- Ах, так. Боюсь, мне не разобраться в ваших мотивах... - Врач озадачен, но посетитель выглядит столь уверенным, столь состоятельным человеком, что отказать как-то язык не поворачивается. - Я могу, конечно, написать что-нибудь о необходимости лечения за рубежом... - мямлит он.
Если бы Коваль был склонен к самоанализу, то понял бы, почему Мишенька так тронул его сердце: потому что когда-то Коваль его спас. Мы любим тех, кому сделали добро.
В казино есть комната, где клиенты могут в своей небольшой компании сыграть по-крупному в очко.
Играют Руслан, лысый мужчина в очках (он держит банк) и два расфранченных человека кавказской национальности. Руслану фартит, сегодня его день! Лысый зорко отслеживает степень его азарта сквозь очки в дорогой оправе. Если б Руслан был не охранником, а контрразведчиком, то заметил бы, что стекла в очках не диоптрийные и, стало быть, человек "рядится". А зачем? За карточным столом это сигнал опасности. Но Руслан не контрразведчик, и потом он уже видел Лысого несколько раз в казино, тот постоянно банкует. Поскольку пока не зарезали, можно надеяться, что не мухлюет.
- Как человеку везет! Как везет! - то ли изумляется, то ли негодует один из кавказцев.
Руслан, посмотрев сданную ему карту, объявляет:
- Ва-банк!
- Банк большой! - предостерегает кавказец.
- Я отвечаю.
Руслан прикупает у банкомета вторую карту. Кавказцы тоже.
- Еще одну, - решается Руслан.
- Тройка, семерка, туз? Так думаешь? - не унимается разговорчивый кавказец.
- Помолчи, - напряженно произносит Руслан и обращается к мужчине в очках: - Себе.
Тот берет и открывает два туза.
Руслан швыряет свои карты, у него шестерка, семерка, семерка.
- Вай-вай, Пушкина не читал! - ликует кавказец.
А банк очень большой.
В отделении милиции заканчивается развод.
Отдав последние распоряжения, подполковник распускает людей. Одному из них, стареющему уже капитану, кивает на стоящего в стороне Юрьева.
Капитан подходит, козыряет. Юрьев показывает ему фотографии, сделанные во время слежки за Ковалем: он стоит у дома, что возле набережной, отдельно дом и укрупненно одно лицо.
- Нет, пожалуй, не видел. Приметный. Я бы запомнил. А дом на моем участке, дом знаю. Вас что интересует?
- Даже трудно сказать. Люди, которые жили в доме. Что с ними случалось.
А как иначе сформулируешь задание? "Все о доме. Все о людях". Не то что дурацкая затея - Знаменский, слава богу, начальник умный и попусту не дергает, - но затея для целого сыскного отделения.
- Как намерены действовать? - осведомился вчера вечером.
- Попробую через участкового, - осторожно ответил Юрьев.
- Он сменился, - выдвинул вариант Знаменский.
- Найду прежнего.
- Прежний умер.
- Пойду по квартирам, - вздохнул Юрьев.
- Ну, удачи вам.
И вот первая удача: не умер, не сменился, стоит перед ним пожилой капитан и даже не затрудняется расплывчатой постановкой вопроса. Только говорит:
- Широкий разговор... У меня скоро прием населения. Если мы с вами пойдем потихоньку, а?
Они идут по одной улице, по другой. Приостанавливаются купить сигарет. По дороге капитан рассказывает, начиная, естественно, с эффектного эпизода:
- Самый знаменитый случай - это с Волосевичем. Он в белой горячке с верхнего этажа сиганул вниз головой. А впритык стоял домик двухэтажный. Так Волосевич из своего окна прямиком влетел в печную трубу. Метра два вглубь проехал и застрял. Начал выть. А дело было ночью. Жильцы повскакали от страха, думали, нечистая сила, - капитану и сейчас смешно, фыркает невольно.
Перечислив затем всех, кто имел неприятности с законом, капитан приступает к систематическому повествованию:
- Первая квартира служебная, дворницкая, ничего особого, кроме, конечно, скандалов. Вторая дружная, куча ребятишек, подрастали - разъезжались, кто на целину, кто на БАМ. Третья по сию пору коммунальная, в ней однажды...
Капитан рассказывает про кого длинно, про кого в двух словах, но Юрьев испытывает интерес не только следственный. Взять вот так судьбы жильцов одного дома давней постройки - и тут тебе вся история страны.
- ...В шестой квартире раньше жил летчик. Его расстреляли по тридцать седьмому году. Жену тоже посадили, осталось двое пацанят. Их взяла женщина из одиннадцатой квартиры, дальняя родственница. Старший парень как раз перед смертью Сталина изнасиловал дочку той женщины. Дали десять лет, дальше судьбу не знаю. А младший брат, майор артиллерии, погиб на Даманском... В седьмой квартире кража была большая, году в восемьдесят седьмом, все вывезли... Про восьмую не помню ничего... Из девятой семья подалась в Израиль, а старики не поехали...
