Десять дней детально, с чувством ответственности перед историей, нынешним поколением людей специалисты собирали доказательства расправы, учиненной фашистскими оккупантами над мирными жителями карпатского села.
Обратимся к судебно-медицинскому заключению по обнаруженным останкам трупов при эксгумации.
«Останки эксгумированных трупов принадлежат двадцати девяти женщинам и двадцати трем мужчинам. В десяти случаях пол не установлен, так как останки принадлежали детям и подросткам от двух до восемнадцати лет, а также вследствие нехватки соответствующих частей скелетов эксгумированных трупов.
На основании исследований останков эксгумированных трупов следует полагать, что они принадлежали людям в возрасте от двух до шестидесяти и более лет.
Судя по состоянию останков, а также учитывая данные материалов дела, следует полагать, что от момента смерти до момента исследования эксгумированных трупов прошло около тридцати пяти лет.
В пятидесяти четырех случаях при исследовании эксгумированных трупов были выявлены многоосколочные переломы костей черепов, а в одиннадцати — на костях черепов были выявлены дырчатые переломы, представлявшие собой огнестрельные повреждения. Учитывая их локализацию и характер, следует считать, что причиной смерти пятидесяти четырех человек явилась травма головы, в том числе в одиннадцати случаях вследствие огнестрельных пулевых ранений. Многоосколочные переломы костей черепа могли возникнуть также и от огнестрельных ранений, однако из-за дефекта костей черепа выявить их не было возможности. В восьми случаях определить характер и локализацию повреждений не удалось из-за отсутствия всех частей скелетов, были найдены лишь отдельные их части, сопоставить которые невозможно.
Как отмечено выше, в пятидесяти четырех случаях были выявлены крупные переломы костей черепа, из них в одиннадцати случаях — входные огнестрельные повреждения в затылочной и теменной костях, а также и выходные — в лобовой кости. На основании этих данных следует полагать, что выстрелы в погибших производились в тот момент, когда они были повернуты спиной к тому, кто стрелял.
Формы и размеры огнестрельных повреждений костей дают основание полагать, что все они были пулевые, а в двух случаях смерть наступила вследствие травмы головы».
Таковы объективные доказательства расстрела людей.
Как же происходила эта расправа? Кто именно чинил ее? Об этом свидетельствуют живые — немногие уцелевшие.
7 июля 1941 года. Вершина лета. По народной традиции ее отмечает праздник Ивана Купалы. В канун праздника жгут на лугу костры, в чаще леса ищут сказочный цветок папоротника, у реки девушки плетут и бросают в воду веночки — гадают о счастье, о суженых…
В том году, первом из тяжких лет оккупации, было, разумеется, не до папоротникового цвета. Но древняя традиция напоминает о себе всякий год, а в тяжелый — даже сильнее. Молодежь не собралась веселой толпой за селом водить хороводы, и старые и малые сидели по домам. Кое-кто решился пойти в церковь, приодевшись в праздничное, не зная, что день Ивана Купалы станет для подгородцев страшным днем.
Неожиданно на улицах села появились полицаи. Они стучали в ворота, в двери хат, приказывали тотчас же собираться всем у пистенеровского дома. Кто не шел — выволакивали на улицу и под дулами карабинов гнали на пригорок, к месту сбора.
Гонимые шли целыми семьями — отцы, матери, дети. Мужчины в киптариках — карпатских безрукавках — и вышитых сорочках, женщины в нарядных платьях, в наброшенных на плечи веселых цветастых платках. Но на лицах у всех было недоумение и страх. Предчувствовали недоброе. Некоторые женщины плакали. Кто-то о чем-то предупреждал, кто-то советовал, но в голосах звучала растерянность.
— Куда ведут, Володя? Зачем? — кричала вдогонку пожилая женщина, мать комсомольца Владимира Пистоляка.
— Не знаю, ничего не знаю, мама!
Конвоируемую толпу обогнала военная машина с фашистами — солдатами и двумя офицерами. Она остановилась у дома Пистенера.
Согнанные туда люди узнали в одном из прибывших офицеров-эсэсовцев бывшего здешнего лесопромышленника Питера Ментена. Солдаты в гитлеровской форме с автоматами наперевес стояли поодаль. На пригорке сгрудившаяся толпа селян оказалась окруженной цепью полицаев с карабинами. Комендант полиции Филипп Миллер, предатель из числа местных жителей, юлил возле офицеров.
Ментен не спеша обвел толпу своими бесцветными глазами. И взгляд его словно говорил — Теперь вы узнаете, кто я такой.
