– Здорово, мальки! - обрадовался он нашей встрече. - Чего везете? Где сперли?
– В «Трактире», - честно признался я, прикидывая, в какую сторону нам лучше удирать.
Гоша нагнулся над санями:
– Ого! Карабас! - сказал он с уважением. - Где вы его подобрали?
Положение спас Алешка. Он насупился и горестно произнес:
– Папаша наш. Опять набрался.
Эффект был поразительный. Гоша отступил назад, прижал руку к груди и выдохнул с трепетом:
– Мальки! Карабас ваш батя? В натуре? Ну, вы даете! Круто! Что ж вы раньше не похвалились? А я вам, как нищим, бакс отжалел. Вы уж, типа, не серчайте. Не знал, в натуре.
– Теперь знаешь, - строго сказал Алешка. - Помоги.
– Нет проблем! - Гоша ухватился за веревку. - Что ж вы на санки ничего не подстелили? Замерзнет человек, намается. - Он быстро скинул с себя дубленый полушубок, скатил Карабаса в снег, подстелил, закатил обратно и заботливо укутал в шубу. - Поехали, в натуре!
Нам оставалось только бежать за санками - так резво, словно борзый конь, погнал их преданный Гоша.
И вдруг он затормозил. Будто голодного волка на дороге увидел.
– А куда ж мы бежим-то? Ведь дом ваш там, - и махнул рукой назад.
Мы замерли, готовые стрельнуть в лес. Алешка с надеждой посмотрел на меня. Мол, теперь твоя очередь выкручиваться.
И я выкрутился.
– Батя давно этим делом страдает. - Я щелкнул себя по горлу. - Лечиться пробовал. Все без толку. А тут, в поселке, ворожиха одна живет. За один сеанс вылечивает. Ты только не говори никому.
– Что вы, братаны, в натуре! Молчок на век. Гоша - с понятием. Взяли!
И мы снова помчались по лесной дороге так, что только деревья мелькали. Думаю, если бы нам пришло в голову тоже усесться в сани, Гоша нам бы не отказал. Правда, он немного перестарался. На крутом повороте опрокинул-таки санки. И испугался так, словно не в снег Карабаса свалил, а в пропасть. Стал его снова укладывать, приговаривая:
– Вот так! Ловчее, ловчее. Бережно. Вот так. Теперь одеялком укроем. С личика снег сметем. Поехали!
– Думаю, - сказал я ему, - батя оценит твою заботу.
Гоша просиял и так наддал ходу, будто я его не добрым словом, а хорошим кнутом подстегнул.
Когда мы выбрались из леса, я стал решать другой вопрос. Вовсе ни к чему подставлять бабушку. А потому Гоше необязательно знать, куда мы доставим Карабаса. Даже совсем наоборот. И что теперь делать?
Видно, сыщику нужно иметь не только терпение, но и хорошую смекалку. В критической ситуации.
– Стоп! - сказал я. - Дальше мы сами.
– А чего? - расстроился Гоша. - До места доставлю.
– Ворожиха велела, чтоб никто не видал. Она ментов опасается.
– А! - догадался Гоша. - Без лицензии пашет. Как я.
– Типа того, - сказал я.
– Лады. Двигайте сами. Не опрокиньте только. А если что - Гоша тут как тут. В натуре, блин.
– Надо, - не упустил я такую возможность. - Мы его часам к семи обратно к «Трактиру» подвезем. Он под наркозом… то есть под гипнозом будет. Там тачка наша стоит. Ты отгони ее домой, ладно? Вместе с батей.
– Нет проблем.
– Только - ни слова. Ты ничего не знаешь. Увидел в машине, пьяного. Решил помочь. Он тебя отблагодарит. Особенно, если молчать будешь.
Гошу это устраивало. Еще бы - самому Карабасу услугу оказать! Такая великая честь! И выгода.
Мы пожали друг другу руки, Гоша виновато забрал свой тулуп, и мы расстались большими друзьями.
Проверили Карабаса. Он дрых «с улыбкой на устах». Мы подкатили санки вплотную к крыльцу.
– А дальше как? - спросил Алешка.
– Кантовать будем. Как бочонок. Сходи бабушку посмотри - не проснулась?
– Спит, - сказал Алешка, вернувшись.
– Взяли? - Я кивнул на раскинувшегося на крыльце Карабаса. - Дружно. На раз-два.
И мы начали переваливать Карабаса с боку на бок. Потом закатили его на шубу и за ворот перетащили через порог, втащили в кабинет и общими усилиями усадили в кресло.
Ему понравилось. Он улыбнулся во сне, откинул голову и захрапел так, что мы испугались - еще бабушку разбудит. Но бабушка нас успокоила - тоже отозвалась из своей комнаты добротным похрапыванием. Будто Карабасу подпевала.
Мы прихватили к креслу его ручки и ножки скотчем, зафиксировали и голову - это мы тоже не раз в кино видели.
– Пойдем чаю попьем? - предложил Алешка. - А то я уже устал эту тушу по лесам таскать.
