— Владелец «Гривы» во время убийства был дома, — хмуро произнес Волков.
— Но в баре кроме Шилкина было еще две дюжины человек, вы их проверили? — с пылом сказала я. — Или вы решили взять первого попавшегося, потому что он хорошо всем известен и был во время убийства в баре? Вы, кстати, тоже были там, не забывайте об этом.
Лицо Волкова сначала позеленело, а потом стало пепельно-серым. Губы скривились в мучительной гримасе.
— У меня дочь, — совладав с чувствами, произнес он на удивление проникновенно, — такого же возраста, как эти погибшие девчонки. Так что я попрошу вас…
— Я только хотела сказать, — произнесла я извиняющимся тоном, — что нельзя обвинять человека только из-за того, что у него в альбоме оказались фотографии убитых.
— Давайте все-таки вернемся к моему вопросу, — уже спокойнее сказал Волков.
— Хорошо, — согласилась я. — Я познакомилась с Шилкиным незадолго до того, как мы пришли в бар.
— Как это произошло?
— Он шел по дороге, и его сбила машина, — с вызовом сказала я, — к счастью, он успел отпрыгнуть в сторону, иначе дело могло закончиться трагически. Я, можно сказать, подобрала его на дороге, чтобы оказать помощь.
— Вы видели, как это случилось?
— Видела.
— Почему он не сообщил о наезде в милицию? — с недоверием поинтересовался Волков.
— Не знаю. — Я пожала плечами, — по-моему, он не придал этому большого значения. Пьяный водитель…
— Вы тоже так думаете?
— Нет. Мне показалось, что его пытались убить.
— Что это была за машина?
— «Шестерка». Возможно, серая, но было довольно темно, и точно я сказать не могу.
Майор сделал пометки в блокноте, провел ладонью по коротким волосам ото лба к затылку и глубоко вздохнул.
— Могу я задать вам вопрос? — спросила я, когда он закончил писать.
— Конечно. — Он настороженно посмотрел на меня.
— Мне известно, что вы задержали сутенера, на которого работала Настя Белова. Кажется, его фамилия Брусков.
— Это так, — подтвердил Волков, — но сегодня утром мы его отпустили.
— Вы его тоже подозреваете?
— Подозреваем, — кивнул майор, — но доказательств у нас нет. Только это не для печати, прошу вас. — Хорошо, я понимаю.
— Тогда еще один вопрос вам. — Он снова глубоко вздохнул. — Шилкин выходил из бара незадолго до того, как вы собрались уходить?
Вот он, главный вопрос, из-за которого ты пришел сюда, майор, поняла я. Но ведь то, что он выходил, мог видеть охранник и гардеробщик. Значит, они не помнят, догадалась я. Этот дебил с дубинкой всю дорогу выискивал в газете знакомые буквы, а хромой гардеробщик мог на время отвлечься и не заметить Шилкина. Я также вспомнила, что Оксана сказала ментам, будто бы не помнит, выходил ли Шилкин в холл.
— Нет, — сказала я, — он никуда не выходил.
— Вы это точно помните? — Волков вперил в меня свои холодные орехового цвета глаза, словно собирался пробуравить меня насквозь.
— Совершенно точно, — беззаботно ответила я. — А вы ведь тоже были в зале…
— К сожалению, у меня не было возможности все время следить за ним, я там оказался случайно.
— Вы все еще собираетесь задержать Шилкина?
— Теперь, когда у него есть алиби, не думаю, что это необходимо, но задать ему несколько вопросов все же придется.
* * *
Когда за Волковым закрылась дверь, я вскочила и, надев шубу, направилась к выходу.
— Ты куда? — удивился Кряжимский.
— Я ненадолго, — бросила я, — минут через сорок вернусь.
Я села в машину и направилась к Шилкину. Нужно было предупредить его, чтобы не проговорился. Я гнала как сумасшедшая, рискуя каждую секунду на скользкой дороге собственной жизнью. Но я боялась, что Волков от меня направится прямо к Александру. Свернув на улицу с домом Шилкина, я проехала мимо голубой «шестерки», стоявшей на обочине метрах в пятидесяти от его калитки. Не та ли это «шестерка», которую я видела у дома Дюковой? Похожа, но номера в тот раз я не видела, поэтому уверенности у меня не было.
Остановившись у дома, я вышла из машины и позвонила. Никого. Может, опять его пригласили на шашлык? Достав блокнот и ручку, я написала: «Позвони мне, когда вернешься. Это очень важно. Оля». И ниже номер своего мобильного. Вырвала листок, сложила его вчетверо и сунула в щель между прутьями решетки поближе к замку. Должен увидеть. А если Волков приедет раньше него и прочтет? Ничего страшного, мало ли что может быть важным для меня.
