своими коленями циферблат часов, — Ты думаешь, я шутил насчет твоих коленок? Впрочем, хер с тобой, кого ты послал по мою душу, ты мне всё одно сейчас расскажешь!
Не сдерживаясь, я уже изо всей силы ударил кулаком в поддых упрямца. Замотав ему рот всё той же изолентой, я принялся вязать ему ноги. Для предстоящей процедуры это нужно было делать особым порядком. А потом еще этого борова придётся тащить наверх к тискам. Без них никак. При проведении данной процедуры, пациента не удержат даже десять здоровых мужиков.
По дико вращающимся глазам, я понял, что Николай Тихонович пришел в себя раньше времени и, что он что-то имеет мне сказать. Слабо я ударил его в «солнышко». Не та квалификация у юного тела.
— Будешь орать, вырублю надолго! И пока коленку не продырявлю, слушать тебя не буду! Понял? — решил я дать еще один шанс своему недоброжелателю, так как очень хотелось обойтись без занятий с дрелью. Слишком уж предстоящая процедура обещала быть хлопотной и грязной.
Интенсивно задёргавшаяся голова товарища Шалаева дала понять, что он меня понял и, что готов к конструктивному диалогу.
Инстинкт самосохранения заставил меня прежде всего выяснить у сильно умерившего норов технолога, кто был за рулём ГАЗ-53. Кто тот самый гастелло, который так беззастенчиво протаранил мою «шестёрку». Подлейшим образом покусившись на самую величайшую ценность эпохи развитого социализма. На мою жизнь, то есть. Про первую «торпеду» технолога Шалаева, а именно про мокрушника-экспедитора, недавно отправленного мной в городское подземелье принимать водные процедуры, я даже не стал интересоваться. Кому надо, пусть тот и ломает голову над пропажей лихоимца и честного каторжанина Витьки Лобачова.
— Этот грузовик из колхоза, — неохотно разродился пленник, — На нём зерно и свёклу с картошкой возят на спиртзавод, — опасливо косясь на дрель в моих руках, без особого энтузиазма начал рассказывать товарищ Шалаев. Делая неоправданно большие паузы и болезненно морщась. Мне его такая медлительность пришлась не по душе.
— Кто водила? За рулём кто был⁈ — положив дрель на стеллаж, я второй раз, коротко, но резко размахнувшись ногой, въехал носком ботинка собеседнику в ту же самую щиколотку.
Главный технолог ликёро-водочного завода, очевидно, непривыкший к подобному обращению и уже решивший, видимо, что самое страшное позади, вполне ожидаемо взбодрился. И издал душераздирающий вопль. Многократно усиленный замкнутостью ограниченного пространства. Из глаз его, самым натуральным образом брызнули слёзы. Не потекли, а действительно брызнули. Его столь болезненную реакцию вполне можно было понять. Поскольку даже при неяркой освещенности подвала было заметно, как сильно распух голеностопный сустав его ноги. Еще от первого моего удара. А тут снова и ровнёхонько по той же самой косточке. Время работало против меня. И я подумал, что, может быть, после этого Николай Тихонович перестанет тянуть с выдачей актуальной для меня информации и станет немного разговорчивей.
Мои скромные ожидания полностью оправдались. Этот человек, который уже дважды посягнул на мою жизнь, после второго недружественного воздействия на костяшку его щиколотки, стал гораздо оживлённее. И принялся торопливо излагать всё то, что переполняло его память и тяготило его технологическую совесть жулика и убийцы.
— Это Лунёв! Он в «Красном луче» живёт! — по-женски взвизгнул, до того общавшийся со мной исключительно начальственным баритоном Шалаев, — Это Сашка Лунёв! Он, подонок, он пять тысяч взял за работу! Пять тысяч!
Меня сильно покоробило, что моё запланированное убийство, вот этот привалившийся к стене утырок, назвал просто и буднично — работой. Мне захотелось и в третий раз прикоснуться ботинком к его опухоли на ноге. От всей души и со всей классовой ненавистью добропорядочного советского потерпевшего. Но дело есть дело и все сторонние эмоции, способные как-то навредить процессу получения информации, следовало строго контролировать. И, разумеется, я сдержался.
— Он, пидор, деньги наперёд взял, а дело, уже полностью оплаченное, так и не сделал! — утратив от жуткой боли самое элементарное здравомыслие, завывая, сполз на грязный пол интерьвьюируемый. Вслух и искренне, на полном серьёзе переживая в моём же присутствии, что меня так и не убили по его указанию.
