поворот, – вновь, но уже тихо засмеялась Берта.
Аглая видела, что этот смех очень скоро перейдет в истерику. Она силой усадила дочь на диван.
– Сиди, воды принесу…
– По какому поводу веселье, дамы? Или мне смех послышался? – Мутерперель появился на кухне в тот момент, когда Берта жадно пила воду из стакана, стуча зубами о его край. Аглая на следователя даже не взглянула.
«Господи, Ксюшка даже погибла, как и ее мать – за рулем». – Глеб Голод завершил разговор с подругой дочери. Берту он знал плохо, видел пару раз за всю школьную жизнь Ксюши. А вот с матерью ее, по слухам – затворницей, не сталкивался ни разу. Даже в тот день, когда он с какого-то перепугу решил посетить родительское собрание, Аглая Лапина в класс не пришла. Глеб вообще не понимал, как эта женщина попала в дом друга его детства Димки Маркова. Вроде сиделкой к его отцу наняли… только почему живет в доме до сих пор? Осипа Макаровича уже двадцать с лишним лет на свете нет, да и Димка где-то сгинул. Наследница? С какой стати, не родственница, кажется, а совершенно чужой человек…
Глеб переключил свое внимание на место аварии – из оврага доставали искореженную «Ауди» Ксении. И хотя тело дочери извлекли из машины и увезли в морг раньше, вдруг часто забухало сердце и потемнело в глазах. Состояние для него в последнее время нередкое…
У него словно случилось дежавю: вот так же, со дна этого же оврага, почти четверть века назад подняли «Мерседес» его жены Олеси – матери Ксюши. Олесе тогда едва исполнилось девятнадцать.
Глеб воспитывал Ксюшу со дня ее рождения, но искренне полюбить девочку не смог. Кляня себя, он откупался подарками, которые год от года становились все более дорогими. Пока жива была его мать, она пыталась остановить поток его щедрости, пряча половину игрушек по кладовкам, а позже отдавая в детский дом. Глеб знал об этом, но молчал. Мать ему выговаривала, предупреждала, что избалует девчонку. Он только отмахивался. Так и вышло. Мамы нет, Ксения замужем, можно бы и расслабиться, но в последнее время дочь все чаще просит денег и все реже бывает в поселке с мужем. Теперь уже старая ее нянька зудит, что он «портит девку, ни в чем той отказу нету». А он позорно отмахивается. Но и мать, и нянька любили Ксюху, а он…
Глеб почувствовал, как кто-то тронул его за плечо, и скосил взгляд сторону: местный участковый.
– Глеб Валентинович, та женщина из кафе, что принесла забытый вашей дочерью телефон, хочет вам лично о чем-то рассказать.
– Какое кафе? – машинально спросил он и, не узнавая, посмотрел на полную тетку, торопливо вышагивающую в его сторону.
– Так на горе которое. «Вершина» называется. По ее словам, Ксения Глебовна там бывала часто.
– Здрасти. Это там ваша дочь? – задала вопрос женщина, отдышавшись и кивнув в сторону людей, окруживших место аварии.
– Да.
– Конечно, не мой вопрос, могла и смолчать, но девушка у нас сегодня была не одна. Парень такой черноволосый, худой и высокий чуть позже подошел. А ушел почти сразу.
– Описать сможете? Подробнее, – попросил Глеб, сам не понимая, зачем ему сдался этот парень. Мало ли с кем Ксюша могла по кабакам шляться. Вот так он вдруг о ней подумал – вся в мать пошла, без тормозов совсем девица выросла.
– Так-то симпатичный, не урод. Нос, правда, малесь крючком, как у… ну, не знаю, грузина, что ли. Глаза какие, не скажу, волосья весь лоб закрывали, челка такая длинная, курчавая. Куртка – черная кожанка, косуха. Джинсы черные, на ногах – черные берцы. И еще на поясе маленькая сумка, на ней кошка белая, надпись – пума. Похоже – байкер, в руках шлем держал.
– Вот ты, Федоровна, прямо срисовала мужика! – с уважением высказался участковый. – Давай вспоминай еще.
– Да вроде нечего больше. На мужика парнишка не тянет, ему лет двадцать на вид, не больше. Хотя, мож, просто тощий.
– Они мирно говорили? Не ссорились?
– Нет, все спокойно. Да и разговор-то короткий был. Она – три слова, он ей два. И разбежались. Парень стакан безалкогольного пива выпил холодного, девушка – кофе.
– То есть она алкоголь не заказывала?
– Нет. Но… – замялась Федоровна, – да че теперь скрывать, с бодуна была. Не сказать, что с ног валилась, но запашок шел. Она редко трезвой к нам заезжала. Кофе двойной выпьет, жвачкой мятной закусит и – за руль. Под горой гольцы стоят часто, видать, опасалась. Хотя че бояться-то с такой тачкой? Лимонов на десять игрушка… тьфу, извиняйте. Вы ж наверняка и купили, – с нескрываемым осуждением и ничуть не смущаясь выговорила тетка и добавила: – Если че, опознаю парнишку.
– Ты о чем, Федоровна? – насторожился участковый.
– О чем… крутился возле ее машины он, ну пару минут, не больше. Это уже когда вышел из кафе. Заметил, что я в окно на него гляжу, ухмыльнулся и вон пошел. Пешком! Может, к остановке, ее не видать от нас. А может, мотоцикл где-то притулил под горкой на обочине. Не знаю.
– Вы следователю почему об этом не рассказали?
– Сами решайте, говорить или нет властям. Могу все повторить и под запись. Жалко деваху вашу, молодая совсем. Только шальная. Вот жизнь, как сериал: и богатые тоже плачут. Не знаешь, че лучше – на зарплату весь свой век куковать или молодой в шикарной тачке смерть найти. Не обижайтесь за правду. Я не со зла…
– Спасибо за информацию… Федоровна.
– Тамара я. Сорокина по мужу. В кафе бываю посменно: по двенадцать часов, то с утра, то в ночь. Круглосуточно у нас, на трассе работаем, дальнобойщики порой и среди ночи заезжают.
– Тамара, а раньше Ксения с кем-нибудь встречалась в вашем кафе?
– Да, случалось пару раз… но только тот мужчина солидный был, такой ухоженный, как с картинки. Лицо, на мой вкус, слишком смазливое. Но не муж он вашей Ксюше, точно! Любовник. Глаз у меня наметанный – она уж как на него смотрела! Не отрываясь. Он-то спокойней к ней, но тоже – то по ручке погладит, то волосы со лба уберет. Разъезжались на разных машинах. У него авто попроще, синяя иномарка, таких много.
– У вас камера наблюдения над входом есть? – неожиданно задал вопрос Глеб. Чем-то его задел рассказ официантки. Словно щелкнуло что-то в душе, словно связал он этих двоих незнакомых мужчин. Таких разных, но знавших Ксюшу. То, что у нее есть любовник, Глеб услышал
