только на ней и можно путешествовать. И не застрянет, и в глаза не бросается.
Выехав на трассу, идущую в сторону Городка, набрал Ирму:
— Федор с тобой?
— Да.
— Вы где?
— Там, где и были. Ты чего такой?..
— Через пару часов буду на главной точке. Ждите там. Остальное на месте. — Говорил скупо, жестко. Как истинный руководитель! Ну а что… Каждому — своя судьба!
Он уже поворачивал с трассы на грунтовку, когда снова затренькал гаджет и взорвался криком Толика:
— Клевцов, вы в своем уме? Вы чем занимаетесь? Вам не нужны более наши деловые контакты? Вы не нуждаетесь в моей поддержке?
У Клевцова затряслись руки, и он срочно затормозил.
— Что случилось, Анатолий Викторович?
Он, конечно, не знал, что Секисову только что звонила из Москвы Валерия, которая не просто обругала его, используя все резервы русского языка. Проще говоря, материла, как сапожник соседа!
Суть претензий проста: где результат?
Все ответы Толика называла детским лепетом и закончила так:
— У вас, Секисов, десять дней на то, чтобы вашего губернатора и его окружение прочно увязали с идеями сибирского сепаратизма. Иначе все обещания отзываются. А с ними и все гарантии.
И отключилась.
Толик отшвырнул трубку, подошел к шкафчику, открыл дверцу, осмотрел батарею бутылок и закрыл шкафчик. Решил позвонить Клевцову и просто поторопить его, но, увы, не совладал с нервами.
Толик кричал и понимал, что в голове у него нет никакого плана действий, никакого реального представления о том, что и как надо делать.
И он, сделав долгую паузу, заорал:
— На кой хрен я тебе помогаю, если ты сам ничего делать не умеешь!
И прервал разговор.
Клевцов бессильно опустил руки и долго смотрел перед собой. Потом заплакал. Он сидел и просто плакал, мигом постаревший человек, у которого только что отняли не только будущее, но и прошлое. Он вспоминал все, что сделал для этого сопляка, для его бесчисленных родственников и друзей, которые рвались сперва в университет, потом в науку, потом в руководящие кресла!
И всюду им переставлял ноги он — Борис Клевцов!
Клевцов отогнал машину с обочины чуть в сторону, перебрался на заднее сиденье и, свернувшись калачиком, уснул.
Проснулся он уже под вечер. Будто автоматически вернулся к рулю, продолжил движение.
Думал спокойно, стараясь быть конструктивным, стараясь уходить от негатива, который, как известно, ничего хорошего не несет. Через несколько минут схема сложилась: в конце концов, в его — Клевцова — возрасте люди уже уходят от всех суетных дел и просто живут для себя.
Вот и ему надо сделать так же. Просто уйти от всех дел. И сделать это несложно: надо просто завершить начатое.
На полянку к Ирме и Федору он пришел, уже почти успокоившись. В конце концов, этих двоих вполне достаточно, чтобы закончить начатое. Ну, а потом и их самих… закончить… Не те они люди, о которых нужно беспокоиться, ох не те…
Подошел, поздоровался.
— Ирма, дай что-нибудь поесть, — обратился к женщине. — В Городе что-то не сообразил.
Федор громко хмыкнул.
— Ты чего, Федор? — насторожился Клевцов.
Он-то знал, что за этим деревенским хамом нужен глаз да глаз.
— А ничё! — в том же тоне ответил Федор. — Мы тут сидеть неделями не подписывались. Живем, как каторжные…
— Каторжные, Федор, были людьми подневольными, их охрана стерегла, — рассудительно ответил Клевцов.
Это часто действовало успокаивающе и на Федора, и на других.
— А мы не подневольные, что ли? — продолжал Федор, распаляясь.
— Что это с ним? — обратился Клевцов к Ирме, принесшей еду.
— А что с ним? — будто удивилась Ирина. — С ним то же, что и со мной. Психуем мы!
— Ты права, Ирма, положение сложное, результата не видно, но это не повод отчаиваться, — все так же рассудительно продолжил Клевцов.
Здесь, в таежной тиши, рядом с этими двумя недоумками, он себя чувствовал все лучше и лучше! Да, в конце концов, черт с ним, с этим Секисовым! Пусть сам себе пишет все эти сепаратистские страшилки! Без Клевцова у него ничего не получится! Ничего!
И Борис Клевцов вдруг с интересом посмотрел на Ирму, повернувшуюся к нему спиной и наклонившуюся так, что, казалось, на ней даже джинсов нет, так явственно было все видно.
— Ну-ка, пойдем вспомним былое. — Он обнял ее, подойдя вплотную.
— Ты куда полез, хрен старый? — проговорил почти в самое ухо Федор, неожиданно появившийся рядом. — Тебе чего от моей бабы надо?
— Послушай, Федор, — хотел поставить его на место Клевцов, но не успел.
Не то чтобы Федор был очень уж
