— Здравствуйте, — я застыла на пороге, с интересом разглядывая сидящего передо мной за массивным столом мужчину.
Ему можно было дать лет пятьдесят. Высокий лоб, особый рельеф которому придавали тугие околовисочные вены и несколько глубоких поперечных морщин. Седеющие и редеющие курчавые волосы. Густые и тоже наполовину седые брови, мясистый нос, хитро улыбающиеся глазки неопределенного цвета, дежурная улыбка. Внешность Давнера не вызвала во мне симпатии.
— Добрый день, — еще шире улыбнулся он, в то время как его маленькие проницательные глазки беспокойно забегали, — с кем имею честь?
Повелительно-любезным жестом он пригласил меня присесть. Он рассчитывал, что я ограничусь стульчиком у противоположной стены, но я с достоинством заняла большое кожаное кресло у его стола. Он с интересом посмотрел на меня, видно соображая, кем я могу числиться в «Стилобате», — Меня зовут Евгения Охотникова…
— Это я знаю, — неучтиво перебил он меня.
Или он не такой уж интеллигентный, как его представила мне Людмила Григорьевна, или мой маневр с креслом пришелся ему не по вкусу.
— Дело в том, что я — частный детектив, провожу расследование, связанное с таинственным исчезновением Овчаренко Юрия Анатольевича.
Я сделала паузу, почти открыто наслаждаясь произведенным эффектом. Дурацкая покровительственная улыбочка, свидетельствующая о намерении ее хозяина со снисходительной благосклонностью внимать словам собеседника, мигом слетела с лица Виктора Захаровича, уступив место настороженно-сосредоточенной гримасе.
Глаза не хуже двух супертвердых сверл впились в мое лицо, на которое я в спешном порядке натянула маску невозмутимости и наивного простодушия.
— Вы — детектив? — наконец разомкнул губы Виктор Захарович. — Но я не понимаю, какое я ко всему этому имею отношение?
Он быстро справился со своим удивлением и растерянностью, и его узкие губы опять растянулись в противной судорожной усмешке.
— У меня есть информация, что вы в течение долгого времени сотрудничали со «Стилобатом», поэтому я решила обратиться к вам за помощью. Видите ли, дело в том, что семье Овчаренко с некоторых пор начали угрожать…
И теперь, когда Юрий Анатольевич не вернулся из командировки, я задаюсь вопросом: не связано ли его исчезновение с этими угрозами?
— И все-таки я не улавливаю, чем я вам могу быть полезен? — Виктор Захарович окончательно успокоился и даже, казалось, утратил ко мне интерес.
— Не секрет, что «Стилобат» свернул сотрудничество с вашей фирмой и стал работать с болгарами. Меня интересуют последствия такого решения, последствия для вашей фирмы, — деловито уточнила я.
— Если Овчаренко думали, что «Арх-Модерн» от этого развалится, то они сильно заблуждались, — напыщенно заявил он.
— Значит, «Арх-Модерн» ничего не потерял от этого?
— Отчего же, кое-какие убытки мы все же понесли — сами понимаете, как трудно сейчас получить заказ. Но, как известно, незаменимых у нас нет, — он самодовольно хмыкнул и откинулся на спинку кресла. — К тому же, что ни говори, архитектура и строительство даже в такое смутное время, как наше, — наиболее жизнеспособные и прибыльные отрасли экономики.
Не считая нефти и газа, конечно.
— Означает ли это, что нашлись другие фирмы, заинтересованные в сотрудничестве с вами?
— Почему нашлись? — как-то обиженно выпятил губы Виктор Захарович. — Вы что же думаете, что «Арх-Модерн» только со «Стилобатом» дела имел? У нас прочные деловые связи и с «Тараспроектом», и с «Колонной».
— Но, насколько мне известно, со «Стилобатом» вы были «завязаны» больше, чем с какими-либо другими фирмами, — настаивала я.
Во взгляде Виктора Захаровича мелькнули досада и нетерпение.
— Вам не кажется, что вы пытаетесь рассуждать о вещах, в которых ни черта не понимаете? — раздраженно одернул он меня.
Еще один аргумент против его «интеллигентности».
— Напрасно вы серди…
В этот момент в кармане моего пиджака зазвонил мобильный.
— Извините, — я посмотрела на Давнера.
— Болгарию заказывали? — услышала я довольно резкий голос операционистки.
— Да, да, — торопливо подтвердила я, — Виктор Захарович, если вы не возражаете, я минут на пять вас покину.
— Как вам будет угодно, — устало выдохнул Давнер.
С прижатой к уху трубкой я миновала секретарскую и, выйдя в коридор, прислонилась спиной к прохладной стене.
— Христо Стоянов слушает, — услышала я болгарскую речь.
