— Я же не виноват, что убийцы нападают на свои жертвы в нерабочее время. Ну как, нашел что-нибудь?
— Кое-что есть. Я поставил на ноги двадцать оперативных работников. Надеюсь, что у тебя клиент с толстым кошельком.
— Будем надеяться. Ну так что у тебя?
— Одна интересная сказка.
— Садись и рассказывай.
Пол Дрейк уселся в кресло, упершись спиной в один подлокотник, а ноги перекинув через другой. Вошла Делла Стрит, улыбнулась детективу и села.
— Я вернусь к добрым временам романтических измен и предательств, которыми так славилась викторианская эпоха.
— Что-что?
Дрейк достал сигарету, закурил ее и с удовольствием затянулся.
— Я нарисую вам картину прекрасной провинциальной общины, процветающей, счастливой и полной предрассудков. Ударение на слове «предрассудки».
— Почему? — спросил Мейсон.
— Потому что такой уж была эта община. Каждый знает, что делает другой. Если девушка надела новое платье, дюжина языков начинает судить о том, где она его взяла.
— А если меховое пальто? — спросил юрист.
Пол Дрейк протянул к нему руки в шутливом испуге.
— О Боже! Зачем так чернить девушку?!
— Продолжай! — усмехнулся Мейсон.
— Жила-была девушка по имени Сильвия Беркли, довольно хорошенькая, доверчивая, простая, стройная, ясноглазая.
— К чему все эти подробности? — спросил Мейсон.
— К тому, — серьезно сказал Дрейк, — что я заинтересовался ребенком и даже добыл фотографию.
Он достал из кармана конверт, вынул из него фотографию и протянул Мейсону.
— Если ты считаешь, что это не искусство — достать карточку в четыре часа утра, тогда тебе нужен другой человек!
— Где ты взял ее?
— В местных бумагах.
— Что же произошло с этой девушкой? Какая-то шумная история?
— Да, она исчезла.
— Похищена или что-то еще?
— Никто не знает. Просто исчезла.
Адвокат испытующе поглядел на детектива и заметил:
— Стало быть, твоя сказка связана с этим исчезновением?
— Да.
— Рассказывай дальше.
— Я рассказываю так романтично и поэтично только потому, что всю ночь был на ногах.
— Я уже слышал об этом. Больше не напоминай. Рассказывай дальше свою сказку.
— Так вот, был там еще один путешествующий мужчина. Он торговал галантереей, и звали его Пит Брунольд.
— И был у него один глаз? — спросил Мейсон.
— Нет-нет, в то время у него было два глаза. Искусственный он приобрел позднее. Из-за этого я несколько снисходительно к нему отношусь.
— С чего ты начал?
— Я начал с родителей Сильвии Беркли. У них насчет дочери были свои планы. Они, понимаешь, из тех людей, кто держатся так прямо, что даже чуть отклоняются назад. Коммивояжеры вообще в таких местностях не в почете, их считают мошенниками. Когда Брунольд принялся ухаживать за девушкой, родители, естественно, полезли на стену. В городишке был маленький кинотеатр. Ты знаешь, что в те времена даже радио не было. Кинокартины показывали только о галопирующих ковбоях. Городишко был недостаточно велик для старых мелодрам…
— Брось ты про городишко, — нетерпеливо сказал Мейсон. — Брунольд на ней женился?
— Не могу бросить, без этого сказки не получится. Нет, не женился, и я, брат мой, намерен придерживаться сказки.
Мейсон вздохнул и с трагикомическим выражением посмотрел на Деллу:
— Хорошо, продолжай свою лекцию.
— Ты же знаешь, как ведут себя чувствительные девушки. В городе считали, что она прямиком шествует в ад. Семья требовала, чтобы она дала Брунольду от ворот поворот. Девушка защищала Брунольда. Я полагаю, что тогда ей пришла мысль жить своей собственной жизнью. Знаешь, Перри, это было такое время, когда девушки начали ломать привычный уклад жизни.
Перри Мейсон зевнул.
— О черт, — сказал детектив, — ты своим зевком лишил меня романтики моей молодости как раз тогда, когда я почувствовал, что она не совсем исчезла.
— Это не романтика молодости, а старческие сантименты. Ради Бога, ну подумай сам, у меня на руках дело об убийстве, мне нужны факты. Дай мне их, а после суда я буду слушать твои романтические истории.
— Вот черт, — повернулся Пол к Делле. — Когда шеф рассказывает какую-нибудь историю, он чувствует точь-в-точь то же самое, что и я. Он похож на свадебный пирог — снаружи твердая корка, а внутри все мягко и нежно.
— Зато твой рассказ пока что недопеченный, — заметил Мейсон.
— Давай, Пол, переходи к делу.
