и, конечно, наркотики. Сильнодействующие. Подозревали, что он был агентом турецких и пакистанских наркодилеров. Это — резюме. Дальнейшие подробности поступят в течение ночи. Сейчас мы прорабатываем все возможные каналы.
— Нам нужна его фотография, — сказал Валландер. — А отпечатки пальцев надо сравнить с теми, что фигурируют в деле Веттерстедта и Карлмана. И Фредмана тоже: не забудьте про отпечаток, снятый с его левого века.
— Этим занимается Нюберг. Который, кажется, вечно всем недоволен…
— Какой есть, — отозвался Валландер. — Зато добросовестный.
Они уселись за стол, весь уставленный пустыми чашками из-под кофе. Телефоны не умолкали ни на минуту. Но оперативники как будто отгородились ото всего невидимой стеной. Внутрь пропустили только Сведберга. Он тоже подсел к столу.
— Вызывает интерес тот факт, что Ханс Логорд вдруг перестал появляться в тюрьмах, — сказал Биргерсон. — В последний раз он сидел в 1989 году. С тех пор на его биографии — ни единого пятнышка. Как будто переродился.
— Если память мне не изменяет, примерно в это время Оке Лильегрен купил дом в Хельсингборге? — спросил Валландер.
Биргерсон кивнул.
— Мы еще не окончательно с этим разобрались, — продолжал он. — Но похоже, что документация на приобретение Хердерстигена получена Логордом в 1991 году. Получается зазор в несколько лет. Но ведь в это время Логорд мог жить где-то в другом месте.
— Это нужно немедленно выяснить, — сказал Валландер и пододвинул к себе телефон. — Как мне позвонить Элизабет Карлен? Найдите листок на столе у Шёстена. За ней по-прежнему следят?
Биргерсон снова кивнул. Валландер быстро принял решение.
— Снимите наблюдение, — сказал он.
Кто-то положил перед Валландером листок бумаги. Он набрал номер и стал ждать. Элизабет Карлен взяла трубку почти сразу.
— Это Курт Валландер.
— Сейчас я в управление не поеду, — сказала она.
— А я вас об этом и не прошу. У меня к вам только один вопрос: в 1989 или 1990 году Ханс Логорд уже входил в компанию Оке Лильегрена?
Валландер услышал, как чиркнула зажигалка. Элизабет Карлен выпустила дым прямо в трубку.
— Да, — сказала она. — Думаю, тогда он уже был там. С 1990 года уж точно.
— Замечательно.
— Почему вы за мной следите? — спросила она.
— На всякий случай. Чтобы с вами ничего не случилось. Но сейчас мы наблюдение снимаем. Если надумаете куда-нибудь уехать, обязательно дайте знать. А то я могу и рассердиться.
— Не сомневаюсь. — Элизабет Карлен повесила трубку.
— В эти годы Ханс Логорд уже входил в компанию Лильегрена, — сообщил Валландер. — Похоже, что он объявился у него, когда тот переехал в Хельсингборг. А через несколько лет Логорд становится хозяином Хердерстигена. Скорее всего, именно Оке Лильегрен стоит за его перерождением.
Сейчас Валландер пытался собрать разрозненные фрагменты воедино.
— Слухи о торговле девушками начали распространяться примерно тогда же. Ведь так?
Биргерсон кивнул.
На несколько мгновений в комнате воцарилась тишина, все думали, что означает такое совпадение.
— Логорду в прошлом часто доводилось пускать в ход силу? — спросил Валландер.
— На его счету несколько тяжких избиений, — сказал Биргерсон. — Но он никогда не пользовался огнестрельным оружием. Во всяком случае, у нас такой информации нет.
— И никаких топоров?
— Никаких. Вообще ничего похожего.
— Как бы то ни было, мы должны его найти, — сказал Валландер, вставая. — И где он только прячется, черт его дери?
— Мы найдем его, — отозвался Биргерсон. — Рано или поздно он вылезет из своей норы.
— Вот только не пойму, зачем ему понадобилось стрелять? — проговорил Валландер.
