Меня начинала бесить его безучастность, выглядевшая нарочитой. Я, понимаешь ли, переживаю за него, выгораживаю, вру следствию, а он сидит как каменное изваяние и со снисходительной небрежностью внимает мне или только делает вид, что внимает, а сам думает о чем-то своем, о Шопенгауэре, например, или представляет, как он мумией плывет по волнам вечности?.. Мне стало смешно. Гнев остыл. Только на дне души все еще томилось капризное недовольство глупенькой, маленькой девочки, которую взрослые отказываются воспринимать всерьез.
— Правду, ты должна была сказать правду, — пробубнил Александр.
— Ты сегодня случайно не разговаривал с майором? — насторожилась я.
— Нет. Успею еще пообщаться с ним.
— Я сказала, что ты никуда не выходил. Никто ничего не помнит, так что…
— Не надо было этого делать, или ты боишься за меня? — склонив голову набок, вяло усмехнулся Александр.
Да он что, издевается? Конечно, боюсь, а то как же?! Стала бы я к нему по сто раз на дню ездить и Волкову мозги пудрить, если бы не переживала за него.
— Откровенно говоря, да. — Я в упор посмотрела на него.
— Подумай, кто я тебе? Зачем тебе все это? — с грустью произнес он.
Ну, прямо лебедь умирающий или Сенека на последнем издыхании: вены вскрыты, кровь почти вся вытекла, и вместо нее по всему телу разливается могильный холод…
Мне опять стало весело. Может, это такое тихое помешательство? Скорее помешательством страдает сидящий рядом со мной мужчина. Я украдкой взглянула на задумчиво-отрешенного Шилкина. Да что с него взять? Он, наверное, витает сейчас где-нибудь за тысячу километров от земли. Путешествует в астрале, так сказать. Это сладкое облако — грез ли, искусства ли — для него настоящая реальность. А действительности, где я распинаюсь, жалею его, нет, бери выше, сострадаю ему, не существует. Нет, она есть, но как некое отраженное несамостоятельное бытие, несовершенно-расплывчатая проекция высшего мира, мира творческой фантазии и духовных откровений… Платонизм, одним словом.
— А про то, что я у туалета с Денисом, Оксана тебе сказала? — выпалила я.
— А что?
— Сказала, что Денис мне расправой угрожает? — решила я уточнить.
— Что вы с ним отношения выясняете… Я же говорю тебе: брось ты все это, занимайся своими делами.
— И поэтому ты так медленно шел? — Я вспомнила его неторопливо-уверенные шаги. — Но я же пришел. — Он словно проснулся, в его голосе зазвучала обида. — И потом, чего ты от меня хочешь?
— О-о! Наконец-то живая интонация! — обрадовалась я.
— Ну ладно, извини. Я ценю твою заботу, но прошу тебя… — начетническим тоном заговорил он.
— Я уже слышала: не лезь, не суетись, не делай того, не делай другого, — вскипев, перебила я Александра, — я не жду благодарности за свою, как ты выразился, заботу.
Я почувствовала, как в горле встал комок слез, ледяной шар смерзшихся разочарования и обиды.
— Если я не достоин твоего внимания, оставь меня. Я не хочу, чтобы ты рисковала из-за меня. Я себе никогда не прощу, если с тобой что-нибудь случится. — Он с теплым светом в глазах посмотрел на меня.
Меня тронули последняя фраза и проникновенный взгляд, но я не могла забыть его неторопливых шагов по коридору, шагов скучающего денди.
— Поэтому ты и не спешил… — с горечью сказала я.
— Денис не опасен, — спокойно возразил он.
— А ты откуда знаешь?
— Исходя из того, что про него рассказывали девочки… — Он кашлянул. — Правда, иногда, говорили они, просыпается в нем какая-то свирепость… Но это быстро проходит.
— Ты думаешь, это он убивает? — Мой голос дрогнул, а по спине забегали мурашки.
Александр пожал плечами.
— Понятия не имею.
— Так ты подтвердишь мои показания Волкову? — умоляюще посмотрела я на него.
— А что мне остается делать? — улыбнулся Шилкин.
Мне показалось, что он улыбнулся с благодарностью.
— Да, хотела тебя спросить. В тот злосчастный вечер, когда убили Настю, ты случайно никого не видел, когда выходил из зала?
Александр с недоумением посмотрел на меня, нахмурил лоб, скосил глаза и глухо произнес:
— Нет, не могу вспомнить.
— Это и неудивительно, — добродушно усмехнулась я, — витаешь где-то в облаках…
— Так мы едем?
— Я, честно говоря, не обедала. Этот кретин не дал мне возможности насладиться блюдами местной кухни, — шутливо сказала я.
— Пообедаем у меня.
— А чем у тебя кормят? Надеюсь, не высохшими останками царей Древнего Египта?
