– А ты все такой же разговорчивый, хоть бы «доброе утро» сказал... – сонно пробубнил он, с усилием пытаясь нахлобучить влажный ботинок на отекшую ногу.
– Вытряси сначала ботинки, а то будет тебе «доброе утро», и не вздумай их больше снимать, курортник хренов, а то взводный увидит – башку открутит и правильно сделает, – ответил Хоу, забираясь в свой спальник. – Захочешь спать – думай, что с тобой сотворит Сержант, если застукает – помогает.
Оказалось, в ботинки налезло каких-то волосатых насекомых с ножками и усиками. Их хватило бы прокормить небольшой курятник, если бы у кур были клювы как у пеликанов. Сплин с ужасом и отвращением вытряхивал их из одного ботинка и с хрустом давил подошвой другого.
Сплин оцепенело сидел на своем посту под деревом, как в кокон, обернувшись в плащ палатку, словно нахохлившийся воробей. Стало светать, похолодало. В несколько минут сгустился туман. Подогрев включать было нельзя, чтобы не светиться в ИК-диапазоне, как рождественская елка. Сплин периодически оглядывал окрестности через очки, по кругу переключая режимы. В глазах, казалось, скрипел песок. Зверье постепенно угомонилось, так или иначе завершив свои ночные дела: кому не повезло – того съели, кто был пошустрее, тот насытился или просто остался жив в зависимости от жизненных приоритетов. Было так тихо, что в ушах звенело, недалекий ручей не воспринимался как шум, его журчание в медленно плывущих густых клубах тумана было обволакивающим и мягким.
Внезапно Сплин каким-то уголком сознания понял, что он слишком хорошо себя чувствует для часового, а значит, он спит. Спит и видит во сне как, типа, в карауле стоит со всей возможной бдительностью. Он попытался стряхнуть этот вязкий морок, но понял, что опять всего лишь видит во сне, как просыпается. Черт, ну и крепко же залип – никак не отпускает... Вообще, решение нелепых проблем, возникающих по ходу сновидений, имеет неприятную особенность – та часть разума, которая громоздит затейливые фантасмагории «спит в картах» у той, которая пытается эти ирреальные коллизии как-то разруливать, что закономерно получается не слишком успешно и часто заканчивается совсем уж тупиковым сюрреалистическим бредом или зловещим кошмаром. Сплин сконцентрировался на попытке сделать какое-нибудь резкое физическое усилие и порывисто вскочил. В реальности же он только вздрогнул всем телом, дернул башкой и открыл глаза. Выйдя, наконец, из этого ментального противоборства с самим собой победителем, Сплин почувствовал себя едва ли не более уставшим, чем до отбоя. Зевнул так широко, что чуть не вывихнул челюсть и едва не порвал кожу в уголках рта. Он встрепенулся и потряс головой, пытаясь окончательно рассеять сонную одурь и установить рабочий контакт с реальностью. Электронные часы в левом нижнем углу поля зрения очков показывали, что прошло чуть больше десяти минут. Интересно, как там второй часовой, на противоположном краю лагеря, надо бы пихнуть его по рации, как раз контрольное время подходит... Затекла шея, Сплин запрокинул голову назад, разминая позвонки. Что-то привлекло его взгляд в этот момент: неясное темное пятно, примерно метр в поперечнике, в рваных хлопьях тумана среди ветвей прямо над головой. Листва рядом с ним покачивались, хотя ветра не было. Спросонья Сплина посетила дурацкая мысль, что это потерянный какими-то детьми воздушный змей. Он застрял слишком высоко, они не смогли его снять и здесь оставили.
«Какой еще, на хер, змей?» – вдруг разом проснувшись, осознал он, поспешно вытаскивая автомат из-под плащ-палатки. То, что оружие было загодя снято с предохранителя, оказалось весьма кстати. Пятно бесшумно отделилось от ветвей и уже планировало прямо на него, когда он открыл огонь, сплошной длинной очередью опустошая магазин. Перекрывая задавленный глушителем звук стрельбы, раздался захлебывающийся не то свист, не то вой, негромкий, но полный боли и яростной бессильной злобы. Сплин не сошел со своего места, даже позы не изменил, отчасти потому, что затекли конечности, отчасти опасался в движении потерять цель и быть настигнутым неизвестным хищником на земле. Он лишь, зажмурив глаза, по-детски беспомощно отвернул голову чуть в сторону, когда одновременно с последним выстрелом, будто накрыв одеялом, на него свалилось нечто плоское вроде океанского ската, по касательной стукнув сверху по сфере, которую он надел в большей степени в качестве шапки, чтобы сократить теплоотдачу от стриженой головы и меньше мерзнуть. Сплин повернул обратно голову и открыл глаза. В последнем усилии челюсти зверя шкрябнули по забралу сферы, пачкая его слюной и кровью. Зверь пытался достать горло, но Сплина спасло то, что он инстинктивно втянул голову в плечи, и шея оказалась недоступна. Тело хищника какое-то время мелко подрагивало, затем затихло.
