— Ага, хорошо. Очень хорошо, — ответил Франклин, решив придержать эту информацию, пока не наступит удобный момент.
— Вопрос, который мы должны себе задать: она приехала заметать следы? Когда убрали Форбса, Бейкер послал ее, чтобы она уничтожила даже намек на его причастность?
— Но, губернатор, в конце концов может оказаться, что Форбс все же покончил жизнь самоубийством.
— Да, может, сенатор Франклин. Но также может оказаться, что для Бейкера уже поздно с этим разбираться. И тот, кто повесил эту голову на стену трофеев, через три года будет выглядеть отлично, не правда ли?
— Ну, господин губернатор, я как-то не думал об этом.
— А надо бы, сенатор. Надо бы. И когда это произойдет, попомните ваших добрых друзей из великого штата Луизиана.
— Конечно, я не забуду вашей доброты, губернатор Тетт. Последний вопрос: а где мисс Костелло сейчас?
— Мы следим за ней, сенатор. У меня есть сочувствующие коллеги по всей нашей огромной стране. Скажем так: где бы ни была мисс Костелло, за ней найдется кому присмотреть.
Абердин, штат Вашингтон, пятница 24 марта, 15 ч. 24 мин. по тихоокеанскому времени
— Я смотрю, вы здесь расположились как дома.
Мэгги стало вдруг тяжело дышать.
— Вы меня напугали.
— Напугал? Прошу прощения. — Голос был старческий. Лица Мэгги не могла рассмотреть в полумраке подвала.
— Меня зовут Эшли Мьюир, страховая компания «Альфа», — нагло солгала она.
— Да. Миссис Стивенсон так и сказала. Должен вас уведомить, я не люблю, когда сюда приходят без меня.
Отчаяние заставило ее отбросить вежливость.
— Кто вы?
— Меня зовут Рей Шиллинг, я директор этой школы.
— Ох, как хорошо! Как я рада это слышать! — Она широко улыбнулась. — Может быть, мы поговорим в вашем кабинете?
— Вы понимаете, мне есть чего остерегаться, мисс Мьюир.
— Конечно, — сказала Мэгги, держа в руке кружку с кофе.
— Прошлым летом у нас было не очень много журналистов: Стивен Бейкер здесь учился недолго. Но те, что были, мисс Мьюир, очень хитры. Поэтому когда я услышал эту историю про страховку и прочее, я подумал: «Ну вот опять».
— Разумеется, подумали. Но мне не нужно личное дело мистера Бейкера.
— Насколько я понял, кто-то умер.
— Да. Роберт Джексон.
Директор откинулся на спинку стула.
— Роберт Джексон, — повторил он.
— Да. Он учился здесь тридцать с чем-то лет назад.
— Ровно тридцать, я помню. Я учил их обоих, и Бейкера, и Джексона.
— Ну конечно! — улыбнулась Мэгги. — Вы же вели дискуссионный клуб.
— Столько времени прошло. Тогда я был здесь новичком.
— А теперь вы директор.
— Пятьдесят лет на этой работе. Пора уже и на пенсию. Но какое счастье видеть одного из своих учеников на таком посту! В один прекрасный день эта школа будет носить имя Бейкера.
— Вы его хорошо помните?
— Я помню всех своих учеников. — Он помолчал. — Стивен всегда был не похож на других. Его невозможно забыть.
— Он, безусловно, очень харизматичен, — сказала Мэгги. — А Роберт Джексон? Он чем-нибудь вам запомнился?
— Ну, я его помню, конечно, но скорее в связи со Стивеном Бейкером. Так или иначе, вам это должно быть неинтересно. При чем тут страхование?
— Я стараюсь выстроить как можно более подробную картину жизни владельца полиса. Речь идет о весьма крупной сумме денег при отсутствии явных бенефициариев. Я должна найти то, что мы, может быть, просмотрели. И мой опыт говорит, что полезной может оказаться самая неожиданная информация.
— Насколько я помню, Джексон неплохо дискутировал. Он был резок и точен. Но его затмили.
— Что значит затмили?
— В дискуссионном клубе он был капитаном команды. Победил в нескольких соревнованиях. Все шло хорошо, и вдруг появляется Стивен Бейкер. Помню, поначалу они сошлись. Оба интересовались политикой, историей. Стивен называл его вторым именем — Эндрю.
— Стивен Бейкер и Роберт Джексон дружили?
— Они учились в одном классе, у них были общие интересы. Они стали участвовать в дискуссиях вместе — очень хорошо дополняли друг друга.
— И что же случилось?
— Понимаете, Стивен уже тогда имел все качества звезды. Необычайный магнетизм. И мне пришло в голову, что, если капитаном будет Бейкер, наш дискуссионный клуб получит шанс на успех.
