вождей ох как не хочется! Тогда что же остаётся — анархия?
И тут меня осенило! Государственный строй, экономическое процветание, идеология — всё это в помойку! Нужно дать людям веру в то, что не напрасно мы живём, а в остальном сами разберутся. Смысл жизни в том, чтобы обрести бессмертие, однако добиться этого можно лишь своим трудом на благо всех людей… Но вдруг у них совсем другое мнение? Вдруг на первом месте собственное Эго, а всё остальное по фигу? Как мне их переубедить?
Нет, это бредовая идея. Замкнутый круг без начала и конца, но даже если есть конец, наверняка ужасный. Не хватает ещё, чтобы обвинили в плагиате — будто сюжет одного из своих романов позаимствовал у графомана из Челябинска. А ведь и правда — когда пишу, возникает такое ощущение, словно бы кто-то на ухо нашёптывает мне текст… А вдруг всё это было наяву? Тогда уж точно не отмоешься, затаскают по судам! Но ведь я не крал чужих сюжетов, не грабил банк, никого не убивал, даже в моих романах нет ни одного убийства… Это как дважды два — два телевизора в моей квартире, два халата, бежевый и синий, два смартфона, так, на всякий случай, чтобы не бежать сразу в магазин, если что-нибудь сломается. Я всегда был предусмотрительным и осторожным, а тут вляпался по самое оно! И во всём виноват тот старик с белой бородой и чёрной книгой — наверняка его кто-то нарочно подослал.
Решил ещё поспать — может быть так приду в себя, а на свежую голову думается гораздо лучше. Но только повернулся на бок, как опять он, Иеремия, на этот раз неприветливый и злой:
— Разочаровал ты меня, — и смотрит так, будто оглашает приговор.
— Да что случилось-то?
— Прочитал вчера одну из твоих книг. Впечатление ужасное! Всё плоско и уныло, либо совсем наоборот — сплошь ёрничество и больше ничего. Нет, ни Толстого, ни Достоевского из тебя не выйдет.
— Неужели безнадёжен?
— Увы, это видно, что называется, невооружённым глазом, и помочь тебе я не смогу.
— А кто сможет?
Тут Иеремия разинул рот и гаркнул так, что зазвенела посуда в кухонном шкафу:
— Психиатр, вот кто тебе нужен! — а потом уже спокойным, деловым тоном: — Рекомендую не откладывать визит, адрес подскажу, тут недалеко, на Фрунзенской.
Никак не пойму, что происходит, поэтому и говорю:
— Да брось! Ты меня разыгрываешь.
— Я не в том возрасте, чтобы играть в такие игры…
Ещё немного и я сойду с ума. Так ведь они этого и добиваются! Обложили, как матёрого зверя, и гонят в западню. Но ведь всегда можно найти какой-то выход! В том случае, если он есть. Так я Кате и сказал накануне расставания…
Катя! Вот кто меня спасёт!
Прошло четыре года со времени нашей последней встречи, а у неё всё тот же номер телефона. Договорились, что я подъеду на Старую площадь, буду ждать её у памятника Кириллу и Мефодию. И вот смотрю — идёт, всё такая же неотразимо обольстительная, и с ходу заявляет:
— Зря ты всё это затеял!
— Но ведь можно было вызвать, объяснить, кого и чем я рассердил, в чём оказался неправ.
— Так было при советской власти, а теперь у нас другие методы.
— Разве можно издеваться над человеком?
— Можно, если это в интересах государства.
У меня глаза на лоб. Неужели это Катя, та самая, которую… Да нет! Стоит передо мной эдакий комиссар в юбке и произносит пламенную речь:
— А ты как думал? Идёт борьба двух идеологий, двух концепций мироустройства. В такой борьбе все средства хороши.
— Я-то тут при чём?
— Ты вставляешь палки нам в колёса, ставишь под сомнение легитимность действующей власти…
— Да не было ничего такого!
— Если не было, непременно будет. Уж я-то знаю, как это происходит с людьми. Ещё вчера преданные нашему делу, а завтра полоснут по горлу ножом, — и уже ласково, даже чуть жалостливо, ну прямо умоляет: — Егор, остановись, пока не поздно.
Катя ушла, остались Мефодий и Кирилл с крестом посередине. Вот не хватало ещё, чтобы они стали убеждать, будто я не прав…
Вечером Катя позвонила:
— Егор, ты меня прости, наговорила много лишнего. Так уж всё сошлось… Не хочу, чтобы ты плохо обо мне думал. В общем, приезжай, адрес эсэмэской скину.
Но вот приехал. Шикарная квартира в элитном доме. Катя, вся в расстроенных чувствах. Ну и я в роли утешителя.
— Видишь ли, недавно с мужем разошлась, и года вместе с ним не прожили.
— Что так?
— Да он упёртый, хуже некуда, только я это не сразу поняла.
Подумал: а сама какая? Вслух ничего не сказал, а Катя продолжает свою исповедь:
— В общем, он делает карьеру, уже полковник, редкость в его возрасте, а ему всё мало. Дома только разговоры о каких-то внутренних разборках, а мне на работе этого хватает, у каждого своё мнение по любому вопросу.
— А как же ваше хвалёное единство? На вас же вся страна смотрит.
— Куда там?! Иногда спорим до хрипоты.
— Так это хорошо! В спорах рождается истина.
— Если бы… В итоге все берут под козырёк, исполняют распоряжения начальства.
Этому не стоит удивляться, иначе вся вертикаль рассыпется.
Катя спрашивает:
— Ну а ты по-прежнему один?
— Да, семейная жизнь не для меня. Хлопотное это дело, отнимает много времени.
— Я думаю, что дело в другом. Ты такой же упёртый, как и мой муж, теперь уже, по сути, бывший. Для него главное карьера, а ты хочешь изменить мир к лучшему. Только вряд ли что-нибудь получится. Силы слишком неравны.
— А ты уже смирилась?
— Просто живу и добросовестно выполняю свою работу. Надеюсь, что будет какой-то толк из всего этого.
Тут самое время вернуться к тому, ради чего согласился на встречу с Катей.
— И всё-таки я не пойму, что происходит. Мелкие пакости, это как-то несолидно.
— Причина в том, что нет единого мнения по этому вопросу, а наверху не торопятся принимать решение, у них и без того полно проблем. Вот каждый чинуша и действует в пределах своей компетенции по обычной схеме, когда нужно кого-то приструнить.
— И скоро ли всё закончится?
— Когда наверху созреет мнение.
Эх, зря сюда пришёл. Видимо, Катя почувствовала перемену в моём настроении.
— Что-то ты загрустил, — а потом без всякого перехода: — Ты что предпочитаешь, коньяк или виски?
Нет, напиваться с горя — это последнее дело.
— Может быть, шампанского за встречу?
— С мороженым, — согласилась Катя.
