— Нет, спасибо.
— Вчера ночью я привезла её сюда, а сегодня утром свозила в специальный центр по борьбе с насилием. Там ей посоветовали, что делать, и всучили уйму всяких полезных книжек. Вон лежат, если вам интересно. Но вывод один — она должна подать на развод и бежать со всех ног.
— Они тебя сфотографировали? — спрашиваю я, гладя Келли по колену. Она кивает. Из заплывшего глаза тоже выползла слезинка, и теперь уже обе её щеки мокрые.
— Да, её во всех видах засняли. Все вы не увидите. Но ты сама покажи ему, Келли. Он твой адвокат. Он должен это увидеть.
С помощью Робин бедняжка встает, поворачивается ко мне спиной и приподнимает футболку выше пояса. Белья на ней нет, а ягодицы и верхняя часть бедер превратились в сплошной синяк. Футболка ползет ещё выше, и я вижу, что и спина вся в синяках и кровоподтеках. Келли опускает футболку и осторожно усаживается на софу.
— Он отстегал её ремнем, — объясняет Робин. — Разложил на колене и лупил до потери пульса.
— У вас есть салфетки? — спрашиваю я Робин, нежно смахивая слезы с раздувшихся щек Келли.
— Да, конечно. — Она протягивает мне коробку, и я осторожно вытираю изуродованное лицо Келли.
— Ну и что ты решила? — спрашиваю я у нее.
— Вы что, смеетесь? — вмешивается Робин. — Она должна немедленно подать на развод. В противном случае этот урод вообще её прикончит.
— Ты согласна? Мы подаем заявление?
Келли кивает, затем выдавливает:
— Да. И как можно быстрее.
— Займусь этим завтра же, — обещаю я.
Келли пожимает мою ладонь и закрывает правый глаз.
— Но это ещё не все, — добавляет Робин. — Здесь ей оставаться нельзя. Сегодня утром Клиффа выпустили из тюрьмы, и первым делом он обзвонил всех своих приятелей. На работу я сегодня не пошла — завтра мне такой номер уже не пройдет, — а около полудня Клифф мне позвонил. Я сказала, что ничего не знаю. Час назад он перезвонил и начал мне угрожать. У Келли, бедняжки, подруг раз, два и обчелся, так что он её в два счета разыщет. Не говоря уж о том, что эту квартиру я снимаю на двоих с ещё одной девчонкой. В общем, сами понимаете…
— Я здесь не останусь, — с трудом ворочая языком, бормочет Келли.
— Куда же тебе деваться? — спрашиваю я.
У Робин уже готов ответ.
— В центре, куда я её сегодня возила, нам рассказали о специальном приюте для женщин, подвергшихся насилию. Это потайное убежище, которое не числится ни в телефонных книгах, ни в прочих справочниках. Оно расположено в черте города, но о нем никто не знает, только слухи из уст в уста передаются. Там пострадавшие женщины находятся в полной безопасности. Но вот только день проживания стоит сотню баксов, так что Келли может пробыть там всего неделю. У меня таких денег нет.
— И ты согласна укрыться там? — обращаюсь я к Келли. Она с трудом кивает.
— Хорошо. Завтра я отвезу тебя туда.
Робин облегченно вздыхает и удаляется на кухню за карточкой с адресом приюта.
— Покажи, что у тебя с зубами, — прошу я Келли.
Она послушно открывает рот. Как она ни старается, мне видны только передние зубы.
— Остальные тоже целы? — спрашиваю я.
Она снова кивает. Я прикасаюсь к повязке над заплывшим глазом.
— Сколько швов?
— Шесть.
Я нагибаюсь ещё ниже и шепчу ей на ухо.
— Больше этому никогда не бывать — поняла?
Она кивает и шепчет в ответ.
— Обещаешь?
— Да.
Робин возвращается, снова садится рядом с Келли и вручает мне карточку. Затем произносит:
— Послушайте, мистер Бейлор, в отличие от вас, я Клиффа знаю хорошо. Он и так невменяемый, но, напившись, становится опаснее гремучей змеи. Будьте поосторожнее.
— Не беспокойтесь.
— Вполне возможно, что он и сейчас внизу караулит.
— Я его не боюсь, — отрезаю я. Затем встаю и снова целую Келли в лоб. — Утром же я подготовлю бумаги на развод, а потом за тобой заеду. У меня грандиозный процесс, но завтра я уже освобожусь.
Робин провожает меня до дверей, и мы прощаемся. Я выхожу на лестничную клетку, дверь закрывается и я слышу, как звенит цепочка и поворачивается ключ.
Уже почти час ночи. На улице свежо и прохладно. В темноте никто не таится.
Понимая, что все равно не засну, я качу прямо в контору. Оставляю машину на тротуаре под самым окном своего кабинета и рысью мчусь к дверям. После наступления темноты разгуливать в этом районе небезопасно.
