Но, несомненно, специалистом он был отличным. Как лучшие бейсболисты чувствуют биту, так Стоун почти интуитивно понимал стиль работы Кремля, что само по себе было загадкой природы.
Именно Чарльз Стоун в 1984 году предсказал выход на политическую арену никому неизвестного кандидата в члены Политбюро по имени М. С. Горбачев в то время, как все остальные специалисты американской разведки делали ставку на других, более влиятельных людей и старших по возрасту. Это была легендарная операция АОП № 121. АОП было аббревиатурой «Аналитической оценки Парнаса». Эта работа Стоуна была очень высоко оценена теми четырьмя-пятью людьми, которые о ней знали.
Как-то раз Стоун, между делом, в сносках к своему донесению высказал предположение о возможном расположении Генсека к Горбачеву, возникшем при встрече. Этот вывод был сделан на основе высказываний Леонида Ильича Брежнева, по обыкновению не скрывавшего своих эмоций. Стоун чувствовал, что это может стать решающим для политической карьеры Горбачева, который был намного больше ориентирован на Запад, чем все его предшественники. Намного позже Стоун с удовольствием наблюдал сцену, подтвердившую его мысль, — на Красной площади Рейган дружески приобнял Горбачева. Ерунда, конечно, но на таких мелочах основывается международная дипломатия.
Разрушение Берлинской стены явилось неожиданностью для всех в ЦРУ, и Стоун не был исключением. Но, фактически, по сообщениям из Москвы, которые ему приходилось анализировать, и перехваченной управлением информацией, он теоретически предсказывал возможность такого поворота событий.
Это была, конечно, всего лишь догадка. Но когда все произошло так, как говорил Стоун, за ним окончательно укрепилась репутация одного из самых ценных сотрудников управления.
Все удачи Чарли были, разумеется, результатом не только его сверхъестественной интуиции, но и кропотливой работы. Стоуну приходилось оценивать и взвешивать любой слух, любую сплетню, переданную из Москвы. Нельзя было игнорировать даже самую незначительную информацию.
Вот, например, вчера утром он получил сведения о том, что один из членов Политбюро, давая интервью французской газете «Монд», намекнул, что ожидается смена партийного руководства; определенный партсекретарь оставит пост, что будет означать взлет другого, приверженца гораздо более жесткой линии и ярого врага всего американского. Так вот, Стоун узнал, что изображение дававшего интервью члена Политбюро незадолго до этого было вырезано из групповой фотографии, помещенной в «Правде». Это могло означать только одно: он явно мешал кому-то из его коллег. На этом основании Стоун сделал вывод, что, вернее всего, бедолага просто делает из мухи слона. Точность прогнозов Стоуна не была абсолютной, но в девяти случаях из десяти он оказывался прав, а это было чертовски хорошим результатом. Чарли считал свою работу невероятно увлекательной и обладал настоящим талантом сосредоточиваться, когда это было необходимо.
Наконец раздалось легкое жужжание, он сделал шаг вперед и распахнул внутреннюю дверь.
Пройдя через вестибюль с выложенным черно-белым кафелем полом и поднявшись по широкой лестнице, Стоун увидел секретаршу, ожидающую его.
— Уже вернулся, лапуля? — спросила Кони, сухо покашливая, и тотчас же разразилась надсадным бронхиальным кашлем. Это была крашеная блондинка лет пятидесяти с жалкой потугой сойти за двадцатипятилетнюю хотя бы по манере одеваться. Она была разведена, непрерывно курила ментоловые сигареты «Кул» и всех мужчин «Парнаса» называла «лапулями». У нее был вид женщины, каких обычно видишь сидящими у стойки бара. Работа у нее была не слишком сложная: обычно она сидела за своим столом и принимала документы, которые приносили секретные посыльные из управления, или болтала по телефону с друзьями. Но, как ни странно, она была очень осмотрительна и осторожна и железно выполняла свои обязанности, обеспечивая связь «Парнаса» с Лэнгли.
— Не смог пережить разлуки, — на ходу ответил Стоун.
— Неплохой прикид, — Кони широким взмахом указала на его грязные джинсы, измазанный свитер и ярко-зеленые альпинистские ботинки фирмы «Скарпа».
— Это же маскировка, Кони. Разве тебя не предупредили? — ответил Стоун, проходя мимо нее по длинному восточному ковру, который тянулся по всему коридору к кабинету Сола Энсбэча.
