не может дышать. Но я сообразила, что она вспомнила об убитом директоре. Наверное, мысль о таком мешает дышать, даже если твой начальник был последней сволочью.
— Он был нормальным мужиком, — возразила она, словно расслышала мои мысли. — Я про Шмидта. К нему можно было прийти с личной просьбой, и он понимал… Многим из наших реально помог! С больницей там или с детским садом, чтобы девочки работали спокойно. Педант, конечно… Такой, знаешь, классический бухгалтер, какими их в кино показывают.
— Доставал?
— Иногда — просто жутко! Так и хотелось в него что-нибудь запустить. — Марго вдруг спохватилась, что сболтнула лишнего, и быстро заверила: — Но я не хотела, чтобы Виктора Михайловича убили… В смысле, не желала ему смерти.
— А кто-нибудь мог и пожелать. Этот, к примеру… Как его? Яковлевич.
— Данила? — Ее красивые брови поползли вверх. — Да куда ему… У него кишка тонка.
— Но ведь он же теперь займет место Шмидта? Как в детективах говорят: мотив имеется.
Она презрительно фыркнула, выдув воздух:
— Да кто его поставит директором? Он еще не дорос. Другого пришлют. Еще неизвестно кого… Может, нам всем мало не покажется! В любом случае такого, как Шмидт, уже не будет. Я реально заплакать была готова, когда узнала, что он убит.
«Так что ни у кого из ее коллег нет прямой заинтересованности, — отметила я. — Новый директор может оказаться хуже прежнего. Да и вообще… Никто не убивает лишь за то, что человек — зануда. Так бы половины людей на земном шаре не осталось…»
— Почему я тебе об этом рассказываю? — в голосе Марго зазвучало удивление. — Ты в курсе, что у тебя лицо как у психотерапевта? Взгляд такой… понимающий. В поездах к тебе, наверное, очередь выстраивается исповедаться?
Ей удалось меня рассмешить, хотя это я должна была попытаться поднять ей настроение. Но Марго, похоже, и сама справилась. Наверное, она была из тех женщин, которые умеют давить боль в зародыше и не таскают годами в душе глыбы льда, как это делаю я…
К нам уже направлялась официантка с двойным подбородком и унылым цветом волос, свисавших вдоль одутловатого лица. Как ни странно, на ней не было длинного сарафана и кокошника — кому-то из руководства кафе хватило ума понять, что это был бы уже перебор. Она двигалась сонно, и я наделась, что Марго успеет ответить прежде, чем официантка доползет до нашего столика.
— Если ваш директор был хорошим человеком, кто мог желать ему смерти?
Но ее ответ ничего мне не дал.
— Этого никогда не знаешь, верно? — спросила она и подвинула салфетницу в форме березового листа поближе ко мне. — Может, и меня кто-то мечтает увидеть в гробу… Пока не снесет полчерепа, не догадаешься.
— Ему не снесли череп… Говорят, пуля угодила в макушку.
— Что будете заказывать? — прозвучало над нашими головами.
— Сырники со сметаной, пожалуйста, — проговорила Марго, не отрывая от меня глаз. — Две порции. И чайничек принесите.
Официантка уточнила голосом мученицы:
— Черный? Зеленый?
— Черный.
— Зеленый.
Мы произнесли это одновременно, но Марго тут же уступила:
— Пусть будет черный.
— Ладно, — недовольно проронила официантка.
Как будто она могла отказать!
Провожать ее взглядом я не стала, потому что Марго тут же спросила:
— В макушку? Откуда ты знаешь?
Я изобразила удивление:
— А ты сама не видела?
Она покачала головой:
— Я лежала в одном ряду с Виктором Михайловичем. И голову повернула в другую сторону… Я вообще его не видела.
На всякий случай я запомнила это, хотя если с нее сняли показания, то на схеме уже отразилось, где находилась Марго.
— Ты долго с ним работала? — спросила я, добавив сочувствия в голос.
— Три года. Он меня сразу после Финашки взял. Другой побоялся бы принять без опыта работы, а Шмидт рискнул. — Ее мягкий подбородок жалобно дернулся. — Он буквально вчера мне сказал, что ни разу не пожалел об этом. Можешь себе представить?! Буквально вчера!
— Хорошо, что он успел это сказать…
— Да. — Она неожиданно успокоилась и даже попыталась улыбнуться. — И правда… Хорошо.
Осторожно подавшись вперед, я доверительно прошептала:
— Слушай, я так перетрусила, когда это все началось… Как не уделалась?! А уж когда выстрел раздался… Наверное, я онемела со страха, иначе завопила бы во весь голос!
— Аналогично, — отозвалась она рассеянно, в точности как герой фильма «Привидение».
Я не пересматривала его больше года — с прошлого мая. С того дня, когда убили мою маму… Кто знает, вдруг она тоже сейчас рядом со мной? Сидит с нами за столиком и внимательно слушает… Она всегда слушала меня и этим отличалась от большинства родителей, если, конечно, верить рассказам моих бывших одноклассников.
Даже когда я была совсем маленькой, это было нашим любимым занятием на прогулках: фонтан моих историй-фантазий невозможно было перекрыть, но мама поглощала все подряд. Я знаю, она не притворялась, как некоторые взрослые, которые только делают вид, будто слушают своего ребенка, а сами думают о своем или незаметно листают ленту в Сети… Черт возьми, как там может найтись нечто более важное?!
Но мама помнила мои рассказы, даже когда я сама подзабыла своих персонажей и те приключения, которые они переживали изо дня в день. Больше мне не с кем их вспомнить… Даже если б отец не погиб, мы не смогли бы с ним оживить те воспоминания, ведь он никогда не ходил с нами на прогулки, а значит, и моих рассказов не слышал.
— Ты вспомнила тот фильм? — спросила Марго, напугав меня.
— Ты тоже?
— Мой любимый, — кивнула она. — Хоть и старый, конечно. Наивный даже. Но это словечко потому к языку и прилипло…
— А ваш директор был женат? Я подумала о его жене. Каково ей сейчас?
Марго поморщилась:
— Да она похоронит его и перекрестится от радости!
— Все так плохо?
— Почему — плохо? Хорошо. Ей, по крайней мере. Она еще не знает, наверное. Говорили, она усвистала на какие-то острова…
— Без него?
— А ради чего она за старика вышла? Муж работает, жена отдыхает. — Она вздохнула. — Эта идиотка, наверное, даже не знает, какой это интересный человек! Был… О господи… К этому придется долго привыкать…
Я уцепилась:
— Интересный — в чем?
— Видела бы ты его кабинет… Там же книг как в Ленинке!
Мне сразу стало жаль, что Шмидт погиб. Даже если он окажется замешан в каких-то криминальных разборках, мое отношение к нему уже не изменится. Разве можно не сочувствовать людям, которые находятся с тобой на одной волне?
Это выражение очень подходит к тому, чем для меня является чтение… Так же, как в изумрудную соленую волну, я готова