— Хорошо, перейду к главному. Однажды Сильвия написала Брунольду письмо, где сообщила, что не может больше откладывать свадьбу.
По лицу Мейсона скользнула улыбка.
— Это точно? — спросил он.
— Точно, — ответил Пол.
— И что же Брунольд?
— Брунольд получил письмо.
— И удрал? — холодно спросил Мейсон.
— Нет. Городок был маленький, и он не посмел послать в ответ телеграмму, боясь информировать телеграфиста. Он сел на поезд и поехал к Сильвии. И вот здесь вмешалась судьба. Это были печальные дни для железных дорог…
— И поезд потерпел крушение, — перебил его Мейсон, — а Брунольд пострадал при этом.
— Удар по голове, выбитый глаз и потеря памяти. Доктора положили его в больницу и приставили к нему сиделку. Я был в этой больнице, и мне посчастливилось встретить эту женщину. Она вспомнила этот случай, потому что, когда к Брунольду вернулась память, она подозревала, что у него было что-то на уме. Он послал Сильвии письмо и получил сообщение, что она исчезла. Брунольд прямо обезумел. Снова повторилась потеря памяти. Сиделка в разговоре со мной все время ссылалась на профессиональную тайну и твердила, что ничего не знает, но я думаю, что она лгала.
— Ну а Сильвия? — спросил Мейсон на этот раз без поддразнивания.
— Сильвия, — сказал детектив, — была по горло сыта рассказами о заезжих мошенниках и о женщинах, которые должны платить, платить и платить. То было время литературы, жиревшей на историях о заблудших дочерях. Родители Сильвии были большими специалистами в приготовлении такого рода лекарств. Не получив ответа от Брунольда, девушка решила, что причина молчания понятна. Она собрала все свои маленькие сбережения и была такова. Никто не знал, как она покинула город. На другой ветке железной дороги была небольшая узловая станция милях в трех от городка. Девушка, видимо, дошла туда пешком и села в поезд, который перевозил молоко. Она уехала в большой город.
— Откуда тебе это известно?
— Ты же знаешь, Перри, что я всегда делаю работу первоклассно. Я установил дату ее замужества и в связи с усыновлением узнал время рождения мальчика.
— Она вышла замуж за Бассета?
— Совершенно верно. Она поселилась в другом городе под именем Сильвии Лоринг. Работала стенографисткой, пока могла. После рождения ребенка вернулась в контору. Место для нее сохранили. Мальчик рос, ему нужно было получать образование. В это время она знакомится с Хартли Бассетом, который был клиентом фирмы, где она работала. Его намерения были честными. Его она не любила; я думаю, что она вообще никогда никого не любила, кроме Брунольда. А когда, как она считала, он ее бросил, Сильвия стала сторониться мужчин.
— И она позволила Бассету усыновить ребенка?
— Не только позволила. Она вообще отказалась выйти за него замуж, пока он не усыновит ребенка. Мальчик получил имя Бассета и, очевидно, ненавидел своего отчима за то, что тот плохо обращался с Сильвией.
— Эти сведения точные?
— Это я узнал от слуг. Ты сам знаешь цену их болтовни, но порой она соответствует истине. Бассет был старым холостяком и оказался очень тяжелым человеком. Его представления о женитьбе сводились к тому, что жена должна быть украшением в общественной жизни и служанкой — в личной.
— И усыновленный Дик Бассет наследует долю в собственности Хартли Бассета?
Дрейк кивнул.
— Именно так представляет себе дело Эдит Брайт. Она экономка, продолжал Дрейк. — Только она не считает, что все это связано с какой-то выгодой. Думает, что мальчик хотел оказать матери добрую услугу.
— Она полагает, что Дик убил отчима?
— Да. Я сначала с ней намучился, но потом вино, как справедливо утверждает пословица, развязало ей язык.
— Подожди, Пол, — сказала Делла, — ты не закончил свою романтическую историю. Как насчет Брунольда? Нашел ли он ее?
— Он нашел ее. Он искал ее с тех пор, как вышел из больницы. Перри Мейсон сунул большие пальцы за проймы жилета и принялся ходить по комнате.
— А Дик знает, что Брунольд искал его мать? Он знает, кто такой Брунольд? — спросил он.
Дрейк пожал плечами.
— Я детектив, а не отгадчик мыслей. Очевидно, Сильвия полагала, что он возьмет ее к себе. Похоже даже, что он хотел сделать это. Но ясно одно: она не ушла сразу, и это доказывает, что ее что-то держало. Зная характер Бассета, можно представить себе все положение. Он мог пригрозить, что ликвидирует усыновление и объявит Дика незаконнорожденным, вообще напустит много вони. Скорее всего, он не дал бы ей развода.