— Об этом тебе лучше спросить его самого.
С этими словами Биргерсон вышел из комнаты.
Сведберг стянул с головы панамку.
— Неужели Логорд действительно тот человек, которого мы разыскиваем? — спросил он с сомнением.
— Не знаю, — ответил Валландер. — Не уверен. Хотя я могу ошибаться. Будем надеяться, что так оно и есть.
Сведберг ушел, и Валландер остался один. Сейчас ему как никогда не хватало Рюдберга. Всегда остается вопрос, который ты еще не задал. Рюдберг часто повторял эти слова. Так что же это за вопрос, который он еще должен себе задать? Валландер искал его. И ничего не находил. Вопросы были заданы. Не хватало только ответов.
Наверно, именно поэтому он испытал большое облегчение, когда в комнату вошла Анн-Бритт Хёглунд. Было без трех минут час. Валландер снова позавидовал ее загару. Они сели.
— Луизы там нет, — сказала она. — Мать была пьяна. Но ее тревога за дочь показалась мне искренней. Она ума не приложит, что там могло произойти. Я думаю, она сказала правду. Мне ее очень жаль.
— У нее вообще нет никакого объяснения?
— Никакого. Она прикидывала и так, и эдак.
— А раньше такое случалось?
— Никогда.
— А что сын?
— Старший или младший?
— Старший. Стефан.
— Его не было дома.
— Он отправился разыскивать сестру?
— Если я правильно поняла мать, время от времени он не ночует дома. Я, конечно, ухватилась за ее слова и попросила осмотреть квартиру. На тот случай, если Луиза все-таки у них. Зашла в комнату Стефана. Матраса на его кровати не оказалось. Остался один диванный чехол. Ни матраса, ни подушки, ни одеяла.
— Ты спросила, где Стефан?
— К сожалению, нет. Но я подозреваю, что она все равно ничего бы не смогла мне ответить.
— Мать сказала, когда он ушел из дома?
Анн-Бритт задумалась и сверилась с записями в блокноте.
— Он ушел из дома вчера, после обеда.
— В тот же день и час, когда пропала Луиза.
Анн-Бритт удивленно смотрела на Валландера.
— Неужели это он ее забрал? Где же они сейчас, в таком случае?
— Два вопроса — два ответа: я не знаю, я не знаю.
Валландер почувствовал, как по телу расползается неприятное предчувствие. Он не мог понять, в чем дело. Но знал, что оно появилось неспроста.
— Ты случайно не спрашивала, есть ли у Стефана мопед?
Он видел, что Анн-Бритт плохо понимает смысл его вопросов.
— Нет, — ответила она.
Валландер кивком указал на телефон, стоявший на столе.
— Звони Анетте Фредман, — сказал он. — И спроси про мопед. Она пьет по ночам. Так что ты ее не разбудишь.
Анн-Бритт набрала номер. Прошло порядочно времени, прежде чем ей ответили. Разговор продолжался всего несколько секунд, и Анн-Бритт снова положила трубку. Валландер видел, что ей заметно полегчало.
— У него нет мопеда, — сообщила Анн-Бритт. — По крайней мере, мать об этом ничего не знает. И потом, ведь Стефану еще нет пятнадцати, разве нет?
— Да, конечно. Просто мне в голову пришла одна мысль, — пробормотал Валландер. — Да и в любом случае, не мешало проверить. Ты же знаешь, молодежь сейчас не слишком считается с правилами.
— Когда я собиралась уходить, проснулся ее младший сынишка, — сказала Анн-Бритт Хёглунд. — Он спал на диване рядом с мамой. У меня сердце так и сжалось.
— Отчего? Оттого, что малыш проснулся?
— Когда он меня увидел… Я никогда не видела, чтобы у ребенка были такие испуганные глаза.
Валландер грохнул кулаком по столу. Анн-Бритт вздрогнула.
— Все. Вспомнил, — выдохнул он. — Вспомнил то, чего не мог вспомнить все это время. Черт возьми!
