— Хорошо, — проговорил он наконец. — У нас есть еще полчаса. Я тебя познакомлю с этим человеком. Встретишься с ним и сам убедишься в моей правоте.
Мне и до сих пор непонятно, как такой опытный агент, как Релли, мог попасться так легкомысленно, согласившись устроить мне встречу со своим связником.
Возможно, что основной причиной, которая питала доверие Ауреля ко мне, стало то, что я был членом партии мелких сельских хозяев и личным другом Ференца Надя. Второй же причиной, вероятно, было то, что между Абрани и Джиди велась острая конкурентная борьба и Аурель старался действовать так, чтобы получаемая им информация отличалась и качеством, и количеством. В данном случае согласие Ауреля следовало рассматривать как своеобразный тактический прием, к которому он прибегнул.
Через полчаса в дверь позвонили. Аурель вышел из комнаты и вскоре вернулся с высоким видным мужчиной средних лет, который был одет в форму капитана венгерского пароходства.
— Ну, я вас сейчас представлю друг другу… — сказал Релли и познакомил нас, а затем повернулся ко мне: — Теперь ты поверишь, что твое послание дойдет до адресата без всякого досмотра венгерскими таможенниками?
Я, разумеется, поверил и постарался получше запомнить личность капитана, чтобы поточнее описать его Центру, а уж наши контрразведчики знают, что им следует с ним сделать.
ГОСПОДИН ТЕПЛИ ИЗ ВОЕННОГО МИНИСТЕРСТВА
Аурелю Абрани я был обязан еще одним знакомством. Господин, которому он представил меня, был австриец, хотя безупречно говорил по-венгерски. Одну ногу он потерял на войне, что, однако, не помешало ему оставаться веселым и жизнерадостным человеком. Он занимался парусным спортом в одном из красивейших рукавов Дуная, более того, пытался и меня увлечь этим видом спорта.
Я знал, что этот человек — офицер вновь созданной австрийской армии, но о том, что он майор разведки, мой новый знакомый сам сказал мне позднее, во время одной из наших прогулок под парусом.
По понятным причинам я не называю ни его имени, ни фамилии, так как не хочу омрачать его спокойную старость, если он еще жив. Пока мы с ним хорошо не подружились, он называл себя Стефаном Тепли. Этим именем и я буду называть его в своих воспоминаниях.
— Давайте заключим с вами джентльменское соглашение, — предложил он мне в один прекрасный день, когда яхта плавно скользила по водной глади. — Будем взаимно обмениваться важной информацией.
— Как изволите понимать вас?
— Надеюсь, вам известно, какие размеры приняла в наши дни гонка за получением ценной информации? Кое-кто из руководителей нашей полиции каждый протокол немедленно передает для ознакомления американцам. К нам же, в военное министерство, многие новости попадают с заметным опозданием.
— И все же я вас не понимаю.
Он поправил парус, тщательно завязал очередной узел и только после этого ответил:
— Вы передаете мне новости, поступившие к вам из первых рук, а я в свою очередь знакомлю вас с протоколами, которые ведутся в нашей центральной полиции. Таким образом, оба мы будем иметь более полное представление о событиях, которые происходят в мире.
— И какая же мне от этого польза, мой друг?
Он сделал нетерпеливый жест:
— А вы подумайте получше! Любому политику всегда выгодно знать больше других.
— Не в меньшей степени заинтересован в этом и разведчик.
Мы понимающе улыбнулись друг другу. Он решил, что я его правильно понял. Я же подумал о том, что для меня будет очень важно получить возможность знакомиться с полицейскими протоколами, которые ведутся по секретным делам.
— Хорошо, договорились! — согласился я.
И в тот же миг он повернул свою яхту к берегу, воскликнув:
— Это событие нам обязательно надо отметить! Выпьем-ка мы пива!
Господин Тепли был убежден в том, что совершил выгодную сделку. Он наверняка хорошо знал положение венгерских эмигрантов, и ему было известно, как они тянулись ко мне; как-никак, а факт оставался фактом — все прибывающие в Австрию эмигранты незамедлительно попадали под мое крыло, а это имело для них большое значение.
Само собой разумеется, господин Тепли, как и дядюшка Герцог, получали от меня только ту информацию, которая так или иначе попала бы к ним в руки, разве что чуть позднее, чем им этого хотелось бы. Таким образом, мне предоставилась возможность распространить несколько вводящих в заблуждение новостей, получив взамен материалы, одна часть которых знакомила нас со способами и методами допросов, проводимых политической полицией, а другая показывала, в каких именно местах какие военные и промышленные объекты вызывали огромное любопытство у наших противников. Из протоколов становилось известно, какие показания давали венгерские эмигранты на допросах.