— И вы поставили Бейкера на место Джексона.
— Да.
— Помогло?
Шиллинг улыбнулся.
— Еще как, — так теперь выражаются мои ученики. Школа Джеймса Мэдисона выиграла кубок штата. Вы понимаете, что это значит для такого маленького городка, как Абердин? Все здесь было довольно-таки уныло, и вдруг — звезда!
— Значит, вы открыли талант у будущего президента Соединенных Штатов.
— Да, но Роберт воспринял это очень болезненно. Это вмиг разрушило их дружбу со Стивеном Бейкером. Он ожесточился. Его обида на Стивена Бейкера носила болезненный характер. Люди не понимают, насколько хрупки дети в этом возрасте. Я бы сказал, у него появилась навязчивая идея. Через год или два я случайно столкнулся с Робертом, и при нем была папка. Он мне ее показал. Там были вырезки о Стивене. Статьи из местных газет, аккуратно вырезанные и расположенные в хронологическом порядке. Мне стало страшно.
— Тогда они уже тесно не общались?
— Ну, отец Стивена все еще здесь работал, торговал лесом. Так что на каникулы Стивен приезжал в Абердин.
Мэгги попыталась собрать разбегающиеся мысли воедино.
— И вы боялись, что Роберт Джексон может сделать… сделать то, о чем потом пожалеет?
— Вы мне сейчас напомнили, что я сказал тогда жене. Такая одержимость ведет только к разрушению. Джексон должен был уничтожить или Стивена Бейкера, или самого себя.
Клинтон, штат Мэриленд, пятница, 24 марта, 13 ч. 23 мин.
Было ветрено, холодно, и место совсем не располагало к тому, чтобы брать интервью. Но источник Ника дю Кэна настаивал на встрече именно в этом месте.
Они были в лесу, стояли перед высокой оградой из колючей проволоки. Чтобы добраться до этой полянки, Нику пришлось свернуть с шоссе, оставить машину на площадке для отдыха, потом долго продираться сквозь чащу.
Они встретились здесь не потому, что Дэниэл Джадд боялся встречаться в публичном месте, а потому, что здесь он работал, а время, отнятое у работы, считал потраченным впустую.
Ник знал, что лучше ловить Джадда во время работы. С другой стороны ограды, ярдах в двухстах от них, экипажи в комбинезонах суетились вокруг двух застывших самолетов. На вид — обычный рабочий день на маленьком частном аэродроме под названием Вашингтонское правительственное летное поле.
Джадд поднес к глазам бинокль и пробормотал в крошечный цифровой диктофон: «N 581 GD». Потом, не спуская глаз с самолета, нашарил висевший на шее фотоаппарат с длиннофокусным объективом и стал снимать самолет.
Джадд был «самолетный сыскарь», один из тех мужчин в анораках, кто стоит у взлетно-посадочных полос, следя, как взлетают и приземляются самолеты, и заботливо записывая в блокнотик их серийные номера. И оказалось, что заботиться есть о чем. Именно такие вот безумцы, разбросанные по всему миру, открыли феномен так называемой «чрезвычайной выдачи»: секретных полетов, когда подозреваемых в терроризме глубокой ночью тайно увозили с улиц Милана или Стокгольма в страны, чьи разведки готовы были делать все, что можно и что нельзя, лишь бы «убедить» подозреваемых давать показания.
Именно Джадд и его коллеги записали номер одного самолета, который приземлился сначала в аэропорту Шеннон, Ирландия, потом оказался в Швеции и полетел в конечный пункт назначения — в Амман. «Сыщики» зашли на сайт Федерального управления авиации и просмотрели регистрационные записи самолетов, принадлежащих владельцам из США. Там обнаружился не только архив полетных планов для каждого зарегистрированного самолета, но также список их владельцев.
Самолет, замеченный в Шенноне, принадлежал небольшой авиакомпании из Массачусетса. Еще несколько щелчков мышкой — и Джадд нашел имена руководителей этой компании. Но вместо адреса там значился только номер почтового ящика. Джадд заинтересовался, потому что все эти почтовые ящики оказались в Виргинии. А точнее, в Лэнгли, в штаб-квартире ЦРУ.
За бокалом вина, устроившись в самом дальнем и темном углу бара, Джадд передал все данные Нику дю Кэну, и тот рассказал миру о самолете, который назвал в своей статье «экспресс до Гуантанамо». За этот материал он получил три премии.
— Опять, Ник, у тебя такое лицо…
— Какое лицо?
— Лицо, на котором написано, что ты ищешь неприятностей. — Джадд поднес к глазам бинокль. — Ты не потащился бы по морозу в эту дыру только ради моих прекрасных глаз, правда?
— Правда.
