К этому времени голос у меня восстановился и я спросила:
— Зачем ты пришел?
Он исподлобья глянул на меня и сказал:
— Женщина пренебрегла мной, а мужчина ударил меня по лицу. Ты всерьез считаешь, что простых взаимных извинений достаточно?
Я задумчиво сказала:
— Значит, ты все-таки хочешь отомстить мне. Тогда почему разговариваешь со мной? Этому есть какое-то объяснение?
Он почесал переносицу и задумчиво сказал:
— Каратаев мне всегда нравился. Он — хороший мужик. Я шел за вами и сожалел о том, что мне придется… Ну, ты понимаешь. А потом я увидел, как он целовал тебя, и понял, что он любит тебя по-настоящему. А влюбленному мужчине я могу простить даже то, что он съездил мне по физиономии. Сам бы я просто убил любого, кто посмел бы прикоснуться к моей женщине.
Я не стала никак комментировать наши сложные отношения с Каратаевым, и Артур тихо засмеялся:
— Хочешь, я отгадаю, о чем ты думаешь? Он не стал тянуть тебя в койку, а ты решила, что безразлична ему. Но мне ты не хочешь возражать, потому что тогда я убью тебя и твоего любимого Каратаева. Так?
— Нет, не так, — уже сердито ответила я. — Тебе не кажется, что это вовсе не твое дело?
Он поднялся и бесшумно подошел к балконной двери.
Я поняла, что сейчас он уйдет, и окликнула его:
— Подожди, не можешь же ты просто так взять и уйти?
Он обернулся и насмешливо спросил:
— А ты можешь предложить мне что-нибудь интересное?
Я уселась в постели и спросила дрогнувшим голосом:
— Значит, я могу рассчитывать на то, что наша ссора действительно осталась в прошлом, и ты не таишь зла на меня и Александра Алексеевича?
Он почесал затылок:
— Признаюсь сразу: дружить с тобой я не смогу, ты для этого слишком хорошенькая, а я — слишком мужчина. Но в остальном можешь смело на меня рассчитывать. Например, могу дать тебе совет: иди-ка ты к своему Каратаеву, все равно ведь не уснешь.
— Ага, чтобы он меня еще раз выгнал! — возмутилась я.
С непоколебимой уверенностью он заявил:
— Да куда он денется?
Артур кивнул мне, и почти бесшумно спрыгнул с балкона.
После его ухода я, взбудораженная разговором и пережитым волнением, уснуть не могла. Поворочавшись с полчаса, я поднялась, набросила халатик и босиком перебежала в спальню Каратаева, нырнула в его тепло.
Конечно, он мгновенно проснулся и засмеялся:
— Какая же ты все-таки настырная!
Впрочем, обсуждать эту тему мы больше не стали.
А потом внезапно так захотелось спать, что я даже не смогла додумать какую-то важную мысль, хотя потом, утром, вспомнила о ней: Артур-то был прав!
Проснулась я от звонкого птичьего чириканья. Повернув голову, увидела и саму птаху. Она прыгала по разогретым солнцем плиткам балкона.
Я закуталась в простыню и вышла наружу.
Солнце, отражающееся от глади озера, слепило глаза, и я невольно сощурилась. Когда глаза привыкли, я увидела Каратаева. Он плыл в воде, мощными взмахами рассекая сияющую жидкость.
В озере с дна били ключи, и купаться в нем даже в самую жару решался не всякий.
Я умылась, заколола волосы, привела спальню в порядок — а Каратаев все не возвращался.
Уже слегка встревоженная, я выглянула на крыльцо дома и увидела, что он стоит, опершись на ограждение лодочных мостков, и курит.
Успокоившись, я вернулась в дом.
В кухне на столе стоял поднос с едой. Видимо, Каратаев заказал. Техника в кухне была отменная, и я включила кофе-машину, такую точно, как стояла у нас в офисе. Пошарив по полкам шкафа, нашла там банку сгущенки и хмыкнула: чему удивляться, Каратаев, по-видимому, здесь часто отдыхает.
В порыве хозяйственного энтузиазма я так увлеклась, что не услышала его шагов.
Повернувшись, заметила, что он стоит в дверях с хмурым выражением лица.
Я деловито спросила:
— Не иначе, опять воспитывать будешь?
Бахнув перед ним чашку, я уселась напротив него за стол и тщательно, с любовью соорудила себе бутерброд.
— Пей, а то твой гадкий кофе станет еще и холодным. Насколько я помню, ты этого не любишь.
Он уселся, отхлебнул кофе, отодвинул чашку. Поднял на меня тяжелый взгляд:
— Зачем ты это сделала?
Да, не так я представляла наше первое утро! Я огрызнулась:
— А зачем, по-твоему, люди это делают? Послушай, я не понимаю, что тебя так тревожит! Я — взрослый человек, и вольна поступать так, как мне хочется.