– Срань господня, вот гадость какая, – пробормотал Сплин, выбираясь из-под убитого злобного представителя местной фауны.
Бесшерстная морщинистая шкура твари была темно-зеленая в каких-то рыжеватых разводах, а середина тела была вся в сквозных вывороченных ранах с лоскутными краями. Формой тела существо напомнило Сплину пижонский ковер в виде бутафорской шкуры медведя с головой, который он еще в студентах видел в мажорной квартире одного из однокурсников на Земле в ходе грандиозной всенощной пьянки, состав участников которой был знаком ему едва ли на треть. Сплин тогда проснулся на этом ковре утром и первым, что он увидел, была оскаленная пасть, что сразу привело его в чувство.
– Рад, что ты не разбил мое отеческое сердце своей глупой безвременной кончиной, студент, – в своей обычной манере высказался подскочивший Доплер. Он настороженно огляделся вокруг.
– Вроде ничего крупного... – заключил он, снимая очки и вешая автомат на плечо. Затем добавил:
– Зверь поверху пролез, сука. Да... Среди деревьев датчики и МОНки – не гарантия безопасности. Дрых, небось, а?
– Никак нет, – промямлил Сплин, врун из него был никудышный.
– Хороший урок тебе, распиздяй, – вот так и бывает: заснешь на посту живым, а проснешься от того, что тебя убивают.
Некоторые из тех, кто спал недалеко от дерева, под которым дежурил Сплин, заслышав возню, встревоженно высунулись из спальников, сжимая в руках оружие. Остальные ничего не расслышали и продолжали дрыхнуть.
– Ладно, не пойман – не вор, как говориться... Ну что, кто рано встает, тому Бог подает. Давай разбирать периметр, да двинемся дальше, однако...
Сплин с облегчением вздохнул и принялся скатывать свой коврик. «Уж лучше топать вместе со всеми, чем маяться в карауле одному», – посетила его глубокая мысль. Как он понял час спустя после выхода, не слишком глубокая. Кто-то встал еще раньше, и Бог подал ему, а им досталось то же, что и вчера. Второй день марша начался, как и первый – утренняя прохлада быстро истаяла вместе с туманом, вылезло белое солнце, поднялась жара и горячая влажность, которые изнуряли даже в состоянии покоя. Розоватое в фиолетовых разводах перьевых облачков небо немного походило, если не по цвету, то по рисунку на тлеющие угли костра, навевая мысли об адском пекле. Так по крайней мере казалось Сплину. Его вообще часто посещали трудно понимаемые другими ассоциации.
Очень быстро он почувствовал себя так же, как в середине прошлого дня: барабанный бой сердца в ушах, ручьи пота, поток соплей, гудящие ноги, ломота в спине и коленях от тяжести снаряжения. Сплин пытался обрадовать себя тем, что хоть ноги не стер: ботинки были хорошие, разношенные еще на тренировочной базе, с всякими там пропитками и, с понтом, отводом влаги, а то вообще хоть ложись и помирай. Чтобы сберечь силы и дожить до привала, он старался двигаться расчетливо и экономно, как похмельный с больной головой. Больше остального изводила неутолимая жажда. Сплин был в курсе, что нужно пить помалу мелкими глотками. Типа прополоскать рот, чтобы смочить слизистую и проглотить. Интересно, тот, кто дает подобные рекомендации, сам-то в состоянии им следовать? У Сплина не хватало на это воли. У него был другой метод: он делал громадный глоток, так, что почти захлебывался, когда глотал. Это давало несколько блаженных секунд иллюзии, что напился. Жизненные приоритеты до предела упростились – он жил от привала до привала, мечтая лишь об очередном отдыхе и утолении жажды.
Шелли какое-то время вела их менее глухими местами с относительно спокойной растительностью, иногда сокращая путь, иногда закладывая «петли», обходя обычные районы активности патрульных команд местных наркобаронов или трудную местность. Открытые места и немногочисленные дороги пересекали не все сразу, а группами за несколько приемов под прикрытием остальных. Со знающим человеком дорога заметно полегчала: рубиться сквозь джунгли больше почти не приходилось – это было хлопотно, долго и на существенный срок оставляло слишком явный знак прохода группы. Наступать велели след в след, но, конечно, это выполнялось лишь по мере сил. Замыкающий, обычно кто-нибудь потолковей и повыносливей, местами подчищал следы веткой или пучком травы, как метлой, кое-где для профилактики посыпал порошковым спецсоставом, отбивающим обоняние у животных на срок до нескольких часов. Временами надевали на ботинки бахилы, чтобы сделать слишком четкие следы рифленых подошв более смазанными. Постоянно идти в водонепроницаемых бахилах было жарко ногам, да и порвать недолго. Запутыванием следов сильно не увлекались, но необходимый минимум «финтов» все же соблюдался. Время от времени группа из нескольких менее загруженных бойцов под руководством кого-нибудь из офицеров отставала проверить, не увязался ли кто-нибудь следом, потом нагоняла отряд – пока на этот счет все было спокойно.
