В какой они были эйфории в тот ноябрьский вечер, когда Бейкер выиграл выборы! Мэгги тоже радовалась и выслушивала поддразнивания Стью и Дуга Санчеса, а они смеялись над ее прежним пессимизмом.
Она усмирила свои сомнения, хотя опыт подсказывал ей, что политика всегда связана с поражением в конце. Она была не права. Политика всегда возбуждает надежду, чтобы потом задушить ее. И глупо было думать, что на этот раз будет по-другому.
Она вышла из душа, обернувшись полотенцем, и стала придирчиво рассматривать свой гардероб, размышляя, что прилично надеть в случае политического кризиса. Требуют специального прокурора, ужас какой!
Снова зазвонил мобильный.
— Простите, — раздался в трубке женский голос, — это Мэгги Костелло?
— Да.
— С вами хочет говорить Магнус Лонгли.
Сердце у Мэгги сжалось.
— Мисс Костелло? Прошу прощения за то, что побеспокоил вас так рано, но мне показалось, что лучше сразу сообщить вам о моем решении. Энтони Адамс настаивает на вашем увольнении. И я вынужден удовлетворить его просьбу.
Мэгги чувствовала себя так, словно ей в шею вонзили иглу и впрыснули ярость прямо в аорту.
— Но не далее чем вчера президент попросил меня…
— Вы должны прийти с утра пораньше и очистить свой стол. А к полудню сдать пропуск.
— Могу я по крайней мере…
— Боюсь, в шесть сорок пять у меня начинается встреча. До свидания, мисс Костелло.
Секунд пять она стояла, стиснув зубы от обиды. Как они могли так с ней поступить?
Она занесла было руку, чтобы шарахнуть мобильник об стену, но тут он зазвонил. Она взглянула на экранчик: «Конфиденциально». И нажала зеленую кнопку.
Снова женский голос, но уже другой:
— С вами желает говорить президент.
Через секунду зазвучал мягкий баритон, знакомый миллионам:
— Мэгги, мне нужно тебя видеть. Немедленно.
Бейкер предложил встретиться в резиденции: он, она и Стюарт. Мэгги тотчас позвонила Гольдштейну и рассказала, что ее уволили.
— Боже мой, я до двенадцати должна сдать пропуск!
— Ладно, — сказал он. — Но несколько часов у нас есть.
— Ты что, смеешься?
— Нет. И еще, Мэгги. Сначала зайди ко мне. Я скажу, чего надо опасаться, а потом пойдем к президенту.
Через двадцать минут она уже была у него в кабинете. Стюарт, с покрасневшими глазами, читал досье.
— Это папка на иранца? — прямо с порога спросила она.
— Да. В этой стране он известен как Джим Ходжес, проживающий в штате Техас.
— Так он гражданин США! Тогда мы спасены.
— Но одновременно он — Хусейн Наджафи, гражданин Ирана. К тому же ветеран Армии защитников исламской революции.
— Но кто мог знать, что Джим Ходжес на самом деле…
— Нам положено проверять такие вещи! — Гольдштейн поднял голову. — Мы в Белом доме. Президент Соединенных Штатов должен знать, с кем встречается…
— Они встречались?
— Да! Какой-то сборщик средств. Так что найдутся и фотографии.
— И нас будут спрашивать, почему мы позволили иранскому шпиону так близко подойти к выборам президента.
— Да. А также — зачем бы иранцам давать деньги Бейкеру?
— Кошмар, — согласилась Мэгги.
— Но он хочет тебя видеть не потому. То есть нас. — И Стюарт рассказал Мэгги о сообщении, присланном Кэти Бейкер через «Фейсбук».
— Господи!
— Вот именно. — Стюарт посмотрел на часы: — Пора идти.
Настроение в резиденции президента было явно не таким, как в прошлое утро. Кимберли пораньше увезла детей в школу. Президент мерил шагами кухню. Во время предвыборной кампании Мэгги насмотрелась, как Стивен Бейкер реагирует на плохие новости, — почти всегда, за парой-тройкой исключений, он оставался спокоен. Он говорил ровным голосом, когда остальные кричали, он сидел, когда остальные вскакивали на ноги. А сейчас он шагал по кухне.
— Спасибо, что пришли. — Он кивнул на два стула, но сам остался стоять. — Мэгги, как я понимаю, ты в курсе?
— Да, господин президент.
— Этот сумасшедший написал моей дочери. Предупредил, что следующая крупная история будет «завтра утром». Так и случилось. Стало быть, он не сумасшедший.
— Или сумасшедший, который умеет взламывать компьютеры, — заметил Гольдштейн.
— Нужно узнать, кто этот человек. Как можно скорее, — сказал Бейкер.