— Где его искать? — отводя ногу назад и делая вид, что примериваюсь для нового мануально-терапевтического воздействия, негромко задал я следующий вопрос.
— Не надо! — пуще прежнего визжа и заливаясь слезами, начал поджимать под себя задние конечности испытуемый, — Я всё вам расскажу! Я же говорю, он в «Красном луче» живёт! Хватит уже! Не бейте меня, мне очень больно! Я всё и про всех вам расскажу!
В очередной раз я убедился, что, как и нанятые ими грозные киллеры, сами заказчики мокрух почти всегда тоже плачут. Оглядевшись, я снял с полки деревянный ящик с какими-то заграничными или прибалтийскими деликатесами. И, поставив его на пол, поудобнее сел на него сверху.
— Ты готов рассказать мне всё, что знаешь? Еще раз повторяю, абсолютно всё рассказать!! — стараясь разглядеть в глазах Шалаева любую неискренность или малейшее лукавство, спросил я его.
В глубине души содрогаясь от того, что сейчас придётся делать, если этот уё#ок начнёт пуржить и пытаться изображать из себя молчаливого штирлица-сепаратиста.
— Учти, если мне придется тебя еще хоть самую малость покалечить, то ты уже отсюда никуда не выйдешь. Ты это понимаешь, Шалаев? Если ты утратишь товарный вид, то неминуемо прямо здесь и сдохнешь! Ты уж извини, но с просверленными коленками я тебя в СИЗО не повезу. Сам понимаешь, такое вызывающее непотребство категорически исключено! МВД СССР, Шалаев, это тебе не какое-то там гестапо! Да и кто мы с тобой такие, чтобы лишать советское общество основополагающих иллюзий⁈ Идеология и догмы — наше всё! Ты ведь меня понимаешь, Шалаев? Как коммунист комсомольца?
— Я понимаю! Я всё понимаю! — всхлипывая, как третьеклассница, не дотерпевшая до перемены и описавшаяся прямо на уроке, закивал головой милейший Николай Тихонович. Который, я готов был поспорить, ни разу не просрочил уплату членских взносов в первичную партийную организацию своей «ликёрки».
Вот он, образцовый строитель коммунизма и нашего светлого будущего. Этакий предприимчивый технологический упырь. По случайному недоразумению и с завидной последовательностью поочерёдно насылавший на меня двух убийц. Один из которых должен был размозжить мне череп, а второй раздавить меня грузовиком всмятку, вместе с моей машиной. Он бы и третьего послал, но сложилось по-другому.
Но, при всём при том, в данный отрезок времени товарищ Шалаев злодеем нипочем не выглядел. Напротив, он выглядел несчастным человеком и очень расстроенным очкариком. Тяжело переживающим свою физическую боль и испытывающим непереносимые страдания. И вполне мог бы вызвать у кого-нибудь нормальную человеческую жалость.
У кого-нибудь мог бы. Но не у меня.
— Я всё понимаю и обязательно всё расскажу! Я вам все-все свои деньги отдам! У меня очень много денег, поверьте, товарищ следователь! Вы даже не догадываетесь, как много их у меня! Только не надо больше меня бить! Я вас очень прошу!
В погребе была отличная звукоизоляция и только по этой причине я не стал поднимать приведённого в кондицию фигуранта наверх в гараж. На всякий случай. Уж больно он, как оказалось, не только щедрый, но и голосистый.
Более часа я расспрашивал товарища Шалаева под тусклой лампочкой, задавая ему остро интересующие меня вопросы. Касающиеся, как меня лично, так и те, которые необходимо было задать в рамках находящегося в моём производстве уголовного дела. Все мои предыдущие манипуляции, которые на первый взгляд несведущему человеку могли показаться негуманными, все они, как и следовало ожидать, оказались далеко небесполезны.
Да, после них, криминальный технолог время от времени болезненно морщился и иногда даже запинался, коротко всхлипывая. Но на все мои вопросы он отвечал правдиво и со всеми необходимыми уточняющими деталями.
— Ведь вы меня не оставите здесь? — оглядывая мрачные стены, несколько раз переспросил он меня между своими ответами, преданно заглядывая в мои глаза, — Вы же меня в тюрьму после нашего разговора отправите? Правда? Скажите, вы же обещали! Отправьте меня, пожалуйста, в тюрьму!
— Сейчас напишешь всё собственноручно и тогда, обещаю, я отвезу тебя в камеру! — посулил я, — Всё, что только что рассказал, ты сейчас очень подробно напишешь на бумаге и своей рукой! От самого начала и до самого конца! И, если
