— Во время прогулок их кто-нибудь сопровождает? — спросил я.
— Нет. Ездили они всегда только вдвоем. Ребята занимались ими три недели. А потом еще раз в течение четырнадцати дней.
— Это может означать только одно…
— Верно, — не дал мне досказать Ян Вихерт, — это с наибольшей вероятностью свидетельствует, что надзор за ним возложен на нее. Точнее — именно на нее. Ребятам удалось забраться однажды в их машину и осмотреть ее. В ней они обнаружили радиопередатчик. Включается он и настраивается через прибор для сушки стекол, а микрофон встроен в печку.
— Так вот оно что! Значит, мадам Шульцова работает на господ с противной стороны?
— Похоже, так.
— А чем она занимается в свободное время? Вы соблаговолили поинтересоваться?
Ян Вихерт выдал мне целый список роскошных ресторанов, дорогих баров и шикарных клубов, которые посещает сия дама в сопровождении мужчин. Имена ее кавалеров установлены, но пока они ни о чем не говорят. Возможно, это просто, мягко говоря, «друзья», но не исключено, что и профессионалы из голландской или американской секретной службы. Вихерт перечислил мне первоклассные ателье и модные салоны, услугами которых регулярно пользуется Гана Шульцова. Подведенные им итоги ее ежемесячных расходов превышали даже очень высокий оклад ее супруга примерно на две тысячи голландских гульденов. То есть на сумму, которая па дороге не валяется.
Вывод был ясен. И лично для меня отнюдь не утешителен.
Но, с другой стороны, все эти данные подтверждали наши предварительные предположения и выводы, к которым мы пришли еще в Праге. Я вспомнил профессора Плигала и его суждение о том, что доцент, инженер, кандидат наук Мартин Шульц для своей жены — дочери Виноградской шляпницы и мелкого лавочника — всего лишь привратник, открывший ей дверь в общество, в которое без него она никогда бы не попала.
’Это суждение находило полное подтверждение, хотя в изменившихся ныне условиях и обретало несколько иную форму.
— Что еще известно нашей фирме о ее нынешней личной жизни?
— Ее регулярно посещает заместитель доктора Па-арелбакка, некий доктор Картенс. И сочетает, так сказать, приятное с полезным. Так что с ним тоже все ясно.
— Да, этот господин, по всей вероятности, связной либо резидент. А, общаясь с женой Бобина, заодно, видимо, и скрашивает свои служебные обязанности. Нет ли в окружении Шульцовой человека по имени Гайе ван Заалм?
— Пока никаких данных, — ответил Ян Вихерт.
Я кивнул удовлетворенно.
— На основании всего установленного Прага пришла к заключению, что эту операцию действительно лучше всех можешь провести именно ты, поскольку у тебя есть естественный мостик, ведущий к Шульцу, — дружба с ним с детских лет. А обостренная эмоциональность, осознание, что нет ничего ценнее друзей молодости, — болезнь, весьма распространенная среди эмигрантов, — принимает характер чуть ли не убийственной эпидемии… Кроме того, — продолжал Ян Вихерт, — запомни следующее…
Он сообщил мне, что время начала операции по непосредственному освобождению Бобина должен установить я сам. Это как обычно: полная ответственность и ограниченные возможности.
— И наконец, — добавил Ян Вихерт, — Центр утвердил тебе разработку того типа в Голландии.
Фотографии исчезли в его кармане.
Вихерт ткнул пальцем в одну из граф страхового полиса, и я расписался. Затем я вынул кошелек, отсчитал четыреста франков — первый страховой взнос, — а он протянул мне квитанцию.
Итак, я застраховал свою жизнь от несчастного случая в страховом обществе «Вадтунфалл» и притом непосредственно у инспектора этого почтенного учреждения Яна Вихерта.
— Отлично, отлично, земляк, вот увидите — вы не пожалеете! — разведя руками, воскликнул Вихерт и, обернувшись, спокойно огляделся по сторонам.
Довольно полный мужчина с рыжеватыми волосами устремил на нас взгляд своих водянисто-голубых глаз. Две седовласые дамы, попивавшие за соседним столиком кофе со сливками, наклонили головы, делая вид, будто вообще не обращают на нас внимания.
Сидевшие за соседними столиками, хотя и не понимали содержания нашего разговора, вполне уяснили тем не менее смысл происходящего: разбитной страховой агент, «ауслендер» (иностранец) — термин, в устах швейцарцев звучащий с нескрываемым отвращением, — привязался к своему соотечественнику и уговорил его подписать страховой полис.
— Розмари, дай два кофе со сливками и два коньяка! — крикнул по-лемецки Вихерт.