Он прошел мимо своего собственного кабинета, у двери которого сидела его личная секретарша Шерри. Она родилась и большую часть жизни прожила в Южной Каролине, но, проведя десять лет назад лето в Лондоне, умудрилась каким-то образом приобрести настоящий британский акцент. Увидев Чарли, она удивленно подняла брови. Он жестом выразил обреченность.
— Долг требует.
— Понятно, — ответила она тоном западной официантки.
Глава «Фонда Парнаса» Сол Энсбэч сидел за большим столом красного дерева. Когда вошел Стоун, он быстро поднялся и подал ему руку.
— Сожалею, что пришлось прервать твой отдых, Чарли.
Это был крупный, мускулистый мужчина лет шестидесяти с «ежиком» волос стального цвета и в очках в толстой оправе. О таких обычно говорят, что они растяпы.
— Ты же отлично знаешь, что я бы этого никогда не сделал, если бы не действительно экстренные обстоятельства, — Сол жестом пригласил Стоуна присесть на черное деревянное кресло «Нотр-Дам», стоящее у стола.
Когда-то Энсбэч был защитником команды «Нотр-Дам», и он всегда сильно отличался от добропорядочных и осторожных типов, которыми кишела ЦРУ, настоящих представителей интеллектуальной элиты.
Очевидно, именно поэтому они отослали его в Нью-Йорк управлять «Парнасом». Но, как у большинства служащих ЦРУ его поколения, одежда Энсбэча была гораздо больше в стиле выпускника старейшего американского университета, чем одежда ректора Гарварда: голубая рубашка, застегнутая на все пуговицы, репсовый галстук и темный костюм, должно быть, от Дж. Пресса.
Вошедшему в кабинет Сола в первую очередь бросался в глаза большой мраморный камин высотой более полуметра. Сейчас комната была залита желтыми лучами заходящего солнца, проникающими через двойные звуконепроницаемые стекла окон.
Они встретились впервые, когда Стоун был студентом последнего курса Йельского университета.
Он тогда посещал семинары по советской политике. Их проводила крупная шумная женщина, которая эмигрировала из России после второй мировой войны. Чарли был гордостью своей группы. На этих семинарах, изучая то, что когда-то погубило его отца, он был действительно на своем месте. Это был первый предмет в университете, который сильно заинтересовал его, юный Чарли делал большие успехи.
Однажды после уроков преподавательница попросила Стоуна пообедать с ней в частном клубе «У Моли» на Йорк-стрит, в котором профессора обычно ели свои гренки с сыром и жаловались друг другу на задержки выплат гагенгеймовских дотаций. Она хотела, чтобы он встретился и поговорил с одним из ее друзей. Смущенный Чарли явился в клуб в синем костюме и рубашке с галстуком студента Йельского университета, грозившем вот-вот удушить его.
Рядом с преподавательницей за низким деревянным столом сидел высокий, стриженный под «ежик» мужчина в больших темных очках. Он представился как Сол Энсбэч. Большую часть вечера Стоун никак не мог понять, для чего его пригласили. Они болтали о России, о советском правительстве, о международном коммунизме и т. д. и т. п. И только потом он понял, что это была не пустая болтовня, что Энсбэч, который сначала представился служащим госдепартамента, просто проверял его знания.
Когда подали кофе, преподавательница извинилась и ушла. Вот тут-то Энсбэч и сделал первую попытку завербовать Стоуна на разведывательную работу, пока не давая никаких разъяснений о ее характере. Энсбэч знал, что Чарли был сыном печально знаменитого Элфрида Стоуна, обвиненного в измене родине во времена маккартизма. Но ему было наплевать на это, так как перед ним сидел блестящий молодой человек, обладающий поистине сверхъестественными способностями к оценке современной внешней политики многих стран и особенно Советского Союза. И, кроме того, этот юноша был крестником легендарного Уинтропа Лемана.
Чарли, который интуитивно считал ЦРУ чем-то зловещим, отказался.
Пока он учился в университете, Энсбэч звонил ему несколько раз с тем же предложением, но неизменно встречал вежливый отказ. И только спустя несколько лет, уже когда Чарльз Стоун сделал блестящую карьеру советолога и преподавал в университете Джорджтауна, Сол позвонил опять. На этот раз Чарли сдался и согласился. Дело в том, что времена изменились, и ЦРУ уже не казалось таким уж одиозным учреждением, как несколько лет назад. Кроме того, разведывательная служба привлекала Стоуна все больше; и он знал, что теперь, с его незапятнанной репутацией, ему уже можно заняться этим делом.