Он пошарил по карманам, достал пачку сигарет, но закуривать не стал.
— Нельзя подменять любовь никакими другими чувствами. Ни жалостью, ни благодарностью, ни уважением, понимаешь? Нельзя приближаться к людям из любопытства или в угоду минутному капризу.
Я поставила чашку на блюдце, опустила глаза. Подумав, твердо и холодно ответила:
— Может быть, я и не знаю, какая она, любовь, в твоем понимании. У меня нет такого опыта, как у тебя, и мне не звонят разные девицы по телефону, и я ни с кем не езжу за город на выходные. Да, так совпало, что мне было тяжело, и ты оказался рядом. Да, я признаюсь в том, что испытываю благодарность, которая тебе кажется такой предосудительной. И уважение… Ты многому научил меня, и я не готова перестать уважать тебя, только ради того, чтобы доказать, что способна любить. Я и сама не знаю, как это — любить, но, если мне все время хочется слышать твой голос, если я потихоньку смотрю из окна, как ты закуриваешь и усаживаешься в машину, если, когда мне невмоготу, я уговариваю Зину, и она позволяет мне сделать для тебя гадкий кофе так, как ты любишь, если…
Он прервал меня, поморщившись и схватив за руку:
— Погоди, не части!.. Про кофе… это правда?
Я растерялась.
— При чем тут кофе?
Он спросил, не выпуская мою руку:
— Ну, то, что ты просила Зину… это правда?
Я посмотрела на него, кивнула и заплакала.
Поднялась, попросила:
— Саша, отпусти ты меня, пожалуйста! И прости за то, что я натворила. Конечно, ничего этого делать было нельзя, я и сама это понимаю…И ты не виноват, я знаю, что ты не хотел, и это я сама…
Он вздохнул, и притянул меня к себе.
— Вот скажи, зачем я тебе нужен? Когда ты родилась и еще лежала в голубом комбинезоне с помпонами, я уже был взрослым, и видел смерть, и уже тогда, двадцать лет назад, знал о жизни больше, чем ты будешь знать еще через двадцать… Конечно, я давно понял, что ты мне ужасно нравишься, но всегда честно хотел, чтобы ты была правильно счастлива: вышла замуж за ровесника или парня чуть постарше, чтобы у вас родились дети…Честное слово, я бы радовался за тебя.
Я подняла голову и засмеялась сквозь слезы:
— Саша, девочки лежат в розовых комбинезонах, и я не хочу никаких ровесников, и разве можно так говорить — правильно счастлива? Это напоминает тетю дяди Федора у Успенского. Ей все говорили, что мы и так счастливы, а она уверяла, что это вы неправильно счастливы… Можно, я тоже буду неправильно счастлива?
Он кивнул и поцеловал меня.
Отдышавшись, я заключила:
— Ну вот, утро, кажется, становится таким, как надо! Давай позавтракаем, и пойдем наверх…
Он засмеялся:
— Лучше сначала наверх! Должен же я убедиться, что все, что ты говорила — правда?
В доказательствах у меня недостатка не было, и мы весь день провели самым приятным образом.
К вечеру решили, что придется все-таки возвращаться в город, хотя и очень не хочется. Я зашла в бывшую свою спальню, чтобы собрать вещи. Первое, что я увидела на низком столике у кресла — пистолет.
Глупо надеясь, что это — чья-то шутка, или забытая прежними постояльцами игрушка, я взяла его в руки.
Нет, он мрачно, тяжело и холодно лежал в моей руке. Артур! Конечно, это он вчера его здесь оставил…
Несмотря на то, что расстались мы относительно хорошо, новых встреч мне не хотелось.
Я не стала посвящать Каратаева в подробности ночного визита, попросту промолчав о нем. Впрочем, у меня были оправдания — из-за его нежностей я напрочь выбросила все это из головы.
Услышав его шаги на веранде, я торопливо сунула пистолет в свою дорожную сумку, втайне опасаясь, что он может нечаянно выстрелить.
В дороге я задумалась о том, как вернуть оружие владельцу. Ничего толкового мне не шло в голову, а Каратаев насторожился:
— О чем ты думаешь?
Я нежно засмеялась:
— По-твоему, не о чем? — Я вздохнула. — Мне предстоит объяснение с тетей. И вообще… Саша, как мы будем теперь?
Он засмеялся:
— Вот, именно об этом я тебе и говорил. Знаешь что, позвони ей и скажи, что останешься ночевать у подруги, и поедем ко мне.
Я поежилась:
— Знаешь, эта идея мне не кажется такой замечательной. Я никогда раньше так не делала… И тетя прекрасно знает всех моих подруг.
Он круто развернул машину, не объясняя, куда мы едем. Остановился, вышел и вернулся с огромным букетом и коробкой конфет.
