— Вы, я вижу, деловой человек, месье Дорт. Хотите от меня расписку, что, мол, я, Клод Сен-Бри, в здравом уме и твердой памяти получил от достопочтенного мэра сумму, за которую уступаю свою законную и любимую жену? И подпись разборчиво.
— Вы пошляк, месье Сен-Бри!
— Никогда им не был. Всю жизнь — циник. Это вовсе не одно и то же, месье мэр.
Клод прошелся по комнате, придумывая, чем бы еще досадить. Но не придумал.
— Так нужна вам моя расписка или нет?
— Не нужна.
— Как? Вы мне верите на слово? В наше время?
Дорт молчал. Маленький, ушастый, большеротый, болезненно-самолюбивый, он с первого знакомства был неприятен Клоду. И в этот момент особенно.
— А вдруг я не разведусь с Шанталь? Возьму ваши купюры и был таков, как тогда?
— Никак. Мне все надоело. Пойдите, пожалуйста, вон.
— Н-да, месье мэр и он же депутат и любитель изящной словесности, вот оказывается, что делают с человеком любовь и деньги.
Клод пристальней вгляделся в Дорта и увидел в нем большие перемены. Осунулся, побледнел, постарел. И страдальческие глаза утопающего, который гибнет, а схватиться не за что.
Сразу же расхотелось валять дурака. Клод взял чемоданчик с деньгами и в дверях сказал, что через неделю оформит развод.
В тот же вечер Клод и Шанталь экспрессом отбыли в Париж. Всю дорогу молчали и со стороны казались совершенно чужими людьми, очутившимися в одном купе.
Они простились на Аустерлицком вокзале. Была уже ночь. На стоянке такси маслянисто блестели в электрическом свете фонарей политые дождем крыши автомобилей.
— Месье с вами не едет? — спросил шофер, оборачиваясь к Шанталь.
— Нет, не едет.
И черный «мерседес» уплыл в ночной влажный город.
Наутро Клод, Жан-Поль и Робер держали совет.
— Расписка Дорта, которую прячет Кларк, — вот что мне нужно, — взволнованно говорил Клод. — Этой детали не хватает в закрученной нами операции. Поймите, если мы добудем подлинную расписку и перед голосованием в парламенте вернем Дорту, то ему будет нечего бояться, и он снова скажет американцам свое «нет». Но как ее извлечь из сейфа Кларка? Наверняка он хранит ее в своем несгораемом шкафу, как ты думаешь, Робер?
— По всей вероятности, да. Сейф — единственное надежное место, куда можно спрятать лист бумаги.
— Мой дорогой дядя, что скажешь ты?
— Давайте выпьем по чашке хорошего кофе. Сейчас сам сварю.
Жан-Поль ушел на кухню, гремел оттуда посудой.
— Э, Робер, я знаю характер моего родственника. Если бы у него была хоть какая-то мало-мальски оригинальная идея, он не пошел бы готовить кофе, а начал опробовать ее на нас. Может, ограбить Кларка и выкрасть бумагу?
— Хлопотно. К тому же мы не умеем грабить.
Кофе пили молча.
— Прекрасный кофе, дядя Жан-Поль. «Мокка»?
— Нет, «арабик».
— Да? Пил я «арабик» в Джибути, в Чаде. Там только этот сорт и разводят. Но вкус его в тех местах совсем другой.
Так они разговаривали ни о чем, но каждый тем временем думал о расписке Дорта. Первым заговорил Робер.
— Клод, ты предложил ограбить Кларка. Нужно придумать — как? Ведь иного выхода нет.
Оба посмотрели на Жан-Поля. Старик прохаживался по просторной гостиной, рассеянно прикасаясь к попадавшимся на глаза предметам. Потрогал глиняный карфагенский светильник, смахнул пыль с испанского веера.
— Нет, друзья, грабить нельзя. Это уже серьезное нарушение закона, а значит, и риск провала всей нашей работы. Не грабить Кларка, а каким-то манером выманить у него бумагу, извлечь…
— Милый мой дядюшка Жан-Поль, как извлечь? Может быть, в присутствии самого Кларка?
Жан-Поль вертел в руках турецкий кинжал. Подняв его торжественно вверх, он воскликнул: «Эврика!» И принялся кружиться по комнате, напевая: «Эврика! Эврика! Эврика!»
— Слушайте меня, молодые люди! Бумагу надо извлечь, как сказал шутливо Клод, именно в присутствии Кларка и при его помощи.
— Ага, понял, — засмеялся Клод. — Паяльником по пяткам, и Кларк нам выложит все секреты.
— Нет! Нам нужен гипнотизер!
Жан-Поль рубанул воздух кинжалом.
— Гипнотизер! Вы поняли мой замысел или пока еще нет?
— В принципе да. Но…
— Никаких «но»! Ищите гипнотизера.
