— Бред! — фыркнул Алан.
— Нет, не бред, — возразил Вишняков. — Каждый человек представляет собой субстанцию, которая может одновременно принимать и передавать электромагнитные волны. Каждый орган человеческого тела имеет свою определенную частоту. И если воздействовать на него на этой частоте, то можно повлиять на его работу. Например, настроившись на частоту мозга, можно его полностью парализовать, и он перестанет командовать жизненно важными функциями организма. Дыхание останавливается, сердце затихает, и человек умирает. В это, конечно, трудно поверить. Для нас телепатия — это нечто невероятное, непознанное. А для Снежного Человека — это повседневная форма существования.
— А чем Снежный Человек отличается от Йети? — спросил я.
— Ничем, — ответил Сергей. — Это просто разные названия одного и того же. В Европе это существо называют Снежный Человек, в Тибете — Йети, в другом месте как-то по-иному, но суть от этого не меняется.
— У нас в Дагестане его называют Аламаз, — сказал Тагеров.
— А я где-то читала, что Снежный Человек — это обитатель некоего другого пространственного измерения, который появляется у нас через какой-то портал, — снова вступила в разговор Юля.
— Существует и такая гипотеза, — согласился Вишняков.
Он хотел еще что-то добавить, но тут раздался голос Попова:
— Слушайте, может хватит, а? От ваших страшилок уже мороз по коже продирает. Нашли время и место для таких разговоров. Давайте спать. Уже глубокая ночь.
— А и верно, — заметила Лиля.
— Правильно, ребята, хватит, — поддержала Ваню Юля.
— Ну, хватит, так хватит, — усмехнулся Сергей. — Давайте и вправду прекратим. А то мне уже и самому становится как-то не по себе.
Наступила тишина. Я перевернулся на бок, и постарался погрузиться в сон. Но, к своему удивлению, почувствовал, что мне страшно засыпать. Мною овладела тревога. Я никогда не считал себя излишне впечатлительным, но здесь, в глухом таежном лесу, во мраке ночи, когда вокруг не было абсолютно никого, кто, в случае чего, мог бы прийти нам на помощь, рассказы Вишнякова возымели на меня довольно сильное действие.
В моей памяти вдруг отчетливо проявились все истории о духах, привидениях, и тому подобной нечисти, слышанные мною когда-либо. Каждый треск, каждый шорох, раздававшиеся за окном, заставляли меня вздрагивать. Мне казалось, что к нам украдкой подбирается Снежный Человек, перед которым мы были совершенно бессильны и беззащитны. Я весь сжимался, мое дыхание учащалось, а сердце заходилось в бешеном ритме. Так, одержимый беспокойством, я проворочался до самого рассвета. И только под утро, когда накопившаяся за день усталость оказалась сильнее всех одолевавших меня страхов, сон наконец сомкнул мои глаза…
— 6 —
— Ну, орел, как у нас дела?
Я отвел глаза от берез, на которые задумчиво смотрел через окно, и слез с подоконника.
Виктор Михайлович зашел в палату, бросил изучающий взгляд на полотенце, висевшее на двери, приветственно протянул мне руку и поинтересовался:
— Что, докучают любопытные?
— Есть немного, — ответил я.
— Я смотрю, ты маленько ожил, — заметил врач, осматривая мои зрачки. — Глаза уже не красные, мордашка покруглела, подрумянилась. Да и в целом выглядишь явно пободрее. Пришел в себя?
— Пришел, — вздохнул я.
— Ну и молодец. Подними-ка майку, я тебя послушаю.
Я выполнил его просьбу.
— Ну что ж, дыхание чистое, хрипов нет, — резюмировал Виктор Михайлович, вытаскивая из ушей наконечники фонендоскопа. — Рентген никакой патологии не выявил. Даже не верится, что ты провел несколько ночей на холодной земле. Организм крепкий. У тебя что-нибудь болит?
— Нет, — ответил я.
— Спина, почки, ноги?
— Нет, нет. Все в норме.
— Вот и замечательно. Значит, через недельку тебя выпишем, и поедешь домой. Кстати, с тобой очень хотят поговорить. Это следователь из милиции. Он и вчера к тебе рвался, но я его не пустил. Тебе явно было не до него. Но сегодня, не обессудь, встретиться с ним придется. Так я его приглашу?
— Пожалуйста, — пожал плечами я, и почувствовал, как во мне почему-то стало нарастать волнение. Беседовать с милицией мне доселе ни в каком качестве еще не доводилось.
Врач вышел, и вскоре в палате появился невысокий, коренастый мужчина средних лет, с лобастым, горбоносым волевым лицом и внимательными темно-серыми глазами, в которых сквозила мощная проницательность. Он был в служебной форме. По количеству звездочек на погонах, которые выглядывали из-под накинутого на его плечи белого медицинского халата, я определил, что передо мной майор.
