— Жили мы в небольшом двухэтажном домике с множеством торшеров, светильников, бра. Одним словом, у нас всегда было светло и уютно. Дом мы снимали. И когда мужа не стало, я легко рассталась с домом, потому что вся мебель, картины и прочее были тоже арендованы.
Мой муж служил в государственном учреждении. Он был старше меня, гораздо старше, и имел выслугу лет.
Шанталь замолчала, остановилась, повернулась лицом к Клоду и, не выпуская его локоть, требовательно спросила:
— Скажите, в чем вы видите смысл жизни?
— Вообще или моей?
— Вашей!
— По-разному, Шанталь…
— Что значит — по-разному?
— В разное время по-разному. Юношей я видел смысл моей жизни в свершении великих подвигов. Но я чрезвычайно жестоко наказан за свои заблуждения… Есть такое явление природы — шаровая молния. Происхождение ее еще не выяснено. Огненный шар нежданно врывается в ваш дом — через открытое окно, форточку, дверь — и взрывается, испепеляя все внутри. Так было и со мной.
Клод помолчал, сам удивляясь точному сравнению, которое получилось экспромтом.
— После удара шаровой молнии обитель моих грез и мечтаний выгорела дотла. Но я, как видите, уцелел. Смысл моей жизни отныне не в том, чтобы отстроить новую, а разобраться в этом непознанном феномене — шаровая молния…
Шанталь разочарованно вздохнула. Она ждала другого ответа.
— Мой муж считал, что все на свете сущая чепуха — деньги, вещи, явления природы, служебная карьера. Он называл это мишурой. Смыслом жизни для него была я. Это была даже не любовь, не обожание в общепринятом смысле, а философия, религиозный культ. Муж был неистощим на выдумки доставлять мне радости, выражать свое преклонение. На службу он уходил очень рано, когда я еще спала. А в час пробуждения звонили в дверь и вносили корзину цветов. И так каждый день.
— Но вам не наскучила монотонность?
— Вы знаете, нет! Цветы не повторялись — всегда приносили разные.
Клоду сделалось весело. Он увидел Шанталь в ином ракурсе, который был скрыт заданной ей ролью. И, словно подхваченное ветром с Ла-Манша, уносилось, исчезало беспокоившее его сожаление, что навсегда расстается с неповторимо красивой женщиной. Как бы подбрасывая хворост в огонь, пристрастно расспрашивал ее о прошлой жизни, чтобы еще и еще убедиться в том, что она совсем не та, за кого принял ее, кем вообразил.
— По вечерам, — охотно вспоминала она, — мы смотрели фильмы, спектакли, ходили в гости или принимали у себя. «Тебе понравилось манто героини американской картины?» — спрашивал меня муж, и если я отвечала «да», то назавтра такое манто висело в моем гардеробе.
— Шанталь, дорогая моя Шанталь! Дорт — тот самый, кто вам нужен! Он двойник вашего покойного супруга. Он будет его продолжением, уверяю вас.
— Вы думаете?
— У-ве-рен! Он осыплет вас цветами, по воскресеньям станет возить в гости и показывать как произведение искусства, в будни по сто раз на день звонить и справляться о здоровье, вечерами сидеть у ваших ног, как верный спаниель.
— Похоже, вы правы… И я вновь обрету себя, свою прежнюю жизнь, не так ли?
— Конечно же!
— Все снова будет, как в Швеции… Мне так не нравится суматошный Париж. Хемингуэй сказал, что это вечный праздник. А по-моему — вертеп. Клод, я вам очень благодарна и признательна.
— Да, каждый из нас получит то, что хотел, а вы — еще и мужа в перспективе.
— Я прекрасно понимаю, что при моем участии вы делаете какие-то свои аферы. Ну и с богом! Меня они не касаются. Я, кажется, вас ни в чем не подвела, верно?
— Совершенно верно, Шанталь!
— Ваши аферы меня, повторяю, не тревожат. Но если у вас возникнут какие-то неприятности, то на меня, пожалуйста, не рассчитывайте. Отныне я вне игры.
Клод улыбнулся и впервые несколько фамильярно обнял ее за плечи.
— Я вам подарил Дорта, мадам. А Дорт, помнится, не входил в наш уговор. Дорт — премия за безукоризненно сыгранную роль моей любящей, по не очень преданной спутницы жизни.
На перекрестке сильный порыв ветра упругим мячом ударил им в лицо, и оба, защищаясь, крепче придвинулись друг к другу. Неожиданно для себя Клод поцеловал ее долгим поцелуем. И когда почувствовал, что и она целует его, отстранился и тихо сказал:
— Пойдем отсюда.
И была ночь — долгая и сумбурная, как запутанная кинолента. Но после, когда Клод вспоминал, она казалась ему короткой, словно вспышка молнии.