У Робера был один знакомый по имени Геллер, студент медицинского факультета, который гипнозом мог заставить бросить курить и даже спас одного запущенного наркомана. Вопрос в том, согласится ли он провести сеанс с Кларком в необычных условиях — в его рабочем кабинете, скажем, во время интервью. Робер пообещал все выяснить.
Жан-Поль загорелся своей выдумкой и тут же набросал план операции. Под каким-то предлогом Кларка приглашают выступить по французскому телевидению, и к нему прибывает съемочная группа — Робер, Клод и гипнотизер. Во время интервью Кларка усыпляют, дают команду открыть сейф и забирают расписку, если, конечно, она хранится именно там.
— Безусловно, друзья, — говорил Жан-Поль, — во время операции возникнут какие-то неожиданности, непредвиденные обстоятельства, и решать их придется не мешкая. Но суть ясна, а ваша находчивость скорректирует мой план по ходу дела.
Замысел понравился — дерзкий, но остроумный. Робер считал, что Кларка легко можно завлечь в ловушку, предложив высказаться по телевидению об американских ракетах в Европе. Тема была его коньком, а выступление — бесплатной рекламой. Кстати, и американцы будут довольны.
— Ты и правда собираешься выпустить его на экран? — спросил Клод.
— А почему бы нет? Дадим минуты на две в вечерней программе новостей под рубрикой «Те, кто за ракеты». Есть у нас такая рубрика. А вслед пустим массовую демонстрацию в той же Соседней стране с нашим комментарием: «А это те, кто против». И все получится сбалансировано.
Вечером Робер позвонил Клоду: Геллер за хорошее вознаграждение согласен провести сеанс с Кларком, не интересуясь, что к чему и зачем. Вопрос об интервью Кларка был также улажен с директором телевизионной программы.
Через три дня съемочная группа отправилась в Соседнюю страну.
Машину вел Робер. Клод приглядывался к новому компаньону. Геллер был небольшого роста, с грустными иудейскими глазами, пухлыми негритянскими губами, которые постоянно чуть-чуть улыбались. Контраст печальных глаз с улыбкой приводил в замешательство — в разговоре было трудно попять, серьезно он настроен или иронизирует. Это раздвоение лица гипнотизера, манера изрекать двусмысленности или отмалчиваться делали его загадочным, таинственным.
— Вы слыхали что-нибудь о том человеке, к кому мы едем? — спросил Клод.
Геллер пожал плечами и отвернулся к окну.
Долго ехали молча. Вдруг сосед Клода потянул его за рукав и шепнул:
— Закройте глаза. Плотно, плотно.
Клод подчинился.
— А теперь скажите — какого цвета руль нашей машины?
Клод ответил, что не знает, и, открыв глаза, увидел темно-зеленый в дырочку чехол на обруче руля.
Геллер тихо смеялся.
— Чудеса! Мы ничего не замечаем вокруг себя. Смотрим, но не видим.
— Полбеды! — отозвался Робер. — Мы порой живем, по не чувствуем жизни. Как роботы. Это хуже.
А Геллер все над чем-то посмеивался, но в глазах таилась тоска и даже скорбь.
Кларк принял их в своей загородной вилле, объявив, что интервью будет проходить на пленэре. Так возникло первое непредвиденное обстоятельство, о чем и предупреждал Жан-Поль.
Робер профессионально взялся за Кларка.
— Прекрасно, месье Кларк. Но здесь мы снимем лишь часть нашего репортажа, так сказать, фрагмент. Ведь мы решили, учитывая значимость и общественный вес вашей персоны, снять вас, как говориться, крупным планом, то есть сделать небольшой документальный фильм. Мы вас отснимем и здесь, в домашней обстановке, и с вашей любимой собакой. Надеюсь, у вас есть любимая собака?
— А как же! Кижу, Кижу! Найдите мне Кижу.
— Короче говоря, месье Кларк, сценарий таков: вы — в своей семье, вы — с собакой Кижу, в розарии, словом — в непринужденной обстановке. Но прежде всего вы — деловой человек, не так ли?
— Безусловно!
— Вы предприниматель, к тому же со своими оригинальными политическими взглядами. Есть у вас такие взгляды, месье Кларк?
— О!
— Я так и знал. И вы, я уверен, выразитель настроений большинства привилегированных людей Европы.
Кларк млел.
— Поэтому мы обязательно должны показать вас в рабочей обстановке — в вашем кабинете.
Кларк не возражал.
Долго позировал перед камерой в своем поместье: нюхал розу, ласкал Кижу, блаженно брел по просеке и даже, переодевшись в теннисный костюм, попросил снять себя на корте. После лирической увертюры все поехали в его канцелярию, где был накрыт обед. Съемочная группа с аппетитом ела утиный паштет, спаржу и кроличье рагу. Клод тихо спросил у Геллера — справится ли он с подопечным.