Общение на этом языке не вызывало у меня никаких трудностей.
— Здравствуйте, вас беспокоит секретарь-референт тарасовской фирмы «Стилобат», — произнесла я на чистейшем болгарском.
— Слушаю вас, — любезно отозвался болгарин.
— Меня интересует, приезжали ли к вам господин Овчаренко и господин Борщев?
— Приезжал один Вячеслав Михайлович.
— Он привез вам деньги?
— Нет, он сказал, что передача денег откладывается на неделю. Мы все с ним обговорили.
— А договор с дискетами он взял?
— Взял.
— А как он объяснил отсутствие Овчаренко? — полюбопытствовала я.
— Сказал, что Юрий Анатольевич себя неважно чувствует и остался ждать его в гостинице.
— А вы не знаете, в какой гостинице они останавливались?
— В «Золотом лосе».
— А вы случайно не можете посмотреть номер администрации этой гостиницы?
— Подождите немного.
В трубке повис черный звуковой вакуум. Примерно через минуту трубка ожила.
— Диктую…
Я записала в приготовленный блокнот номер гостиницы.
— Спасибо. До свидания, — попрощалась я.
— До свидания, — услышала я в трубке и только после этого отключила сотовый.
Мысли забегали у меня в голове. Что же это получается: разговаривал с болгарами Борщев, а Овчаренко, по его словам, отлеживался в «Золотом лосе»? Действительно ли так и было или…
А может, у Овчаренко в Болгарии любовница?
Почему бы нет? А что, если он — наркоман?
Фу, Женя, ты в это веришь? Тогда что?
Пока в твоем внутреннем диалоге вопросов больше, чем ответов, а по правде сказать, одни вопросы и есть.
Немного поразмыслив над этой странной ситуацией, я заказала разговор с гостиницей «Золотой лось».
Заинтригованная сообщением Стоянова, я вернулась в кабинет Давнера. Еще раз извинившись и хорошо помня, что наш с ним разговор неожиданно для меня съехал в яму обид и полных раздражения тирад с его стороны, я осторожно продолжила:
— Виктор Захарович, мы говорили о вашем сотрудничестве со «Стилобатом». Насколько я поняла, ваша фирма не понесла серьезного ущерба после того, как «Стилобат» отказался иметь с вами дело?
— Именно. «Стилобат» ведь не потому прекратил сотрудничать с нами, что мы в чем-то подвели его, затормозили выполнение заказа и так далее. Просто иметь дело с болгарами выгоднее, тут уж ничего не возразишь, — Давнер глубоко вздохнул.
Создавалось впечатление, что «насыщенный днями» и вкусивший от жизни как добра, так и зла и потому смирившийся с положением вещей патриарх делится своей печальной мудростью и заботами с наивным подростком, который вряд ли сможет его понять. Глаза Виктора Захаровича теперь светились чем-то похожим на благодушие.
— А у «Стилобата» есть какие-нибудь серьезные конкуренты в архитектурном бизнесе?
— Ну, возьмите хотя бы те фирмы, которые я уже называл, сами понимаете, конкуренция — двигатель прогресса!
Он произнес эту банальность так многозначительно и веско, как будто впервые изрекал эту набившую оскомину фразу.
По его лицу нетрудно было заключить, какое облегчение доставило ему это истертое до дыр клише.
— А если, положим, «Стилобат» снова бы решил сотрудничать с вами, вы бы согласились наладить с ним отношения? — задала я провокационный вопрос.
— Если бы да кабы! — усмехнулся Давнер. — Я не привык мечтать или думать в условном наклонении, — уклончиво ответил Виктор Захарович.
— А что бы вы, например, предприняли, чтобы склонить «Стилобат» к сотрудничеству? — я не спешила отступать.
— Не пойму, к чему вы клоните… — Взгляд Давнера опять стал напряженным и недружелюбным. — Я ведь вам уже сказал, что против болгар не попрешь, так чего же с ума сходить?
— А как вы думаете, могла бы верхушка какой-нибудь из конкурирующих фирм напрямую обратиться к своей «крыше», чтобы при помощи угроз решить вопрос в свою пользу? Я имею в виду, смогла бы она прибегнуть к физической силе, чтобы заставить «Стилобат» восстановить сотрудничество с ней?
— Это явно не по адресу. Откуда мне знать, на что могут решиться те или другие люди? — скептически пожал он плечами.
— То есть вы бы так не поступили? — не унималась я.
Может, подсознательно во мне кипело желание снова вывести из себя эту дежурно улыбающуюся конторскую крысу?
— Избави бог! Видите ли, согласно психологическим особенностям нации, к которой я имею честь принадлежать, я не склонен бунтовать против велений судьбы…
