— У меня была договоренность с институтом. Я действовал от их имени. Они даже просили меня об этом. У них план.
— Но почему вы, частное лицо, ставили на ваших посланиях гриф «Для служебного пользования»?
— А что, это уголовно наказуемо? Я не знал.
— Почему ни одно из ваших изобретений нигде не внедрено?
— Этот вопрос я сам хотел бы задать строителям. Очевидно, рутина, косность. Новое, как вы, полагаю, знаете, с трудом пробивает себе дорогу.
На этом первая встреча следователя Медведева с Майским, который категорически отрекся от родства с Мокрянским, закончилась. Следователь вылетел в Минск. Первые же встречи с работниками Министерства строительства убедили следователя в том, что изобретение Майского — сплошная липа и не внедряют его в строительных организациях именно по этой причине.
По представлению следователя министр создал специальную авторитетную комиссию, и по итогам проверки так называемых рекомендаций изобретателя Майского был издан приказ. Ротозеи, которые заключили с проходимцем договоры и выплатили ему деньги, были строго наказаны.
Вернувшись в Москву, Юрий Александрович получил сведения и из других строительных организаций. Многие стройтресты, заключив с Майским трудовые соглашения, уже перевели в его адрес от 600 до 1200 рублей. Пришел ответ и из Сыктывкара. Действительно, Майскому выплачено 20 тысяч рублей как вознаграждение за изобретение и 800 рублей — за чертежи. Изобретение в производство пока не внедрено.
Эксперты, крупные специалисты промышленности, дают заключение: изобретение Майского технически неграмотно, а посему абсолютно бесперспективно.
Принимается решение об аресте Майского. Однако, следуя своим давним привычкам, он не стал дожидаться, когда за ним придут, а отбыл из Москвы в неизвестном направлении. Один из его знакомых высказал предположение, что Майский подался на юг отдохнуть.
Юрий Александрович Медведев объявил всесоюзный розыск, а заодно и сам и его помощник — оба стали следить за газетами, выходящими в южных городах страны. Ход был абсолютно правильный: в одной из городских газет вскоре появилась статья об остеклении металла за подписью «инженер А. Майский».
— Самуил Абрамович, — сказал при новой встрече Медведев, — ну что же вы так поспешно уехали и даже меня не предупредили?
— Меня зовут Александр Евгеньевич, а фамилия Майский.
— Возможно, — согласился следователь, — но вот от следствия вы скрываетесь точно так же, как это делал некто Самуил Абрамович Мокрянский. В 1925 году в Днепропетровске. В 1931 году в Туле и так далее. Мы с вами к этому еще вернемся. А сейчас приступим к допросу...
Следствие по делу Мокрянского С. А. (он же Майский А. Е.) было закончено. Прочитав постановление о предъявлении обвинения и заключения экспертиз, он заявил:
— Заключение всех экспертиз по моему делу и показания всех свидетелей я отвергаю потому, что они все сфальсифицированы.
Ни более, ни менее. Как видим, это уже не тот юнец, который тридцать с лишним лет назад сам признался, что был поражен им содеянным.
Когда листаешь толстые тома занимательной уголовной хроники Майского — Мокрянского, постоянно и неотступно возникает сам собой вопрос: скольких же беспечных людей посчастливилось повстречать этому авантюристу на своем пути? Здесь, в этих фолиантах, хранится богатейшая, почти уникальная коллекция простодушных разинь и тщеславных карьеристов, сонных канцеляристов и самодовольных служак.
В этих следственных томах с протокольной точностью и деловитостью зафиксировано, как на каждое очередное художество Мокрянского с готовностью клевали те, кому по их должностному положению надлежало хватать афериста за воротник и тащить куда следует.
Причем очень часто художественные приемы, к которым прибегал Мокрянский, были настолько хрестоматийны, что диву даешься, как легко и просто можно околпачивать солидных людей, занимающих высокие должности.
Первое, что приходит в голову грамотному человеку, когда Мокрянский рассказывает легенды о своем революционном происхождении, это, конечно, дети лейтенанта Шмидта, да и сам сын турецкого подданного.
Но ведь святым именем никогда не существовавших революционеров Мокрянский кормился всю жизнь, получал инженерные должности и отдельные квартиры, офицерские звания и пенсии.