Эти мысленно произнесенные Ментеном слова — не домысел автора. Сам Ментен впоследствии рассказывал своему шоферу об «акции» в Подгородцах, трактуя расправу как героическое деяние арийца. Он нисколько не сомневался, что вправе покарать мученической смертью тех, кто, как он говорил, участвовал в распределении его земли между крестьянами после воссоединения западных украинских земель с Советской Украиной, казнить тех, кто протестовал против незаконных штрафов, налагавшихся паном лесопромышленником, тех, кто отстаивал честь и достоинство человека.
Знакомясь с происшедшим в Подгородцах, я вспомнил эпизод, которому был свидетелем в детстве. В 1918 году в моем родном селе Каплуновке, расположенном на стыке Харьковской, Полтавской и Сумской областей, немецкие солдаты и пресмыкавшийся перед ними гетманец также согнали селян и объявили, что за разгром в 1917 году помещичьей усадьбы Харитоненко налагается контрибуция на каплуновских крестьян в сумме трех миллионов рублей золотом. Ни более, ни менее!
Гетманец, будущий оуновец, переводил рявканье кайзеровского фельдфебеля, будущего фашиста:
— Его благородие господин германский офицер говорит, чтобы вы к исходу пятого часа вечера сего дня внесли три миллиона рублей золотом. Если не внесете — висеть вам всем на столбах, как тряпкам. Понятно?
Селяне разошлись по домам молча. Дед мой Филипп Сергеевич сидел мрачный: откуда же в селе насобирать такую сказочную сумму, да еще золотом?!
К счастью, Красная Армия выбила оккупантов как раз перед истечением срока фельдфебельского ультиматума.
Для крестьян-подгородцев все это повторилось, но кончилось самым страшным. День освобождения был еще не близко.
Очевидцы рассказывают, что яма, в которую падали убитые, была примерно пяти метров в длину и двух с половиной — в ширину. Возле нее прохаживался с тростью в руке Ментен. По данному им знаку к яме, через которую была переброшена доска, подведен был Владимир Пистоляк. Полицай подталкивал его карабином. Юноша встал лицом к убийцам, гордо подняв голову. Старушка-мать Пистоляка бросилась к ногам Ментена, моля не убивать сына. Владимир молчал.
О чем думал в эту минуту сельский парнишка, который вместе с другими активистами в 1939 году участвовал в разделе господских земель, боролся за новую жизнь, мы не знаем. Мы знаем только, что Володя хотел учиться и быть учителем. Мечта его не сбылась. Ментен взмахнул рукой. Треск автоматной очереди. И Владимир упал в могильную яму. Палачи даже не проверили, мертв ли он. Многие были зарыты еще живыми. Земля, которой засыпали яму, шевелилась, кровь проступала на поверхность.
Свидетельствует житель села Подгородцы Григорий Андрейко. В ту пору ему было сорок два года:
«…Я пас корову и услышал от односельчан, что в село приехал Ментен с фашистами и что полицаи сгоняют к пистенеровскому дому сельских активистов и евреев. Меня заинтересовало, что же они будут делать с людьми?
У дома Пистенера я увидел двух офицеров в немецкой форме: один из них был бывший помещик Ментен, а рядом стоял комендант полиции Миллер. Потом по сигналу Ментена прозвучала автоматная очередь и начался расстрел. Среди расстрелянных были: Пистоляк Владимир, Старжинский Петр, Степан Альфред, семья Новицких и еще около тридцати человек».
Свидетельствует Иван Герак:
«В 1936–1938 годах я работал у помещика Пистенера в селе Подгородцы. В селе Сопот жил помещик Питер Ментен, владевший многими земельными угодьями и лесами. Между Ментеном и Пистенером часто возникали споры из-за земли, доходившие до судебных тяжб. Ментена затем арестовали польские власти…
7 июля 1941 года в село приехали фашисты, и кто-то из односельчан сказал, что гитлеровцы будут расстреливать людей. Пошел я к дому Пистенера, Увидел толпу во дворе. И тут же — яму. Около нее стояли два офицера и комендант полиции Миллер, а рядом — немецкие солдаты и полицаи. В одном из офицеров я узнал бывшего помещика Питера Ментена. Через несколько минут по команде Ментена из дома Пистенера начали выводить к яме многих наших односельчан. Полицаи вели их, толкая прикладами карабинов. На моих глазах по команде Ментена были расстреляны Владимир Пистоляк, Альфред Степан, Петр Старжинский, Алексей Новицкий и его жена Бронислава, а также мужчины-евреи: Ляста, Феваль, Эйзик, Хомуш, Пинькас, Бенц, Майлик, Нейман и многие другие. В тот день фашисты убили около тридцати человек. Из этой страшной картины мне навсегда запомнилось, как Петр Старжинский у ямы крикнул Ментену и Миллеру: «Спасите меня, в чем я виноват?» Питер Ментен взмахнул рукой, последовала автоматная очередь, и Старжинский упал в яму. После Старжинского подвели к яме Алексея Новицкого и его родственника Альфреда Степанам…
