силен. Просто Клевцов вряд ли в своей жизни часто дрался. Неловко взмахнув руками, он просто упал.
Потянула Клевцова за руку, отпустила ее. Подхватила его за шею. Отняла руку. Рука была в крови.
— Ты что наделал? — бессмысленно спросила она у Федора.
— А чё он, — пробормотал Федор.
Минут двадцать сидели молча.
— Надо телефон его выключить, а то могут найти.
Достала, выключила, тщательно обтерла и бросила в кусты.
35
Утро показалось Воронову совершенно необычным, солнечным и радостным. Причины такого состояния он понял лишь тогда, когда вспомнил, что вчера, впервые за несколько дней, не было ни погонь, ни арестов, ни иных «обострений». Они просто провели этот день тут, в доме Ирминой бабушки, которая, казалось, радуется им не меньше, чем они ее обильному угощению и отчасти возлияниям.
Однако гораздо важнее было другое: весь день они втроем — Воронов, Гридин и Скорняков — разбирали то, что нашли у Овсянниковых, и то, что достали из ларца.
Скорняков хоть старался быть «последней инстанцией», но так уж получалось, что суждения дяди Паши брали верх чаще. Впрочем, надо отдать должное Скорнякову: он умел признавать чужую правоту!
Что же касается Савы, то он сразу же стал любимчиком хозяйки, потому что, в отличие от «вас, белоручек», брался за любую работу. Вскоре, впрочем, выяснилось, что делать Сава мало что умеет, но это только усиливало любовь Нателлы: «он хоть старается».
Воронов усмехнулся: как раз в этот момент снизу донеслось громкое ворчание Нателлы, которая уже начала накрывать стол для завтрака. Завтракали шумно, весело, то и дело поддевая друг друга и хохоча от души. После завтрака Сава ушел «развлекаться по хозяйству», оставив их за столом.
Сегодня надо было хотя бы к вечеру разобрать все, что было, и переходить к действиям. Однако обстоятельства опередили их.
Гридин, усаживаясь к столу поудобнее, сказал, ни к кому не обращаясь:
— Жаль, Леша, что ты ларец не смог вынести.
— Ну, извини, — саркастически ответил Воронов. — Ты бы «спасибо» сказал, что я эти тряпочки успел в белье сунуть, а то и их бы не видать как своих ушей.
— Да вы не беспокойтесь, Павел Алексеевич, — сказал Скорняков. — Через пару дней вернемся в Город и насмотритесь вы на этот ларец. Хотите, я вообще его вам подарю!
Гридин усмехнулся, а Воронов неожиданно спросил:
— Сегодня какой день недели? Пятница?
Все трое замолчали, потом Гридин достал телефон, посмотрел на его экран и подтвердил:
— Пятница, точно!
Воронов шлепнул себя по лбу:
— У меня же в воскресенье отпуск заканчивается! В понедельник на работу надо! А у меня и билета нет.
— Вот я и говорю, что скоро в Город поедем, — повторил Скорняков и начал копаться в находках.
— Кстати, о ларце, — напомнил о себе Гридин. — Я ведь о нем по иной причине вспомнил. Мне, как вы понимаете, пришлось уже в третий раз видеть этот знак, который я считал гербом Хёенбергов.
— «Считали», значит, перестали считать? — уцепился Скорняков.
— Скорее начал сомневаться, — признался Гридин. — Вчера вечером я долго рассматривал вот эту штуку.
Он вытащил из кармана «бирюльку» бабки Нателлы.
— Это у вас откуда? — изумился Скорняков.
— Извините, не успел сказать, — признал вину Гридин. — Это подарил нашей милой хозяйке друг ее юности Ваня Герасимов.
Скорняков резко повернулся к нему:
— Ваня?
— Вот, представьте себе — Ваня, — подтвердил Гридин. — А вы от него слышали о том, что он уже видел этот знак и, более того, был его обладателем?
— Нет, — признался Скорняков. — Даже намека не было никогда. Хотя о ларце мы много раз беседовали, спорили.
— То есть, — не отпускал тему разговора Гридин, — он по какой-то причине это от вас скрывал?
— Вынужден с вами согласиться, — кивнул Скорняков.
И сам же продолжил:
— Но тогда что же получается?.. Он от меня скрывал что-то очень важное?
— Может быть, так, а может быть, просто не хотел вас куда-то пускать, в какую-то тему, которую считал важной. И вопрос — в какую?
— Да, во все ту же, в «чертово городище»? — напомнил о себе Воронов.
— А чем могло заинтересовать это
