– Они будут, – твердо сказал Файаз. – Мои люди тебя проводят. И вот еще что… Будем считать, что мы квиты. Я больше для тебя ничего не сделаю.
* * *
Сенсационное известие, которое Ксан привез из Пешавара, привело Матвея Борисовича в состояние полного восторга. Файаз не обманул – уже на следующий день в прессе появились сообщения о разгроме группировки Шабир Шаха. Журналисты ссылались на свои источники в Зоне племен и Пешаваре. Что касается конкретных обстоятельств ликвидации банды, то высказывались различные мнения. Говорилось о сведении счетов между полевыми командирами (что было ближе всего к истине) и о об армейской операции. В пресс-релизе ОРУ было обтекаемо сказано, что устранение отряда Шабир Шаха стало «итогом длительных усилий пакистанского военного командования и гражданских властей». Что за «усилия», не уточнялось.
Пешаварскому мероприятию был окончательно дан «зеленый свет», оно вступило в заключительную фазу. В Пешавар отправлялся почти весь дипсостав посольства. Только Талдашев оставался в Исламабаде – как офицеру безопасности, ему полагалось выполнять свои обязанности на месте – и советник-посланник, на случай каких-то важных событий в столице.
Накануне отъезда в посольстве царила суета. Кто-то скандалил, завидуя старшим дипломатам – тех пригласил остановиться в своем доме бизнесмен и промышленник Факр Бодла, инициатор создания общества дружбы. Кому-то забыли заказать номер в гостинице, другим не успели выплатить суточные, третьи злословили в адрес посла: они, мол, с Ивантеевой и ее аккомпаниатором летят самолетом, а на прочих денег не хватило, будут трястись в автомобилях. Модестов носился по коридорам, перебегая от одного телефона к другому. На нем висела куча технических поручений: ничего нельзя было упустить. Пресс-атташе, которому поручили подготовить проект заявления для СМИ, не успевал в срок и нервничал.
Ксан торопился до отъезда «закрыть» все текущие дела. Вспомнил он и о том, что должен получить подробный отчет Марата Логия. Но застать его оказалось не так-то просто. Даже когда он приходил в посольство (в перерывах между выполнением «чувствительных поручений»), то почти незаметно скользил по коридорам, умея не привлекать внимания окружающих и оставаться почти невидимым. В конце концов Ксану повезло: он увидел Марата выбегающим из референтуры и потребовал от него умерить прыть и уделить полчаса старшему дипломату. Логия не сопротивлялся, куда было деваться. Они прошли в его крохотный кабинет. Марат отпер письменный стол, достал папку с отчетом.
– Здесь все, – сказал он, и в голосе его зазвучало ехидство. – Все, что я готов был передать вам сразу после выполнения поручения, но вы не спешили… Точнее, спешили по другим делам. Надеюсь, эти данные все же пригодятся, хотя время потеряно, конечно…
Ксан почувствовал, что его ждет сюрприз. Марат торжествовал. Старший дипломат проявил к нему пренебрежение, не выслушал сразу, значит, сам виноват.
Какой бы язвой ни был этот оперативник, дело свое он знал и работал на совесть. Ксан пробежал глазами отчет. Наверное, если бы в этот момент случилось солнечное затмение, он был бы меньше потрясен. Закрыв папку, с возмущением взглянул на Марата:
– И ты не мог найти меня, объяснить? Ведь это очень важно!
Марат скрестил руки на груди. Ответ легко прочитывался в его глазах: «Вы оттолкнули меня, не проявили уважения ко мне и к моей работе, не выслушали самого главного, хотя я так старался и так ждал вашей похвалы. И вы еще хотите, чтобы я бегал за вами? Не бывать этому! Раз так относитесь к сотруднику, который выполняет самую тяжелую и неблагодарную работу, то пеняйте на себя. Имейте то, что имеете».
Поведение Логия еще пуще рассердило Ксана.
– Твоя мелочность и обидчивость вредят делу. Они несовместимы с нашей работой. Я…
– Что, доложите Алексею Семеновичу? – запальчиво сказал Марат. – Только мне кажется, он и понятия не имел об этом поручении. Или я ошибаюсь?
Ксан почувствовал подступающий приступ ярости, но сумел сдержаться. Произнес как можно спокойнее:
– Ты слишком много на себя берешь, Марат. На твоем месте я бы со мной не ссорился.
Собеседник отвел глаза. По всей видимости, до него стало доходить, что он слегка зарвался.
– Ссориться я не собирался. Просто рассчитываю на уважительное отношение к себе и…
– Ну, хватит, – прервал его Ксан. – Еще не хватало, чтобы мы выясняли, кто кого уважает. Ты – меня, я – тебя, и все мы уважаемые люди. Что прошло, то прошло. Мы должны знать, что можем полагаться друг на друга. Ясно?
– Ясно, – пробурчал Марат.
– Никому ни слова. Ни полслова. Понял? Тогда, возможно, я тебя прощу. Когда-нибудь.
Поскольку Логия порывался что-то возразить, Ксан сжал руку в кулак и потряс ею перед физиономией оперативника.
«Что мне собачиться с этим парнем, – подумал Ксан, – он знает, что незаменим и пользуется этим».