— Дежурное блюдо — запеченная в духовке птица Тот, — съюморил Шилкин.
Птица, запеченная в духовке, у Шилкина действительно была. Конечно, не Тот, а обыкновенная курица, но вполне сносно приготовленная, с румяной хрустящей корочкой. Вообще еда у него была простая, но вкусная. После обеда мы сели у камина: он — с рюмкой коньяка, я — с бокалом безалкогольного пива, которое он отыскал в недрах своего саркофага-холодильника.
На улице было уже совсем темно, и комната освещалась лишь пламенем горящих в камине дров.
— Ты случайно оказался сегодня в «Гриве»? — Я пыталась заглянуть в его глаза.
— Был в выставочном зале, у меня завтра выставка, — объяснил Шилкин. — Потом зашел промочить горло.
— Все так просто, — вздохнула я. — Представляешь, если бы ты не зашел. Этот гад мог покалечить меня.
— Ничего бы он тебе не сделал, — флегматично произнес Александр, — кишка у него тонка.
— Ты сказал, что у тебя выставка?
— Да, завтра в пять вечера.
— Где?
— В галерее «Арбат». Кстати, я тебя приглашаю.
— Спасибо. Я обязательно приду.
Наш романтический разговор прервало пиликанье мобильника. Я достала трубку.
— Да.
— Оля? Слава богу, — услышала я в трубке: Кряжимский был взволнован. — У тебя все в порядке?
— Да, а что?
— Ты убежала в час и сказала, что вернешься через сорок минут. Скоро будет шесть. Я уже не знаю что и думать.
— Простите, Сергей Иванович, — дела, я скоро приеду.
Я убрала трубку и взглянула на Шилкина.
— Ну, мне пора.
— Ты не останешься? — Он поднялся и, подойдя ко мне, попытался поцеловать.
— Не сегодня. — Я увернулась и направилась к выходу, в глубине души надеясь, что он остановит меня.
Но он не остановил.
* * *
Ну и черт с тобой, ругала я Шилкина по дороге в редакцию, тоже мне — гений. Я ругала его и в то же время злилась на себя, на свою слабость, потому что знала: еще бы немного, еще чуть-чуть — и я утонула бы в его карих, таких безразличных глазах. Утонула бы и даже не попыталась выплыть. Я не могла понять, в чем тут дело. Он ведь не показал мне никакой заинтересованности, даже не захотел, чтобы я осталась. Не ври себе, он оставлял тебя, шевельнулось что-то во мне. Оставлял, хмыкнула я, если бы так, я бы осталась. Все равно я тебя спасу, спасу от этого Волкова, от пустых, гнусных обвинений. Даже если тебе это не нужно.
По дороге я заехала в магазинчик и купила несколько пакетиков черного кофе без сахара. Садясь в машину, я увидела, что позади моей «Лады», метрах в двадцати, стоит «шестерка». На нее падал свет от фонаря, и было хорошо видно, что она голубая. Это та самая, которую я видела в Новом поселке сегодня утром.
«Что-то ты, дружок, мне не нравишься», — подумала я, трогаясь с места. «Шестерка» двинулась следом. Я ехала не спеша, сворачивая с одной улицы на другую, «шестерка» неотступно следовала за мной, не отпуская далеко, но и не приближаясь вплотную. Я открыла сумочку, лежащую на переднем сиденье, и достала оттуда газовый пистолет, который подарил мне один ухажер пос-ле того, как на меня было совершено покушение. Ухажер давно испарился из моей жизни, а подарок остался, и сейчас я с благодарностью вспомнила о нем. Об ухажере, естественно.
Свернув во двор, я остановилась у входа в редакцию, но из машины выбираться не стала. Через несколько секунд появилась и голубая «шестерка». Осветив «Ладу» фарами, водитель остановил машину и выключил свет.
Ну что, так и будем сидеть? Эта «шестерка» начала раздражать меня. Я вышла из машины и сделала вид, что иду в редакцию. Сжав пистолет в руке, я сняла его с предохранителя, как научил меня Кряжимский, прошла вдоль дома, так чтобы водитель «шестерки» не заметил меня, и направилась к ней.
Страха почему-то я не испытывала, но, видно, сердце начало гнать в кровь адреналин, потому что во всем теле ощущался какой-то мандраж. Я подошла к «шестерке» со стороны водителя, открыла дверь и, сунув пистолет в лицо сидящему за рулем парню, скомандовала:
— Вылазь.
Пистолет выглядел как боевой, а может, парень просто был таким же знатоком оружия, как и я, поэтому, испуганно глядя то на дуло, то на меня, он медленно выбрался из машины.
— Ты кто такой? — Я чувствовала себя героем боевика, спасающим планету от нашествия враждебных неземных цивилизаций.