— А секретная служба не может это сделать? — спросила Мэгги.
— Агент, прикрепленный к Кэти, идет по его следу.
— Посмотрим, что она обнаружит, — сказала Мэгги.
— Мэгги, этим должен заниматься человек, которому я доверяю.
— Но вы же доверяете секретной службе.
— В их обязанности входит расследование того, что угрожает моей жизни.
Стюарт подался вперед:
— А здесь угроза не физической смерти, а политической. Кто-то хочет уничтожить Бейкера как президента. И нам нужен в этом деле свой человек. Человек, которому не безразлично. И который умеет делать, как бы это сказать, нетривиальные вещи.
— Что ты имеешь в виду под нетривиальными вещами?
— Слушай, Мэгги. Мы все знаем, что́ ты сделала в Иерусалиме. Ведь ты там не просто бумажки перебирала, так ведь?
— Но я же больше у вас не работаю!
— Мне очень жаль, — тихо сказал президент.
— У Лонгли своя игра, ты же знаешь, Мэгги, — сказал Стюарт. — Но это не значит, что ты не можешь помочь. Так даже лучше, если что. У тебя есть дистанция.
Президент остановился и проникновенно посмотрел ей в глаза.
— Ты мне нужна, Мэгги. Мы ведь столько хотели вместе сделать! А чтобы все это сделать, я должен остаться на этом посту. А значит, надо найти того человека.
Долгую секунду или две она не отводила взгляда, вспоминая разговор, который происходил на этом самом месте ровно двадцать четыре часа назад. О Дарфуре, о вертолетах, которые готов послать туда этот президент, о том, сколько человеческих жизней можно спасти.
— Ладно, — сказала она.
Когда они возвращались в Западное крыло, Мэгги сказала Стюарту:
— Для начала составим список.
— Какой список?
— Список людей, которые хотят выжить Стивена Бейкера из его кабинета.
Вашингтон, округ Колумбия, вторник, 21 марта, 09 ч. 16 мин.
В команде младшего сенатора от штата Южная Каролина очень гордились тем, что стоило посетителю шагнуть через порог, как он оказывался на старом добром Юге. Секретарша в приемной была блондинка младше тридцати с приветливой улыбкой на устах. Мерзость под названием Вашингтон, округ Колумбия, оставалась по ту сторону дверей. А здесь, в гостях у сенатора Рика Франклина, вы были с южной стороны линии Мейсона — Диксона.
В приемной висела бронзовая табличка с десятью заповедями. Сенатору Франклину нет дела до того, что это общественное место и что церковь отделена от государства. Телевизор с огромным экраном был настроен не на Си-эн-эн и не на Эм-эс-эн-би-си, а на христианский канал. Промежуточные выборы еще только через полтора года, но уже пора в них вкладываться — производить правильное впечатление.
Это снаружи. Но если посетитель проникал в личный кабинет сенатора, то там он видел куда более земное отношение к реалиям политической жизни. Здесь-то на экране был «Фокс» или Эм-эс-эн-би-си, обычно последняя. «Врага надо знать в лицо», — любил повторять Франклин.
Однако вот уже сутки враг перестал быть врагом. Сеть, которую Франклин клеймил как «новости для либералов», наносила удар за ударом президенту Бейкеру, а для тех, кто был в одном стане с Франклином, это был бальзам на душу. Во-первых, святой Стефан оказался психом и лечился от этого. Во-вторых, связь с Ираном. Дело, конечно, темное, подробности неизвестны, но так даже лучше. Народ придет к выводу, что господин Безупречный Президент уже не так чист, как свежевыпавший снег.
Вот почему он позвонил своему коллеге-демократу буквально через минуту после того, как новость появилась в эфире. Он знал, что Винченци — союзник, на которого можно положиться. А требование независимого расследования не несет в себе никакого риска. Если ничего не всплывет, Франклин заявит, что должен был это сделать для общего блага, чтобы прекратить беспочвенные слухи. А если всплывет — о-го-го!
То, что Винченци на его стороне, придаст запросу Франклина налет беспристрастности. «Это выше партийной политики», — отметили оба в своих заявлениях.
Поэтому сенатор Франклин, поправляя на столе ежедневник, готов был замурлыкать «Вернулись счастливые дни». Все шло как надо.
В дверь тихонько постучали. С улыбкой вошла Синди, руководитель его юридической службы. Он любил смотреть, как она ходит: зад обтянут тесной юбочкой, которая никогда не бывает ниже колена…
— Я вижу, ты принесла мне хорошие новости, милая?
— Да, сэр, хорошие.
У них была такая игра: джентльмен-южанин и юная скромная девушка; диалоги как из «Унесенных ветром».
