— Так, Таня! Так! — грустно сказал Светлов и достал сотовый. — Рома? Это Лазарь. У меня к тебе несколько необычный вопрос, но я должен его задать. Слушай, ты случайно ни с кем не делился результатами туров еще до их официального оглашения? Я понимаю, что ты ректор консерватории, у тебя дел по горло и эта канитель тебе, как зайцу звонок, однако все-таки. Это точно? Ну, спасибо, дорогой! — Леонид Ильич убрал телефон и сказал: — Я же вам говорил!
— Вы так хорошо знаете Либермана? — спросила я.
— Мы вместе учились в Московской консерватории. И если бы я не женился так рано, то еще неизвестно, кто сейчас был бы ректором, — невесело сказал Светлов.
— Наверное, вы женились вопреки воле родителей? — догадалась я.
— Да! Пришлось уйти на квартиру и начать подрабатывать по ресторанам. Учеба, конечно же, полетела к черту. Потом у нас родился сын… Родители меня простили, но… Было уже поздно. Вот я и остался недоучкой, — вздохнул Светлов.
— Надеюсь, ваша семейная жизнь полностью возместила вам все эти неприятности? — сочувственно спросила я.
— С лихвой! — улыбнулся Леонид Ильич. — И я никогда не пожалел о своем выборе!
— Значит, в качестве источника информации у нас остаются только Елкин с Толстовым, — сказала я. — Не может же эта мразь каждый раз стрелять наобум и попадать точно в «яблочко»!
— Ну, это уж вам решать, я в этом не разбираюсь! — сказал Светлов и ушел.
На выходе из бара я столкнулась с конкурсантами и услышала, как Евгений говорил по телефону:
— Мамочка! Это я! Как вы там?…У меня все хорошо. Мы все идем репетировать. Нет, я не устал! Какая же может быть усталость? Это же так здорово — заниматься с настоящими преподавателями консерватории! Ну, ладно, мамочка! Завтра после тура встретимся. Целую тебя.
Вернувшись к себе, я первым делом просмотрела записи с камер наблюдения, но ничего интересного там не было. Вскоре в номер принесли кофе. Я устроилась с чашкой в кресле и начала рассуждать.
Итак, что мы имеем на сегодняшний день? Во-первых, неизвестный источник информации, и в качестве подозреваемых у нас проходят пять членов жюри, из которых можно с некоторой долей уверенности вычеркнуть Либермана. Ему этот конкурс неинтересен. Глаху — потому что она ни с кем не общается даже по телефону… Стоп! Если Глаха не подходит к телефону, еще не значит, что сама она никому не звонит.
Я быстро набрала номер телефона Пашьяна и спросила:
— Арам Хачатурович! У вас ведь в гостинице мини-АТС?
— Да, и все звонки теперь, как и в городе, платные, — ответил он.
— Тогда дайте мне распечатку звонков, которые осуществлялись из номеров, занятых Серебровой, Глахой, Светловым и всех конкурсантов.
— Сейчас распоряжусь, — пообещал Арам.
Положив трубку, я стала рассуждать дальше. Мы имеем неизвестного преступника и неизвестную гадость, с помощью которой преступник вышибает конкурентов. Хотя… С последним можно поспорить. Не может быть, чтобы врачи оперативно не выяснили, от чего ребятишки заболели. А вдруг это какая-нибудь холера или еще что-то? Тогда же эпидемия может начаться! Я посмотрела на часы и решила, что в такой поздний час палатных врачей я в больнице уже не застану, но ведь есть еще и дежурный, и он, посмотрев истории болезни, вполне может мне сказать, откуда у этих болячек ноги растут. А что? Вполне можно сгонять по-быстрому. Все конкурсанты сейчас в одной кучке, с ними преподаватели, и ничего страшного случиться не должно…
Быстро собравшись, я поехала в больницу «водников», до которой было буквально два шага. Входная дверь была уже закрыта, и меня упорно не хотели пускать внутрь, так что пришлось крепко поднажать, чтобы прорваться. Потом оказалось, что дежурный врач занята с каким-то тяжелобольным, и я вынуждена была ждать, злясь на себя за то, что не додумалась приехать сюда раньше. Врач, у которой лежали больные конкурсанты, категорически отказалась со мной разговаривать. Ее не убедило даже удостоверение частного детектива и мои клятвенные заверения в том, что я стараюсь для блага больных. Сцепив зубы и проклиная весь белый свет, включая врачиху, я пустила в ход все свое обаяние и очарование, и врач наконец-то сдалась.
— Доктор! — умоляюще говорила я. — Объясните мне доступно, как первокласснице, что же случилось теперь уже с троими конкурсантами и не пищевое ли это отравление.