Я вынул кошелек.
— Да ты что, земляк?! Плачу я. Обмываю сделку! — замахав на меня руками, завопил Ян. — Рюгельд ви сагет бай унс! — повторил он в расчете на публику.
Те, кто услышал его, насупились еще больше — швейцарцы не любят пришельцев, выдающих себя за аборигенов.
Официантка поставила перед нами чашки и рюмки. Мы чокнулись и молча выпили.
Всю эту комедию мы разыграли по первому классу. Подписанный страховой полис, который я уносил в своем кармане, полностью легализовал нашу встречу. А мне больше ничего и не было нужно.
— Извини, Барри, но я полагал, что в фирмах, которые на Востоке называют капиталистическими, больше порядка, — сказал я.
Барри Рейнолдс подкрутил свой гусарский ус, ухмыльнулся и спросил: г
— Что тебе опять не по духу, дружище? Вы, выходцы с Востока, только и знаете, что все критиковать.
Близился конец сентября. За окнами кабинета заведующего торговым отделом фирмы «САССЕКС Кеми инкорпорейтед» стлался легкий утренний туман. Теплый и успокаивающий. Я смотрел на него и не спешил с ответом. Теперь я мог позволить себе даже некоторую толику дерзости: пробыв почти два месяца в Испании, я не только в деталях выяснил конкурентоспособность препаратов «САССЕКСа» на испанском внутреннем рынке, но и придумал рекламный трюк, который с первых же минут повысил спрос на них почти на целый процент. И это только начало!
Короче говоря — успех был полный. А главное — я подтвердил свою легенду: доказал, что я действительно коммерсант. Напористый и деловитый, для которого превыше всего интересы фирмы, во всяком случае, пока она за это платит. А она мне за это платила. Теперь я мог уже вернуть часть долга обществу беженцев, сменить в автоторговой фирме «Бюльманн» уже отслужившую свой срок машину «ауди-100 ЛС», которую я изрядно погонял по дорогам Испании, на модный двухместный японский «дацун-240», легко набиравший на хорошей автостраде скорость до двухсот километров.
И это было еще далеко не все.
Мне предоставили самые разные совершенно секретные данные и убедились, что я обращаюсь с ними в строгом соответствии с предписаниями. (Домой я привезу то существенное, что запомнил.) По возвращении аз Испании я обнаружил по едва приметным, но для настоящего разведчика достаточным признакам, что у меня в квартире производился обыск. Относительно его результатов я мог быть спокоен: они не могли найти ничего, потому что ничего компрометирующего я у себя не хранил.
— Ты спрашиваешь, что мне не нравится, Барри? — ответил я вопросом на вопрос. — Да то, что вы обращаетесь со мной как с мальчишкой. Едва я освоился в Испании и смог бы там вовсю развернуться, как ты хочешь загнать меня в Голландию.
Поездку в страну, прославившуюся своими тюльпанами, каналами и ветряными мельницами, Барри Рейнолдс предложил мне сразу же после моего возвращения из Испании. Таким образом, моя операция приблизилась вдруг к критической точке.
Теперь мне следует больше, чем когда-либо прежде, взвешивать каждое свое слово. Во всяком случае, принимать это предложение с восторгом никак не следовало, чтобы не вызвать и тени подозрения. Но уклоняться и отнекиваться тоже надо было, как говорится, в меру. Иначе, принимая во внимание мои заслуги перед фирмой, они могли бы посчитаться с моими возражениями, и таким образом я сам себя загнал бы в тупик.
Рейнолдс протянул руку к ящику, где у него обычно стояла бутылка виски.
— Оставь, Барри. Я теперь не могу видеть ничего крепче сепарированного молока. Ведь испанские вечеринки — это же какой-то ужас! У парней там, кажется, нет ни печени, ни почек.
— Давай выпьем чуточку, — настаивал Барри.
— Нет, только вечером.
— Ну ладно, как знаешь. Хотя тебе сейчас это бы не повредило.
У меня перехватило дыхание. «Что случилось? Что могло случиться? Что-нибудь в Праге? Засыпалась Мария?» Пока ничто, правда, такую возможность не предвещало, но и не опровергало. Я кивнул, и Барри налил мне рюмку.
— Послушай, — сказал он, — в Голландии придется заниматься не контрактами. Там у нашего центрального управления есть свой торговый представитель. Тебе предстоит с ним связаться. Заметь это себе…
Он подождал, пока я выну записную книжку в темнозеленом сафьяновом переплете, чтобы старательно записать сообщаемые им данные о Гайе ван Заалме! Потом, приподняв стакан, он сказал:
