class="p1">Двое охранников полуволокли-полунесли его по коридору с рядами дверей камер с обеих сторон. В коридоре пахло мочой и дезинфицирующими средствами. Заключенные, как только они слышали шаги, начинали свистеть в камерах и кричать из-за дверей:
«Не кажи им ничого, брат!», «Допоможить!» и
«Мусора, суки!».
Охранники втащили Скорпиона в большую комнату с зеркалом, которое, как он предположил, позволяло видеть его из другого помещения, и привязали к прочному металлическому стулу, привинченному к полу. Пока его голову не притянули к спинке стула так, что он не мог ею пошевелить, он успел увидеть инструменты на скамье и провода. «Начинается», — сказал он себе, стараясь унять сердцебиение. Один из охранников прикрепил электроды к гениталиям Скорпиона. Сильная боль от одних их зажимов заставила задохнуться. Он старался заставить себя дышать медленнее.
Кулаков вошел вместе с маленьким толстым блондином в форме охранника, куртка этого толстяка была расстегнута, из брюк вылезала мятая рубашка. На его лице застыла неживая улыбка, как у куклы. Скорпион подумал, что он, видимо, умственно неполноценен. Блондин подошел к электронному устройству, связанному с электродами. Он почти ласково коснулся его своими толстыми пальцами, затем облизнул их. Кулаков сел на стул напротив Скорпиона. Два охранника ушли, два других остались за спиной Скорпиона, готовые сразу же схватить его, если он попытается что-то предпринять.
— Охранники ушли за пистолетами. Ты не выйдешь из этой комнаты, пока я не разрешу, — сказал Кулаков.
Скорпион ничего не ответил.
— Я предвидел это, — сказал Кулаков, позволив себе легкую улыбку.
— Надо мне было убить тебя там, в Кукольном театре, — сказал Скорпион.
— Что ж не убил?
— Хотел сначала порасспросить, да тут Ирине понадобилась помощь.
Скорпион хотел пожать плечами, но не смог пошевелиться.
— Одна из многих твоих ошибок, — сказал Кулаков. — Ты знаешь, почему ты здесь?
— Не заплатил за парковку?
— Отлично, — кивнул Кулаков. — Изволишь шутить, — улыбнулся он и посмотрел на охранников, которые засмеялись.
Блондин улыбнулся, издавая странные звуки «ух-ух-ух» и показывая редкие зубы.
— Тебя будут судить и осудят за убийство Юрия Черкесова и членов его штаба, находившихся в машине, которую ты взорвал. Ты и твоя любовница и сообщница Ирина Шевченко.
— Если приговор уже вынесен, зачем возиться с судом?
— Это будет трибунал, — уточнил Кулаков. — Трибунал СБУ.
— Разумеется. Меньше шансов, что за пределы тюрьмы просочится что-нибудь, похожее на правду.
— Вы все видите, — сказал Кулаков, обернувшись к невидимым зрителям за зеркалом. — Все в порядке, мы беседуем.
Затем он обратился к блондину:
— Сейчас мы испробуем наше оборудование. Не слишком сильно.
Раздалось едва слышное электрическое гудение, и боль ударила Скорпиона, словно кувалдой. Он глотнул воздуха, отчаянно дергаясь в путах. Казалось, что пытка длилась очень долго, боль между ног нарастала с каждой секундой. Когда толстяк отключил аппарат, Скорпион, несмотря на холод в комнате, обливался потом.
— Это было низкое напряжение, мы можем намного повысить его, а можем наоборот — прекратить все это, — сказал Кулаков.
«Все делается в точности, как по наставлению КУБАРК, — подумал Скорпион. — Вызвать ожидание более сильной боли, сказав допрашиваемому, что можете сделать ему намного хуже. Потом бесстыдно посочувствовать ему, чтобы жертва начала считать палача своим союзником, который хочет уменьшить его страдания.»
— Ну что, возразить нечего? Все понятно? — спросил Кулаков, заложив ногу на ногу и подавшись вперед.
— Как вы нашли нас?
Кулаков сделал блондину знак, и возник новый удар тока, гораздо более сильный. Скорпион почувствовал, что спина его выгибается, а поясница разрывается от боли. У него вырвался громкий стон. По знаку Кулакова аппарат был выключен. Скорпион обмяк на стуле, истекая потом.
— Сам виноват. Я задаю вопросы, — сказал Кулаков, глянув в сторону зеркала, чтобы убедиться, что его остроумие оценено. — Поговорим об убийстве. Кто заказал тебе убийство Черкесова? ЦРУ?
— Мы оба знаем, что я не убивал Черкесова.
— Мы ожидали этого ответа, — сказал Кулаков и дал знак блондину. На этот раз гудение было громче и боль несравненно сильнее. Скорпиону казалось, что кто-то колет его гениталии раскаленным ножом. Он завизжал, из глаз потекли слезы. Внезапно все прекратилось, и он ощутил запах горелой плоти. Его собственной плоти.
— Давайте закончим с этим. Не для протокола: кто, по-вашему, убил Черкесова?
— Черкесова убил Дмитрий Шелаев, — выдохнул Скорпион. — Это знаю я, это знаешь ты, а теперь это знает множество людей.
— У тебя есть свидетельства?
— Ты знаешь, что есть. Признание Шелаева. Видеозапись.
— Какая видеозапись?
— Та, что на телестудии.
Кулаков покачал головой:
— Мы там тщательно все обыскали. Там не было никакой видеозаписи.
— Люди в телестудии видели ее.
— Мы спрашивали там всех. Все отрицают, что видели что-то.
— Как могли люди отрицать, что видели то, что, по вашим словам, не существует? — спокойно спросил Скорпион.
Кулаков взбесился. Он подался вперед и сильно ударил Скорпиона по лицу, а потом сделал знак блондину. Послышалось еще более громкое гудение, и Скорпион закричал от нового приступа боли, какую он никогда раньше не испытывал. От гениталий она била прямо в мозг. Он слышал чей-то крик, и какая-то часть его существа понимала, что это кричит он сам. Казалось, что боль нарастает с каждой секундой. «Ему нельзя допустить твоей смерти, — твердил себе Скорпион. Шейх Заид. Терпи. Боль всегда кончается. Им нужен суд. Ему нельзя допустить твоей смерти». Но жужжание и боль не прекращались.
Мыслей больше не было, была только боль. Только боль. Она становилась все сильнее и сильнее. «Прекратите, прекратите, пожалуйста, прекратите, — говорил он, не зная, говорит он это вслух или только в уме. — Прекратите, прекратите, пожалуйста, прекратите, ради бога. Боль всегда кончается. Ему нельзя допустить твоей смерти».
Как его тащили обратно в камеру, Скорпион не помнил. Он знал только, что в какой-то момент он проснулся. Он смутно понимал, что лежит на ледяном бетонном полу камеры. Он был гол, его руки по-прежнему были стянуты за спиной, между ног была жгучая, мучительная боль. Но это была не та боль, которую он ощущал под действием электричества. Ничего подобного он никогда не испытывал. Ни в Форт-Брэгге, ни в каком-либо другом месте.
Ему никогда не было так холодно. Он страшно дрожал, и дрожь усиливала боль в гениталиях. Скорпиону казалось, что он исчезает. Часть его умирала. Но кто же он? У него было столько имен и гражданств, что он уже сам путался. Ирине он так и не сказал, кто он. Если бы Кулакову это было нужно, он сумел бы заставить Скорпиона сказать. Однако им нужно было другое — заставить его признаться. Но это не имеет значения, ибо у него еще был один туз в
