Я медленно прошлась по коридору первого этажа с рассеянным видом, изображая заблудившегося клиента банка, прикидывая про себя: как мне лучше обтяпать это дельце с минимумом риска.
То, что с народом из фирмы господина Руднева лучше не шутить, я хорошо для себя уяснила за время нашей встречи с этим деятелем.
Итак, что мы имеем на данный момент? Полуоткрытую дверь офиса.
Явно просматриваются как минимум две комнаты — предбанник и собственно кабинет.
В первом помещении сидят трое — два охранника и рыжеволосая секретарша.
Девушка, судя по ее сосредоточенному (а вернее сказать, совершенно отсутствующему) виду и некоторым междометиям (то досадливым, то, наоборот, радостным), поглощена компьютерной игрой.
Меня за время прогулки не засекли, разве что один из охранников слегка повернул голову на звук шагов по коридору, но, убедившись, что человек направляется не к ним, снова вернулся к созерцанию игры.
Я пришла к выводу, что проникнуть в помещение можно только самым банальным способом — через дверь. Решетки на окнах, которые к тому же выходят на центральную улицу, отсекали иные варианты.
Итак, мне придется применить принцип «хамелеона» — простой, но очень действенный способ, помогающий решить практически любые проблемы.
Для этого мне понадобится соответствующий прикид. Что ж, проинспектируем магазин одежды, расположенный в квартале отсюда.
«Ага, — думала я, оглядывая прилавки, — мне подойдет вот эта дурацкая черная юбка, такие же туфли — строгие и туповатые на вид».
Теперь надо подумать о том, что будет надето сверху. Какая-нибудь идиотская блузочка, ну, например, вот эта розовенькая с цветами.
Бросив на себя взгляд в зеркало примерочной, я осталась вполне довольна.
Дело осталось за малым — прическа тоже должна быть соответствующей.
Салон красоты, располагавшийся на проспекте, порадовал меня пустыми креслами — очереди не было, и, стало быть, через полчаса я смогу предстать перед работниками «Страда» во всей, так сказать, красе.
Поймав вопросительный взгляд парикмахера, я внятно и толково объяснила ему, какую именно прическу я желаю видеть на своей голове.
Мне даже пришлось повторить это подробное описание дважды — мастер отказывался верить, что я сама хочу себя изуродовать.
Он тыкал мне в нос иллюстрированными журналами, предлагал компьютерную примерку причесок, но я была непреклонна. И поскольку желание клиента — закон, парикмахеру пришлось покориться.
И вот сеанс укладки закончен, и я придирчиво оглядываю в зеркало свою физиономию.
То, что надо!
Волосы, покрытые мощным слоем лака, лежат так, словно уложены на века — никакая буря не страшна. Дурацкий зачес высоко вздымается слева, а мои роскошные длинные волосы уложены в шишку на затылке.
Итак, теперь вперед!
* * *
— Мне нужно поговорить с начальством, — кивнула я на дверь.
— Представьтесь, пожалуйста, — нехотя встал со своего кресла охранник.
— Логинова Евдокия Павловна, — со значением произнесла я. — Я из общественного комитета по управлению имуществом области.
— Угу, — буркнул охранник, тяжело ступая, подошел к двери и исчез в кабинете.
Через минуту он появился с таким же отсутствующим выражением на лице и кивнул мне на дверь, безмолвно приглашая войти.
Директорский кабинет, как оказалось, располагался не сразу после приемной, а через одну комнату. В проходном помещении сидели несколько молодых людей, что-то тюкая на компьютерах.
За крайним столом я заметила светловолосого юношу, рабочее место которого было украшено статуэткой, изображающей журавля.
Птица была полностью идентична той фигурке, которую продемонстрировал мне Руднев.
«А ведь можно было бы и не ломиться к начальству, — подумала я, уверенно вышагивая по проходу к двери с табличкой „Директор“. — Но теперь уже поздно. Если бы да кабы… Что тут разглагольствовать, даже в мыслях, дело надо делать, господа!»
— Можно? — громко спросила я, как следует постучав в дверь.
— Да-да, пожалуйста, — раздался приятный баритон из-за деревянной панели.
Я толкнула дверь и решительно вошла в кабинет. Не ожидая приглашения присесть, бухнулась в кресло — директор «Страда» так и остался стоять возде своего стола с полуоткрытым ртом и рукой, указывающей на сиденье напротив начальственного места.