– И по полу, - хмыкнул я. - Как ты думаешь, что он скажет, когда проснется?
– Описается.
Мы еще похихикали и пошли пить чай. А после чая наступила пора решительных действий.
ПЕРЕКРЕСТНЫЙ ДОПРОС
Мы вернулись в «зубодробительный» кабинет. Карабас безмятежно спал, еще не зная, что пришел к нему час расплаты за многие черные дела. Сейчас он на собственной шкуре испытает то, чему подвергал других.
У нас не было никаких сомнений в правоте наших действий. Зло должно быть наказано. Справедливость должна восторжествовать.
Мы достали из шкафчика бабушкины белые халаты и надели их. Нацепили марлевые маски. И если я в этом халате смотрелся еще туда-сюда, то Алешка, утонувший в нем целиком, до самых пяток, да еще со страшными каминными щипцами в руках, выглядел жутковато. Как маленький ангел мести или дьявол, не знаю точно.
– Начнем, пожалуй, - сказал он сурово.
– Приступим, - кивнул я, открыл пузырек с нашатырем, намочил ватку и сунул ее под нос Карабасу.
Тот сморщился, чихнул, начал отворачивать свой нос, а потом открыл глаза. При виде нас они расширились и снова закрылись. Как форточка под ветром.
– Приснится же такое, - проворчал Карабас и опять чихнул. А я опять поднес к его носу ватку с нашатырем.
На этот раз Карабас глаза не закрывал. Долго молча смотрел на нас по очереди. И глаза его будто щелкали: туда-сюда, туда-сюда - как у кошки в бабушкиных ходиках.
– Что это? - выдавил он наконец из себя глупый вопрос.
– Сейчас узнаешь, - ответил я и раскрутил ногой зверскую бормашину. Она загудела, побежали по шкивам ремешки, завертелось в моей руке страшное победитовое сверло.
Лешка тоже не стоял без дела. Он поднял повыше свои клещи и звонко ими клацнул.
Но вот что делать, если Карабас пересилит свой страх и откажется отвечать? Не рвать же ему в самом деле зубы? Это ведь он бандит, а не мы…
С глазами Карабаса творилось что-то невероятное. Одним он косился на мой турбобур, другим - на Алешкины клещи.
– Откройте рот, больной, - деревянным голосом сказал я.
В ответ Карабас изо всех сил сжал свои губы и зубы. Но на это у меня был свой ответ. Я достал из кармана халата тугую бельевую прищепку и нацепил ее на Карабасов носище. Рот тут же открылся.
– Как считаете, коллега, - обратился я к Алешке, как профессор к ассистенту, - сначала просверлим, а потом подергаем, да?
«Коллега» не согласился, у него было свое мнение.
– Чур, я первый, - сказал он и засунул Карабасу в распахнутый рот свои страшные клещи.
Но Карабас, надо отдать ему должное, был деловым человеком. Он сразу все понял, вытолкнул клещи языком и спросил с готовностью:
– Что надо? - Получилось очень гнусаво из-за прищепки на носу.
Мы не стали ломаться и выпендриваться и требовать невозможного, например, чемодан долларов и самолет до Майами.
– Где оружие? - спросил я.
– В подвале. Забирайте все. Только уберите это. - И он показал одним глазом на клещи, другим на бур. - Или расстреляйте меня.
Интересно - чем? Сосновыми шишками? Или снежками?
– Надо проверить его показания, - сказал я.
– А как? - спросил Алешка. - Клещами?
– Сейчас спросим. - И опять обратился к Карабасу: - В доме охрана есть?
– Нет. Только домработница. Но она в подвал никого не пустит.
Алешка многозначительно пощелкал щипцами.
– Туда есть другой вход, - заторопился наш пленник, - из бани. Она не заперта.
– А дальше?
– В предбаннике поднимите коврик. Под ним люк. Спуститесь, там будет железная дверь с кодовым замком.
– Код?
– Мой год рождения.
Во самоуверенность какая! Будто весь мир должен знать, когда он родился! И я не удержался от подковырки:
– А, знаем, конечно. Одна тысяча восемьсот двенадцатый.
Но Карабасу было не до иронии.
– Вы что! Неужели я так плохо выгляжу? - Выглядел он и вправду не очень. Пожалуй, Алешка прав, как бы с ним конфуз не случился. - Шестидесятый год. - И уточнил: - Двадцатого века, конечно.
– Все, - сказал я. - Спать, больной. А мы проверим ваши показания. Если что соврали - будем лечить. По полной программе. Без наркоза.
Карабас покивал головой: да - он согласен, и покачал: нет - не соврал, и послушно закрыл глаза.
Вообще он мне стал противен. Этот человек держал в страхе многих людей, причиняя им боль, унижал, а когда сам попал в опасность, оказался тряпкой. Папа когда-то говорил, что самые жестокие люди - самые трусливые. Теперь я в этом убедился.
Я быстро собрался, проведал спящую бабушку, взял лыжи и помчался на разведку, оставив Алешку стеречь Карабаса.