Впервые они завтракали не в ресторане, а у себя в номере, как все супружеские пары, жившие в отеле. Шанталь была весела, выглядела свежей и бодрой.
Они болтали о пустяках, когда в дверь постучали. Шанталь запахнула халат, на ходу поправила перед зеркалом волосы и повернула ключ.
— Боже мой!
На пороге стоял портье с корзиной белых, едва распустившихся роз. Цветы были артистически собраны в массивный веерный букет.
— Боже мой, у меня кружится голова от аромата! Как они пахнут, и как я люблю розы!
— Где прикажете поставить, мадам?
Шанталь показала на круглый столик у зеркала. Портье осторожно опустил благоухающий сугроб цветов.
— Клод, это ты?
— С вашего позволения, мадам.
— Какую радость ты мне доставил, Клод! Я хочу тебя поцеловать. Нет, нет, сиди, не вставай.
Она подошла к нему, нежно поцеловала в щеку и, прижав его голову к себе, гладила волосы, слегка покачиваясь, словно баюкая, говорила ласковые слова. И у Клода навернулись слезы. В один миг он пронзительно ощутил свое одиночество и неизбежность расставания с этой неожиданной в его жизни женщиной.
Он резко встал и отошел к окну. Ла-Манш кипел крутыми белыми волнами.
— Теперь слушай меня внимательно, — заговорил Клод, не оборачиваясь к Шанталь.
И она как-то очень покорно ответила:
— Да, да, слушаю тебя, Клод.
— Наша инсценировка завершается. Предстоит последний акт. Влюбленный Дорт поехал за деньгами, чтобы выкупить тебя у меня. Он привезет деньги на восстановление моего конного завода. В обмен на наш развод. Сколько нужно времени, чтобы развестись?
— Право, не знаю, Клод.
— Скажем, недели две. Через две недели сообщишь ему, что ты уже не мадам Сен-Бри. Вот, собственно, и все.
— Хорошо, Клод, хорошо.
— С этого момента мадам Шанталь Перро вольна располагать собой, как ей хочется. Может выйти замуж за Дорта и жить с ним в доме с массой светильников и абажуров. Может поступить и по-иному. Это ее сугубо личное дело. Все понятно?
— Да.
— Ты хочешь о чем-то спросить?
— Нет, Клод, не хочу. Мне все ясно и понятно.
— Тогда я хочу тебе сказать еще вот что. Не подумай, будто эта история затеяна для вымогательства денег у Дорта. Деньги, которые он привезет, не его и мне не нужны. Они — лишь необходимый реквизит в очень серьезной политической операции. Еще раз повторяю — деньги не Дорта. Со временем, возможно, ты узнаешь и больше.
Косматые волны за окном, урча и повизгивая, все яростнее набрасывались на изваяния пляжных дюн, обдавая набережную шипящей липкой пеной. Ла-Манш бушевал.
Глава десятая
Капкан для Кларка
Джордж Крафт появился в «Гранд-Отеле» как снег на голову — без предупреждения. Клод подумал было, что американец хотел застать его врасплох.
Влетев в бар, где Клод, поджидая Дорта, коротал время у телевизора, Крафт бросился к нему с сияющим лицом.
— Мистер Крафт? Как говорят в вашей стране, вы выглядите на десять тысяч долларов. Что стряслось?
— Вы превзошли все наши ожидания, месье Сен-Бри!
— Вы о чем?
— О Дорте, о Карле Дорте.
— Ах, вот оно что…
— Да, он у нас в кармане, и мы вынем его, когда будет нужно.
Клод подозвал бармена.
— Два виски. Нет, пожалуй, два двойных виски за счет этого джентльмена.
— Мне, пожалуйста, без льда и без воды. Я с дороги и сильно продрог. Представьте, в машине испортилась печка.
— Так давайте же выпьем, месье Крафт.
— Давайте выпьем за вас, месье Сен-Бри. Вы просто молодец!
И Крафт поведал о фантастическом превращении бессребреника Дорта в алчного вымогателя. Прервав отпуск, явился к себе в мэрию и потребовал Вана Кларка. Когда тот переступил порог кабинета, Дорт запер дверь и даже зачем-то зашторил окна. Диалог был коротким и деловым.
— Я принимаю ваши условия, Кларк.
— Ну и давно бы так.
— Мне нужны деньги.
— Слава богу, что образумились, господин мэр.
— Ваше мнение меня не интересует. Несите деньги!
— Вы хотите сказать, чек на ваше имя, господин мэр.
— Нет! Наличные деньги. Я не собираюсь вызывать кривотолки у банковских служащих.
— Понял, господин мэр, и удаляюсь.
От двойной дозы неразбавленного виски Крафт становился разговорчивым и, фамильярничая, хлопал Клода по плечу.
— Но каков ваш Дорт? Откуда вдруг в нем проснулась такая алчность? Что вы тут с ним сотворили, а? Вы знаете, сколько он запросил?
