Алексей Хапров - Черная повесть

Юля посмотрела на самородок, который продолжал оставаться в ее руке, размахнулась, и изо всех сил швырнула его мне в лицо.

— Возьми!

Меня пронзила резкая боль. Я отшатнулся и схватился за нос. Почувствовав, что по руке что-то потекло, я отвел ее в сторону и увидел кровь. Вид собственной крови меня буквально взбесил.

Юля, совершенно забыв про выструганный ею шест, бросилась к болоту и принялась стремительно перебираться на другой берег.

"Ее нужно остановить! — с леденящей сердце ясностью пронеслось у меня в голове. — Иначе мне крышка. Или я, или она. Третьего не дано".

Я подобрал шест и бросился вслед за ней. Осторожно перебираясь с кочки на кочку, я раз за разом выбрасывал его вперед, стремясь сбить Юлю с ног, но все никак не мог ее достать. Юля держалась от меня на вполне приличном расстоянии, и все дальше и дальше продвигалась вперед. Но по мере нарастания глубины ее скорость замедлялась. И вот, когда мне уже почти удалось ее догнать, она вдруг споткнулась и упала в трясину. Вязкое дно стало стремительно засасывать ее в себя. Юля попыталась выбраться, но ничего поделать не могла. Она уходила под воду все глубже и глубже. Когда над поверхностью осталась только ее голова, она осознала неотвратимость страшной смерти и впала в паническую истерику.

— Дима! Спаси меня! Спаси! — отчаянно кричала она. — Я никому ничего не скажу! Клянусь, не скажу! Вытащи меня отсюда! Дима! Димочка! Я прошу тебя! Я умоляю!

Но я не двигался с места и только молча наблюдал за этим ужасным зрелищем. Юлина голова уходила под воду все ниже и ниже, пока не скрылась в ней совсем.

Вернувшись на берег, я поднял валявшийся на земле самородок и долго-долго смотрел на него. Во мне бушевал порыв выкинуть его в болото, но я так и не решился этого сделать. Слишком уж дорого он мне достался. Если я его выкину, получится, что все эти жертвы были напрасными и бессмысленными, и что я мучился зря. Ну, уж нет!

Я аккуратно очистил самородок от налипшей на него грязи, полюбовался его блеском, и бережно положил в рюкзак, каким-то шестым чувством ощущая, что этим самым делаю себя безнадежно обреченным…

Вот и все!

Выводя эти строки, я никак не могу избавиться от чувства какого-то всеобъемлющего для себя конца. Наверное, это действительно так. Для меня это на самом деле конец. Конец свободы. Конец надежд. Конец радости. А вместе с этим, наверное, и конец жизни. Разве можно считать жизнью жизнь в неволе?

Мир, который меня окружал, оказался мною же и разрушен. Свет померк, и вокруг все стало черным-черно. Закончилась и эта повесть. Эта, воистину, черная для меня повесть.

2010 г.