И так про весь дом. С участковым повезло. Теперь только не промахнуться. И благо мужик он свой и понятливый, можно прямо в лоб, не ходя вокруг да около:
- Вернемся к убийству девушки из четырнадцатой квартиры. Вы как-то бегло вспомнили.
- Потому что как раз в госпиталь угодил. Нарвался на одного дурака. Так что не очень в курсе. Четырнадцатую сдавали, жила там молодая женщина, все тихо. И вдруг нашли задушенную. Говорят, подушкой...
...Юрьев поднимается по лестнице и звонит в четырнадцатую квартиру. Не открывают, не отзываются. Он рассматривает другие двери на лестничной площадке. На одной - старый почтовый ящик с пожелтевшими наклейками: "Правда", "Советская Россия", "Вечерняя Москва".
На звонок отпирает седой мужчина, сохранивший выправку.
- Я из Министерства внутренних дел, - Юрьев показывает удостоверение.
Седой охотно впускает гостя, и они беседуют в комнате, обставленной по среднему уровню восьмидесятых годов.
- Еще бы не помнить! - словоохотливо частит мужчина. - Я рад вам помочь. Сам в органах служил, закончил в охране Белого дома. До самого девяносто третьего. Второго октября спустился к нам Руслан Имранович и говорит...
- Простите, ближе к делу.
- Да-да, понимаю, насчет убийства. Эта девушка... собственно, женщина очень была приятная. Кажется, Вероника по имени. Квартиру ей снимал какой-то богатый человек. Приезжал на белой "Волге", машина его ждала.
- Это он? - Юрьев затаивает дыхание.
Мужчина старательно изучает фотографию Коваля.
- Н-не знаю.
Не получилось, жаль.
- Вы его не видели?
- Видел, конечно. Но как-то все со спины. Впрочем, для убийства это не важно. Ее же убила подруга. Польстилась на драгоценности, которые Веронике дарил ее... кавалер.
- Откуда это известно?
- Жена ходила на суд. Любопытство человеческое.
На ипподроме кончаются заезды. Ландышев в хорошем настроении - игра была удачной. Руслан ловит удобную минуту:
- Босс, хочу вам информацию продать.
- Деньги занадобились?
- Проигрался. Завтра срок платить. Все собрал, всех обежал... и не хватает.
- Сколько не хватает?
- Тридцать пять кусков.
- Рублей?
- Баксов.
- Хорош! Ты соображаешь, какие сейчас дела после дефолта?
- Любые условия, босс! Плохим ребятам проигрался... Карточный долг не отдать - замочат, это законно, по понятиям.
- Чем же ты торгуешь за тридцать пять тысяч? - небрежно, даже брезгливо спрашивает Ландышев, то ли заранее сбивая цену, то ли не интересуясь предложением.
- Кое-что... про третейского судью, - Руслан вздыхает, говорить ему очень не хочется.
- Да-а? - оживляется Ландышев. - Он мне, падаль такая, обзвонился. То ему представь, это представь. Хорошая компра?
- Мокруха за ним.
- Да ну?! - радостно ахает Ландышев. - Пойдем-ка сядем... Откуда сведения такие?
- Десять лет назад я у него шофером работал. Он тогда был Коваль Олег Иваныч. И имел крутой бизнес.
- Какой?
- Рядовые люди, как я, этого не знали, - врет Руслан; про наркоторговлю он умалчивает из осторожности, чтобы не дать Ландышеву козыря против себя самого.
Киснут на солнце охранники. Им сидеть не положено, они в карауле. Руслан делает одному из них знак немного отодвинуться, чтобы не услышал чего, и продолжает рассказывать. Решительные слова произнесены, теперь уже легче идет.
- Эта Вероника красавица была. Без косметики. Лет девятнадцать-двадцать. Мы думали, свадьба будет...
- Давай ближе к мокрухе, - торопит Ландышев. - Без лирики.
- В тот день они на кладбище были, где мать его похоронена. Потом поехали к Веронике домой. Я, да еще один охранник, стоим на улице, ждем. Минут через сорок Олег Иваныч выходит чуть не бегом, весь не в себе. Отпихнул нас от машины и один умчался... Совершенно на него непохоже, он человек железный.
- Ну-ну, не тяни. - Ландышеву не по нутру любая похвала в адрес Коваля.
- Мы подождали, подождали, что делать, не знаем. И я поднялся к Веронике узнать, обещал он вернуться или нет. Гляжу, дверь не захлопнута. Зашел. Она на кровати мертвая... Наша Катерина на нее смахивает.
- Вон что! Ну, дальше.
- Только я спустился к машине, гляжу, Вероникина подруга в подъезд идет. И стукнуло мне в голову: решил сдать ее вместо Олега Иваныча. Позвонил по 02, что в четырнадцатой квартире убийство. И ее на месте застукали.