На всякий случай надавила на кнопку звонка еще раз. Вот нашла заботу себе на голову! Надо мне было врать Волкову, что Шилкин не выходил из зала? Пожалела знаменитого художника! Нужна ему твоя жалость.
Я сидела в машине, курила и ругала себя последними словами. Какого черта ты лезешь не в свое дело? Безмозглая тупица, ведь не зря говорят: дорога в ад вымощена благими намерениями. Спасательница-спасительница. А если Волков найдет Шилкина раньше тебя и тот спокойно расскажет ему, что выходил в туалет. Что тогда? Успокаивало то, что беседа с Волковым была неофициальной, но будет неприятно смотреть в его холодные глаза, когда он спросит: «Значит, Шилкин не выходил из зала?»
Я щелчком выбросила окурок в окно и не спеша тронулась с места. Голубой «шестерки» на прежнем месте не было. Ну и черт с ней. Сдалась тебе эта «шестерка».
Через пятнадцать минут я уже подъезжала к редакции, но тут мне в голову пришла одна мыслишка, и я свернула к «Гриве». Был шанс, что я смогу застать Шилкина там.
Спустившись по лестнице, я вошла в знакомый холл и направилась к гардеробу. Там было пустынно, только охранник, как всегда, сидел, уткнувшись в газету — я бы не стала утверждать, что он не держал ее вверх ногами, — и Кирилл скучал за стойкой. Увидев меня, он встал со стула и приготовился принять мою шубу.
— Привет, — улыбнулась я, — ты не видел Шилкина?
Его тонкие черные усики дрогнули.
— Вообще-то я не обязан за всеми следить, — хмыкнул он, — но так уж и быть, сегодня его здесь не было.
— Спасибо. — Я положила на стойку десятку, которая тут же исчезла в Кирилловом кармане.
Из «Гривы» я направилась в «Конек-Горбунок», а оттуда в «Русь». Шилкина нигде не было. Ладно, решила я, вернусь в «Гриву», заодно пообедаю, может, он там появится.
Снова длинная мрачная лестница — и вот я опять стою возле гардероба.
— Не приходил, — Кирилл покачал головой.
— Теперь я пришла пообедать, — улыбнулась я, снимая шубу.
В зал я сразу не пошла, а направилась по коридорчику к туалету, решив привести себя в порядок. Убедившись, что все в норме, я вышла из туалета и свернула в сторону лестницы, возле которой убили Настю Белову. Зачем она могла сюда пойти? — размышляла я, достав сигарету и держа ее в руке. Только если кто-то позвал ее или затащил. Но кто, кто? Да и вообще, кому было нужно убивать ее? Я достала зажигалку и закурила. Тут я услышала, как на площадке верхнего этажа хлопнула дверь и кто-то начал спускаться.
— Значит, мы договорились, Коля? — услышала я голос, показавшийся мне знакомым.
Шаги на мгновение стихли.
— Не волнуйся, работай пока, — прозвучал ответный голос, и человек продолжил движение вниз.
Второй голос я сразу узнала. С человеком, которому он принадлежал, я виделась не далее как два часа назад.
— Если что — заходи, — снова сказал первый, и я вспомнила, что это голос дяди Сережи — хозяина «Гривы».
Не слишком ли часто и запросто встречается старший следователь прокуратуры с хозяином довольно сомнительного заведения? Мне не хотелось снова встречаться с Волковым, тем более в таком месте, и я потихоньку, как мышка, юркнула в коридорчик и спряталась за дверью туалета.
Но не прошло и пяти минут, как я услышала шум приближающихся шагов и голоса, на этот раз мужской и женский. Голоса были молодые и… знакомые. Один принадлежал Брускову, другой — Дюковой.
— Давай, — небрежно сказал Денис.
— Вот, — с виноватой ноткой в голосе прошептала Дюкова, и в прохладном, как кафель, воздухе коридора зашелестели пересчитываемые купюры.
— Почему так мало? — недовольно спросил Денис.
Перенервничал парень.
— Сам же знаешь, клиентов мало было и вообще…
— Что вообще? — угрожающе сказал он.
— Не тот клиент пошел, — манерно вздохнула Оксана.
— Меньше базарить надо, — назидательно произнес сутенер, — че этой телке нужно?
— Ритка, что ли, уже донесла? — обиженно сказала Оксана. — В свое свободное время разговариваю с кем хочу.
В этот момент до меня долетела сумятица звуков, какое-то быстрое и, по всей видимости, агрессивное движение со стороны Дениса, потому что следом раздался приглушенный испуганный вскрик Дюковой.
— Больно же, отпусти, Дени, — всхлипнула она.
— Мне тоже больно, — как первоклассный актер тут же сменил интонацию Брусков, — когда меня предают.