— Я представляю общественный комитет по надзору за управлением имущества области, — начала я с ходу, не давая директору опомниться. — Как вы, наверное, знаете, здание, в котором размещается ваша фирма, является историческим памятником и охраняется государством. Однако даже беглый взгляд…
Я обвела рукой пространство кабинета, подвергнутого евроремонту, демонстрируя беглость своего взгляда и умение сразу же оценить обстановку.
— …даже с первого взгляда видно, что помещение используется не лучшим образом. Да-да, зданию в результате ремонта нанесен ущерб. И вам придется…
— Минуточку, — остановил меня опешивший от такого напора директор. — Давайте по порядку. Значит, как вы сказали, называется ваш комитет?
Я повторила, особо упирая на то, что это общественная организация, но полномочия, предоставленные ей правительством области, позволяют мне выступать с подобными заявлениями.
Била я наверняка.
За несколько минут невозможно было выяснить, существует ли такой комитет вообще, и если да, то насколько весома эта организация. При теперешней неразберихе могло быть все, что угодно, и я учитывала этот фактор.
Большую роль здесь, конечно, играл напор с моей стороны и — конечно же — имидж.
Дело в том, что человеческая психика устроена так, что, в полном согласии с мудрой пословицей, встречают у нас по одежке.
Как тебя провожают — вопрос в данном случае десятый, но принцип «хамелеона» действует именно в соответствующей ситуации, причем не обязательно имеется в виду гардероб.
Сейчас я выглядела как партийная дама — из тех, что любят проявлять общественную активность. В советское время такие заседали в парткомах, месткомах и домкомах. Их хлебом не корми — дай только провести собрание, на котором будет обсуждаться моральный облик проштрафившегося члена коллектива.
В последнее время переполнявшая их энергия находит свой выплеск в разных формах деятельности. На первом месте тут стоит, само собой, политическая. Разнообразные комитеты поддержки, центры обработки информации, бесплатная рассылка ксерокопий речей того или иного лидера, участие в митингах и диспутах — вот то поле, на котором резвится данный контингент.
Те же, кто «не нашел себя в политике», устремились в комитеты, которым несть числа. Деятельность, за которую не надо платить зарплату и не создающая серьезных препятствий функционированию властных структур, поощряется районными и городскими администрациями. Большой процент таких обществ и комитетов имеет дело с экологией или краеведением, особенно в отношении охраны памятников.
Именно последнюю форму общественной активности я и выбрала для той маски, которую надела перед визитом к директору фирмы «Страд».
Директор пытался у меня что-то выяснять, но я была непреклонна.
Говорила я минут двадцать без перерыва, демонстрируя непоколебимую уверенность в собственной правоте. Директор окончательно припух и уже не пытался мне возражать. Он сидел, подперев голову руками, и только изредка кивал, посматривая на часы.
Между тем я незаметно перевела разговор в иную плоскость. Сделав несколько осторожных комплиментов лично директору, я завела разговор о том, как тяжело приходится сейчас общественным активистам.
Глава «Страда» несколько оживился. Он приподнял голову и теперь смотрел на меня без того отчаяния, которое было в его глазах еще минуту назад.
Кажется, он начал понимать, к чему я клоню. Уловив паузу в моем словесном извержении, он поинтересовался, не может ли фирма чем-то помочь комитету, который я представляю.
— Конечно, — с готовностью кивнула я. — У нас сейчас формируется совет попечителей на общественных началах, в него входят…
Дальше посыпались названия фирм, особенно активно рекламирующих свои благотворительные акции. Директор с пониманием кивал.
— Нам предоставляют помещение в бывшем комитете общественных реформ, — особо отметила я. — Ну, вы понимаете, там не нужно платить за аренду.
— Везет некоторым, — не без зависти проговорил директор.
— Нам помещение по закону полагается, — с гордостью произнесла я.
И действительно, существовал (существует ли теперь, и если да, то действует ли?) такой закон, согласно которому лица, желающие в свободное от основной работы время содействовать российским реформам, могли реализовать свой порыв в какой-нибудь комнате при каком-нибудь ведомственном учреждении. Разумеется, только в том случае, если понимание этими людьми загадочного слова с размытым значением — реформа — совпадало с правительственной установкой на данный момент исторического развития.