Одно известие следовало за другим, а одна новая связь неизбежно рано или поздно вела к другому знакомству. Наиболее важную информацию я немедленно передавал в Центр, чтобы там после соответствующей ее оценки предприняли нужные меры.
Правда, много времени и труда ушло впустую. Однако те немногие важные сведения, которые я получил, с лихвой окупили и потраченное время, и усилия.
Однажды я встретился с семнадцатилетним Йошкой Токачели, проживающим сейчас в Швеции.
— А знаете ли, Миклош, — спросил он меня, — что один молодой человек, блестяще говорящий по-венгерски, ходит по лагерю и за деньги ищет болтунов?
Это известие меня, однако, нисколько не удивило. Я и раньше уже не раз слышал об агентах, которые, пользуясь нищенским положением эмигрантов — венгров, чехов, югославов, находившихся в лагерях для перемещенных лиц, — за гроши скупали различного рода информацию, а затем вербовали из их числа агентов.
— А почему об этом ты рассказываешь именно мне? — спросил я у парня.
Помолчав, он ответил:
— В последнее время к нам в лагерь столько всяких типов наведывалось! Разве угадаешь, кто из них провокатор, а кто доносчик, приехавший из Венгрии? В конце концов, дядюшка Миклош, вы наш руководитель… К кому же нам еще обращаться, если не к вам?
Немного подумав, я ответил:
— Послушай, Йошка, когда этот молодой человек еще раз появится в лагере у венгров, скажи ему, чтобы он зашел ко мне на квартиру. Это в его личных интересах.
— А если он не пойдет к вам?
— Тогда скажи ему, что я подозреваю его как коммунистического агента. Если же он не докажет мне обратное, я заявлю на него в венскую полицию.
Мое предупреждение подействовало. И хотя в те годы иностранные шпионы не особенно боялись молодой австрийской полиции, все же опасность провала несколько сдерживала их.
Спустя несколько дней после этого разговора в дверь моей квартиры кто-то позвонил. Открыв, я увидел на пороге высокого симпатичного молодого человека спортивного телосложения.
— Это вы господин Миклош Сабо… — скорее утвердительно, чем вопросительно, проговорил пришедший.
— Да. С кем имею честь?
— Вы меня вызывали, потому я, собственно, и зашел к вам…
Я пригласил незнакомца в свой кабинет. Предложил сесть, угостил коньяком, незаметно наблюдая за его еще совсем юным лицом с высоким умным лбом и холодно блестевшими глазами. Тогда я, разумеется, и не мечтал о том, чтобы извлечь из этого знакомства какую-то пользу. Это произошло значительно позже.
Я старался не спешить, полагая, что поспешность в подобных случаях отпугивает или вызывает подозрение и рождает у собеседника излишнюю бдительность. Именно поэтому я задавал ему самые безобидные вопросы, такие, какие я обычно задавал своим подопечным, чтобы в последующем иметь возможность защищать их интересы, что считал своей прямой обязанностью.
— Я знаю, что вы посещаете лагерь для перемещенных лиц в Зиммеринге и там уговариваете людей, чтобы они давали вам какие-то показания. Мне необходимо знать, на кого вы работаете?
Мой собеседник докурил свою английскую трубку, а затем флегматично спросил:
— А с какой целью?
Я хорошо знал, что мой столь решительный шаг мог привести к двум последствиям: во-первых, покровители этого типа принимают меня, видимо, за того, кого они хотели бы во мне видеть, однако, во-вторых, я мог добиться и обратного. Поэтому мне пришлось взять себя в руки и следить за каждым своим словом и жестом.
— Вам, видимо, известно, что я являюсь бывшим депутатом парламента и одновременно политиком, который на своем боевом посту защищает интересы так называемого свободного мира. Вы же, возможно, являетесь агентом органов безопасности Венгрии…
Пока я все это говорил, мой собеседник с завидным спокойствием выпускал изо рта густые клубы дыма и, когда я закончил, спросил:
— И какую же цель я преследовал бы в этом случае?
— Например, вас могло бы интересовать, с каким «багажом» они прибыли из Венгрии. Поинтересовались бы их связями, занялись вымогательством, ссылаясь при этом на родственников, которые остались на родине. Вполне возможно… — здесь я для пущей убедительности сделал небольшую паузу, — …что самых важных из эмигрантов вы попытались бы уговорить уехать обратно или же… убить!..