– В любом случае, благодарю тебя за самоотверженный труд и обещаю впредь изучать твои доклады без промедления. Этот отчет забираю. Занимайся своими делами. Я ушел.
Марат смутился, глядя вслед уходившему Ксану. Он испытывал смешанные чувства. Ксан импонировал ему своим профессионализмом, но одновременно раздражал командным тоном, бесцеремонностью и чем-то еще… Чем именно, Марат никак не мог сформулировать. Возможно, чрезмерной жесткостью, стремлением все подчинять решению текущей задачи. Сам Логия не был в восторге от того, что работа заставляла его вмешиваться в личную жизнь разных людей, включая коллег по посольству. Но он относил это к числу издержек, с которыми приходилось мириться. Переживал по этому поводу, и это возвышало его в собственных глазах.
– Если еще понадоблюсь, скажите, – бросил он вдогонку Ксану, но тот не ответил.
* * *
То, что выяснил Марат, ни в какие рамки не укладывалось. Шантарский – любовник Хамиллы! Какого черта, это нарушение всех норм и запретов. Как это могло произойти? Ведь Хамилла дала ему от ворот поворот, нажаловалась на него мужу, Дуррани отказался его принимать, причем, по словам Идриса, по просьбе жены. Но, может, это был хитрый маневр с ее стороны, чтобы оставаться верной супругой в глазах мужа…
Узнав у дежурного, что переговорная свободна, Ксан взял у него ключ и заперся в этой комнате, служившей для встреч с посетителями. Здесь его никто не побеспокоит, и он может спокойно перечитать отчет Марата.
Были зафиксированы пять контактов Хамиллы и Шантарского. В торговом центре, в ресторане на окраине Исламабада, дома у Шантарского, опять дома у Шантарского… Вероятно, Марат мнил себя большим стилистом и старался писать с художественной выразительностью. Выходило забавно: «Объекты Тревелер и Талита стояли, тесно прижавшись друг к другу, и рука Тревелера блуждала по крутым бедрам Талиты. Талита не возражала».
Тревелер и Талита – кодовые имена, присвоенные Маратом объектам, за которыми он вел наблюдение. «Видно, парень знаком с Кортасаром, – подумал Ксан. – Неплохой вкус. Правда, Кортасар пишет совершенно по-другому. Без пошлостей».
Другой фрагмент отличался не меньшей сочностью: «Сквозь неплотно задернутые шторы было видно, как Тревелер раздевает Талиту. Талита осталась в нижнем белье. Тревелер сбросил с себя одежду и жадно впился в уста Талиты».
«Резвится негодник. Но если кому-то показать эту чушь, Шантарскому в посольстве не работать. И вообще в нашей службе. Хотя, в какое-нибудь посольство, может, его еще и возьмут. Квалифицированным рабочим. Дежурным комендантом. Дворником. Впрочем, дворники в загранпредставительствах по штатному расписанию не положены. Но каков Логия! Могучий талант пропадает. Не Кортасар, конечно, и даже не Пильняк. Не антироман. Не авангард. Скорее, тяготеет к классическому стилю».
Ксан перевернул еще страничку отчета. «Рука Талиты скользнула по волосам Тревелера… Их ноги тесно сплелись…»
Ксан вспомнил один из рассказов Аркадия Аверченко. Главный герой, автор порнографических произведений в каждом из них выводил одних и тех же персонажей, Гремина и Лидию. Делал он это примерно с той же изобретательностью, с какой Марат описывал Тревелера и Талиту. «При свете лампочки была видна полная волнующаяся грудь Лидии и ее упругие бедра, на которые Гремин смотрел жадным взглядом. Не помня себя, он судорожно прижал ее к груди, и все заверте…»
– Чертов бред! – выругался Ксан и закрыл папку.
Но последствия у этого бреда могли быть самые плачевные, он отдавал себе в этом отчет. Было необходимо поговорить с Шантарским. Ксан несколько раз звонил ему, однако безрезультатно. Мобильный был отключен. Был уже вечер, и накануне отъезда в Пешавар Леонид, судя по всему, захотел отдохнуть. Вполне возможно, что не один, а в компании с «Талитой».
«Мальчишка, щенок», – злился Ксан, но что он мог поделать? Докладывать Старых? О чем? О любовной связи его сотрудника с чеченкой? Резидент, ясен пень, будет не в восторге. Станет разбираться, но только после возвращения из Пешавара. Что-то подсказывало Ксану, что лучше бы не ездить в этот проблемный город на пакистанском северо-западе. Уж слишком много всего накрутилось вокруг этой поездки. Загадочное убийство в дипломатическом анклаве, предупреждение Идриса, Шабир Шах, Файаз Амин, а теперь еще непонятная и совершенно невероятная связка Шантарский-Хамилла. Однако весомых аргументов по-прежнему не было. Ну, поделится Ксан с Алексеем Семеновичем своими опасениями, скажет, что Хамилла внушает ему подозрения… Ну и что? На одной интуиции далеко не уедешь. Пока отношения Шантарского и чеченки – большая загадка, а с одними загадками к начальству не пожалуешь. Конечно, резидент и сам предлагал перенести мероприятие в Исламабад, но как убедить в этом посла?