— Здравствуй, Дмитрий, — приветливо произнес он.
Следователь снял фуражку, положил ее на стол, придвинул к себе стул, и, не выпуская из рук черную папку, уселся подле меня.
— Меня зовут Николай Иванович, — представился он, пристально глядя мне в глаза. — Я веду дело по факту гибели вашей группы. Наши поисковики сейчас прочесывают тот квадрат, где потерпел крушение вертолет. Кое-что они уже нашли. Находки, конечно, страшные. Но для того, чтобы я смог полностью во всем разобраться, мне нужно услышать твой рассказ. Я понимаю, что вспоминать все это тебе будет нелегко. Но сделать это надо. Причем, со всеми подробностями.
— Надо, так надо, — пробормотал я, и приступил к повествованию…
Когда я открыл глаза, в окошко домика бил яркий солнечный свет. Я поднял голову и посмотрел по сторонам. В избушке, кроме меня, находился только Алан. По его слегка припухшему лицу было ясно, что он проснулся совсем недавно. Смяв кусок бумажной салфетки, он сосредоточенно всухую чистил им зубы.
"Катастрофа-катастрофой, а жизнь идет своим чередом", — пронеслось у меня в голове.
Услышав мое шевеление, Тагеров обернулся.
— Спать ты, конечно, горазд, — нравоучительно протянул он. — Все уже давным-давно поднялись, а ты все пребываешь в отключке.
— А где остальные? — спросил я, потягиваясь.
— Вишняков пошел с Поповым доставать его рюкзак с дерева. Кстати, они сделали зарубку на березе под сок. Интересно будет попробовать. Никогда не пил настоящего березового сока. Только ту бурду из лимонной кислоты, что продается в гастрономах.
— Я тоже, — сказал я. — А во что они, хоть, его набирают?
— Баклажку из-под пива приспособили. Обрезали верх и замотали пластырем вокруг ствола.
— А где девчонки?
— Девчонки на улице караулят спасателей. Я собираюсь сейчас сходить к вертолету. Посмотрю, что там осталось. Может, радиостанция каким-то чудом уцелела.
— Вряд ли, — засомневался я, поднимаясь на ноги. — Хотя, как знать? Проверить, конечно, не мешает.
— Составишь мне компанию?
— Составлю.
Я вышел из домика. Над верхушками таежной флоры поднималось солнце, лучи которого играли на мокрой, тяжелой от росы, траве. Небо было чистым. День, не в пример вчерашнему, обещал быть теплым. Я вдохнул свежий воздух, и почувствовал прилив бодрости. Все мои ночные страхи стали рассеиваться, сходить на нет, и уже казались какими-то наивными и бредовыми. Нога, так мучившая меня накануне, больше не болела. Я ступал на нее совершенно свободно, и это только добавляло приятности моим ощущениям.
— Димок, привет, — раздалось сзади.
Я обернулся. Это были Лиля и Юля. Они сидели на бревне, которое раньше подпирало закрытую дверь избушки, махали мне руками и улыбались.
— Доброе утро, — в ответ улыбнулся я, и обратился к Патрушевой. — Ну, как спина?
— Уже лучше, — ответила она. — Еще, конечно, побаливает, но уже не так сильно, как вчера. А как твоя нога?
— Да я про нее уже забыл, — не без бравады констатировал я.
Умывшись дождевой водой из ведра, я присел рядом с ними.
— Красота! — восхищенно протянула Ширшова. — А какой воздух! Чувствуешь хвойный аромат?
— Чувствую, — сказал я.
— Красота — она, конечно, красота, — заметила Юля. — Но меня беспокоит другое. Что-то нас не торопятся искать.
— Найдут, не переживай, — произнес я. — А пока поживем, как Робинзоны Крузо. Ты в детстве не мечтала оказаться на каком-нибудь необитаемом острове?
— Нет, — усмехнулась Патрушева. — Подобные фантазии — удел Вишнякова. А я как-то больше предпочитаю цивилизацию.
Из домика вышел Алан и посмотрел на меня.
— Ну что, пойдем?
— Пойдем, — кивнул я и поднялся.
— Вы к вертолету? — спросила Лиля.
— Ага, — подтвердил Тагеров.
— Ребята, вы там только поосторожнее, ладно?
— Хорошо, хорошо. Не волнуйся, — успокаивающе проговорил Алан, — Вернемся целыми и невредимыми. Это я обещаю.
Дым над деревьями больше не поднимался. Очевидно, в этом постарался прошедший накануне ливень. Но его отсутствие не помешало нам сориентироваться. Мы хорошо помнили, в какой он был стороне, и направились прямо туда.