— Да бог с вами! — отмахнулась доктор. — Мы их проверили и на дизентерию, и на прочие инфекционные гадости, но ничего не нашли.
— Так что же вы Дубову об этом не сказали? — удивилась я.
— А пусть подергается! — зло бросила она.
— За что же вы его так не любите? — усмехнулась я.
— А вы его так называемую продукцию пробовали? — спросила врач.
— Нет, я такие вещи не ем, — покачала я головой.
— Московское потребляете? А вот у меня на такие вещи денег нет! И я вынуждена покупать сметану, которая на второй день створаживается, синее молоко, бифилайф со сгустками желатина и творог, до того кислый, что от него скулы сводит, — бушевала врач.
— Ну, хорошо, что это не пищевое отравление, — сказала я. — Так от чего же они все полегли?
— Мы выяснили, что все заболевания носят медикаментозный характер, — немного поутихнув, ответила врач.
— То есть? Они отравились лекарствами? — удивилась я.
— На сумасшедших они вроде бы не похожи, — усмехнулась врач. — Потому что мне трудно представить себе человека, который по доброй воле и без всякой к тому необходимости накануне конкурсного тура принял бы лошадиную дозу сильнейшего слабительного или рвотного средства. Так что отлежались они у нас немного, и мы их уже выписали домой. Родители их забрали и крыли при этом ваш конкурс так-и-и-ми словами! — Она рассмеялась. — Ребятишки хотели в гостиницу заглянуть, чтобы с друзьями попрощаться, так они их не пустили.
— Вот оно что! Лекарства, значит, — медленно сказала я. — Ну, а третий, Анатолий, который сегодня поступил?
— У него просто сильнейшее раздражение голосовых связок, а совсем не ангина, как мы первоначально предполагали, — картина крови совершенно другая. Не знаю, что уж ему подсунули, но прохрипит он еще недели две, не меньше, хотя прежней боли у него уже нет, мы ее сняли, — уверенно ответила она.
— Разве есть лекарство, способное вызвать такое раздражение? — удивилась я.
— А вы что, врач? — в свою очередь удивилась доктор.
— Нет, я юрист по образованию, но основы судебной медицины знаю, — объяснила я.
— Тогда не буду морочить вам голову, а просто скажу, что знающий фармацевт может сделать все, что угодно, — пояснила она.
— Значит, мне нужно искать врача или фармацевта, — задумчиво сказала я и спросила: — А вы Анатолия здесь долго продержите?
— Думаю, завтра, если у него не будет температуры, мы его отпустим для амбулаторного лечения. Надеюсь, что больше вы нам никого не привезете, а то у нас, знаете ли, с местами напряженно, — сказала врач.
— Сама на это надеюсь, — вздохнула я. — А поговорить с Анатолием можно?
— Да поговорите, если надо. Он на втором этаже в двенадцатой палате.
Я поднялась наверх и, найдя нужную комнату, вошла. Оглядев шесть стоящих в два ряда коек, я спросила:
— Кто здесь Анатолий?
Лежавший на ближайшей ко мне кровати парень махнул рукой. Я подошла к нему и присела на край кровати.
— Привет! Я частный детектив, и меня наняли для того, чтобы разобраться с тем, что творится на конкурсе, — объяснила я свое появление.
— Поздновато спохватились! — криво усмехнувшись, прохрипел Анатолий.
— Как говорится, лучше поздно, чем никогда, — ответила я и попросила: — Расскажи мне весь свой вчерашний день, и максимально подробно! Чем занимался, где был, а главное, что ты ел и пил. И не напрягай горло, а то опять заболит. Говори потише.
— Все было как обычно, — шепотом начал Анатолий. — Позавтракал вместе со всеми в ресторане, потом пошел на занятия. Пообедали — и снова на занятия. Поужинали — и туда же. Вот и все!
— А из того, что у тебя в номере в холодильнике стояло, ты что-нибудь ел? — спросила я.
— Только «Виты» выпил на ночь стакан — меня мама с детства приучила обязательно на ночь кефир, ряженку или простоквашу пить, — ответил Анатолий.
— Может быть, она ледяная была? — предположила я.
Анатолий обалдело уставился на меня:
— Я похож на идиота? Да и не могла она быть ледяной! Во-первых, холодильник в номере работает еле-еле, а во-вторых, я, как зашел, сразу же налил стакан и на столе оставил, а сам отправился в душ. Так что она уже согрелась, когда я ее пил.
— А утром ты не допивал то, что осталось? — спросила я. — Может быть, она уже испортиться успела?
— Нет! — покачал головой Анатолий. — Выплеснул! Неудобно же открытую отдавать.
— Нине? — уточнила я.
— Ну да! — подтвердил Анатолий.