Следователю достаточно было взглянуть на так называемые документы Мокрянского, чтобы убедиться даже без специальной экспертизы, что перед ним самая элементарная липа. Все три бумажки — уведомление начальника Иркутского губернского жандармского управления от 16 января 1913 года, свидетельство канцелярии Александровской тюрьмы от 24 апреля 1901 года и удостоверение штаба Красной гвардии Чечелевского района от 26 ноября 1917 года напечатаны... на одной пишущей машинке, а подписи и печати грубо и примитивно исполнены самим Мокрянским.
Удостоверение об окончании Ленинградского политехнического института Мокрянский тоже сочинил собственноручно. Выяснилось, что человек, чья подпись якобы стоит на удостоверении, никогда в институте не работал, а доменного отделения, которое окончил Мокрянский, не существовало в природе.
Телеграмма о присвоении Мокрянскому воинского звания, как было сказано выше, — дело рук самого Мокрянского. Замнаркома, от имени которого она подписана, к этому делу абсолютно непричастен.
Характеристику о безукоризненной честности и более ответственных постах Мокрянский составлял лично сам. В деле имеется справка графической экспертизы.
Ранения и контузии не подтверждаются ни одним госпиталем, ни одним архивом, ни одним свидетелем. Все липа. Более того, один из сослуживцев Мокрянского так пояснил происхождение этого «кровопролития»:
— Как-то под пьяную руку Мокрянский проболтался, что челюсть ему раздробили и зубы выбили в тюремной драке.
Вся героическая биография Майского — Мокрянского — это сплошной вымысел, фальшивка на фальшивке и фальшивкой погоняет.
Но как же, спросите вы, столько лет люди этому верили? Оказывали проходимцу почести?
Правда, верили не все. И почести ему, как мы видели, оказывали разные. И все-таки Мокрянскому везло в жизни куда больше на людей крайне беззаботных.
Мокрянский прекрасно знал многие человеческие слабости и взял их на свое вооружение. Стоило кому-нибудь усомниться в достоверности очередной филькиной грамоты в личном деле Мокрянского, как он тотчас же предлагал:
— А вы спросите наркома, он должен помнить.
— Академик меня лично знает.
— С маршалом мы на короткой ноге.
Наивные люди верили этим россказням, а может, просто не смели даже подумать о том, чтобы спросить у академика, чем именно запомнился ему Мокрянский.
Чего не сделали эти простаки, сделали следователи. И конечно же, выяснилось, что ни маршал, ни академик, ни замнаркома понятия не имеют о Мокрянском.
Чтобы укрепить свое шаткое служебное положение в научно-исследовательском институте, Мокрянский пускается на такую аферу. Он заходит в кабинет своего непосредственного начальника.
— Можно, я от вас позвоню одному моему приятелю, а то по общему телефону неудобно?
— Пожалуйста, — ничего не подозревая, говорит непосредственный начальник.
Мокрянский уверенно набирает номер.
— Николай? Привет тебе, это я, Саша. Ну да. Слушай, ты извинись, пожалуйста, перед Тамарой за то, что я тогда ушел от вас не попрощавшись... Да, очень спешил... Ты помнишь наш разговор о моем теперешнем начальнике?.. Нет, встретили меня здесь очень хорошо. Спасибо тебе. Так вот мой шеф, я тебе говорил, — умница, золотая голова. Но застрял, не растет. Он все еще не генерал, хотя давно заслужил.... Да... ты там подскажи... Ну пока. Я на днях заскочу... Привет нежный Тамаре.
А «умница» и «золотая голова» сидел в это время рядом и млел от восторга, боясь поверить своим ушам.
И невдомек ему, что трюк, который выкинул на этот раз его подчиненный, известен ученикам третьего класса. Набираешь любой номер, но без последней цифры и можешь разговаривать хоть с самим господом богом.
В 1954 году Мокрянский освободился из заключения. Чтобы получить пенсию, как инвалиду войны, ему нужна была справка ВТЭК. И Коломенская ВТЭК дает ему такую справку, удостоверяя подписями и печатями, что предъявитель сего... инвалид второй группы.
Однако пенсия пенсией, а Мокрянский решил вернуть себе и воинское звание, и должность. И ВТЭК, на этот раз уже Московского гарнизона, признает Мокрянского... годным к военной службе.
Бывший заведующий клиникой Центрального научно-исследовательского института рентгенологии Половичиц, не глядя, подмахнул справку о болезнях Мокрянского, которую подсунул ему кто-то из друзей «больного». А сам «больной» в ту пору проворачивал известное уже читателю «перьевое дело».
Послужной список Мокрянского заполняется не только по липовым бумагам, а и просто с его слов. Таким образом в его стаж пребывания в армии были включены и время в заключении, и предпринимательская деятельность по производству ученического пера.