Запираю за собой двери и поднимаюсь в контору. Как ни ужасно это звучит, но развод это дело плевое; по крайней мере, в юридической части. Я начинаю печатать заявление на машинке — с непривычки это непросто, — но меня подхлестывает внезапно замаячившая цель. Тем более — и теперь я в это искренне верю, — то речь идет о жизни или смерти.
* * *
В семь утра меня будит Дек. Шел уже пятый час, когда навалилась усталость, и я заснул прямо на стуле. Дек в ужасе от моего помятого вида и совершенно не понимает, что помешало мне выспаться всласть, как мы условились накануне.
Я описываю ночные события, и Дек закипает от возмущения.
— До твоего выступления меньше двух часов, а ты всю ночь занимался идиотским разводом?
— Не волнуйся, Дек, все обойдется.
— А почему ты ухмыляешься?
— Мы надерем им задницу, старина. «Прекрасному дару» крышка!
— Нет, я знаю, почему ты улыбаешься — меня не проведешь. Ты наконец девчонку заполучил.
— Не говори ерунду. Где мой кофе?
Дек испуганно вздрагивает. В последние дни он превратился в комок нервов.
— Сейчас принесу, — роняет он через плечо, покидая кабинет.
Заявление на расторжение брака со всеми необходимыми бумагами лежит передо мной на столе. Судебный исполнитель вручит Клиффу повестку прямо на службе, поскольку застать его дома может быть непросто. В заявлении я требую, чтобы Клиффу в судебном порядке было запрещено не только преследовать Келли, но даже добиваться встречи с ней.
Есть у адвоката-новичка одно колоссальное преимущество — все ожидают, что у меня от страха должны все поджилки трястись. Присяжные прекрасно знают, что это мое первое дело. Я молод и зелен. Чудес от меня не ждут.
И с моей стороны было бы ошибкой играть не в свою игру. Возможно, когда-нибудь позже, когда мои виски поседеют, голос обретет медоточивость, а за плечами останется опыт сотен судебных баталий, я и буду выступать перед присяжными с искрометным блеском. Но не сегодня. Сегодня перед ними предстанет просто Руди Бейлор, запинающийся от волнения молокосос, которому до смерти нужна их поддержка.
И вот я стою перед ложей присяжный, мне боязно и одиноко, но я пытаюсь взять себя в руки. Что говорить — я знаю, ибо говорил это уже сотни раз. Важно только, чтобы речь не звучала заученно. Начинаю я со слов, что для моих клиентов сегодняшний день особенный, ибо им впервые представилась возможность добиться справедливости от «Прекрасного дара жизни». И понятия «завтра» для них не существует, поскольку другого судебного процесса и других присяжных в их жизни уже не будет. Я прошу присяжных ещё раз подумать про то, что пришлось вынести Дот Блейк. Я немного, стараясь не перегнуть палку, говорю о Донни Рэе. Я прошу присяжных попытаться представить, каково это — медленно и мучительно умирать, сознавая, что существует спасительное лечение, на которое ты имеешь полное право. Говорю я медленно и искренне, тщательно взвешивая слова и вижу: они находят отклик. Речь моя звучит спокойно, взор обращен к лицам двенадцати человек, которые совсем скоро вынесут решение.
Я напоминаю условия страхового полиса, не слишком вдаваясь в подробности, и вкратце возвращаюсь к проблеме трансплантации костного мозга. Я подчеркиваю, что защита так и не представила аргументов, опровергающих доводы доктора Корда. Этот метод давно перешагнул рамки эксперимента, и скорее всего позволил бы спасти жизнь Донни Рэя.
Затем, переходя к забавному, я оживляюсь. Бегло напоминаю про утаенные документы, подлоги и ложь, к которой столько раз прибегали служащие «Прекрасного дара жизни». Разоблачения их в этом зале были столь громки и ошеломляющи, что с моей стороны было бы ошибкой тратить на это время. Вот главное преимущество столь скоротечного судебного процесса — все главные свидетельские показания ещё свежи в памяти. Опираясь на показания Джеки Леманчик и статистические выкладки «Прекрасного дара», я мелом рисую на доске ключевые цифры: количество страховых полисов, выданных в 1991 году, число заявлений на выплату страховки и — на закуску — число отказов. Делаю я это быстро и столь доходчиво, чтобы меня понял любой пятиклассник. Доводы мои четки и неопровержимы. Некие силы, стоящие у руля компании, разработали и ввели на один год некую жульническую схему, основанную на поголовных отказах в выплате положенных по условиям договоров страховых премий. Согласно показаниям Джеки, сделано это было с целью определить объем наличности, который возможно прикарманить за один год. Это дьявольски хладнокровная схема, разработанная безмерно жадными до денег людьми, которым абсолютно наплевать на судьбу Донни Рэя и ему подобных.
