Да ради бога. Как будто я собираюсь возражать… Я пропустила мимо ушей последнюю патетическую фразу Ветрова, потому что занимало меня сейчас совсем другое.
— Виктор Петрович, получается, что ваша дочь теперь…
Я осеклась. Моих ушей достиг нежный звон посуды, и на пороге столовой показались Ангелина с большим серебряным кофейником (тоже из прабабушкиных сундуков) и мой племянник с подносом, нагруженным всякой всячиной. Не прошло и часа! Если когда-нибудь, обессиленная, я буду изнемогать в человеческой пустыне без глотка кофе, то обращаться к этим двоим за спасением, пожалуй, не стану.
Я поняла, что пора взять небольшой тайм-аут в сборе информации.
После кофе в столовой настал черед мужского разговора, а мы с Гелей отправились в комнату ее погибшего брата — искать следы воронежского «почтальона» с улицы Хользунова.
В этой комнате, размерами не уступающей столовой, не было антикварной мебели. Собственно, ее тут почти не было вовсе, никакой — кроме письменного стола, шкафа-купе, книжных полок, что занимали одну стену целиком, да широкой тахты, покрытой мохнатым пледом. Пожалуй, только она и говорила о том, что ее аскетичному хозяину вовсе не чуждо стремление к комфорту и уюту. Прочий ненужный хлам, которым обычно забиты человеческие жилища, заменяли спортивный комплекс в углу, несколько тренажеров, штанги, еще какой-то инвентарь — все то, без чего молодой спортсмен жить не может. Отдельную полочку занимали несколько кубков, какие-то грамоты и дипломы, сувениры. Было тут несколько фотографий.
— Здесь все осталось, как при нем, — едва слышно проговорила Ангелина. — Я захожу через день, сметаю пыль, но ничего не трогаю.
Она могла бы не говорить этого. В самом деле: мне казалось, что вот-вот за нашими спинами раздастся лукавый голос: «Ага, попались! Что это вы тут делаете без меня?..» И мы, обернувшись, увидим в дверях улыбающегося Сашу, который вышел отсюда только на минутку и вот опять вернулся…
Я впервые видела «живые» фотографии Саши Ветрова. До сих пор были только снимки его трупа — из дела, а это совсем другое… Да, при жизни это был парень хоть куда!
Нет, он не вернется в свою комнату. Никогда. Но в этом доме все запомнят его красивым и полным сил — таким, каким он был до той последней ночи.
Геля уже открыла один из ящиков стола и достала толстую пачку писем. А мое внимание привлек большой яркий плакат, висевший прямо над столом. Горнолыжник на спуске: шлем, очки… смазанный задний план передает стремительность, с которой парень летит с горы. Я подошла поближе.
Ну конечно! Я уже видела этот плакат раньше: года три-четыре назад такие были расклеены повсюду. Еще бы! Никогда раньше русские не поднимались на такие высоты в слаломе: пятое место на чемпионате мира! Что-что, а этот вид спорта был «не наш». Фамилия того парня, который сломал эту плохую традицию, была… да, точно: Жиров. Сергей Жиров. Помню, как не вязалась эта неблагозвучная фамилия с «рекламной» улыбкой героя, которую тиражировали цветные журналы, и с его не менее рекламным атлетическим торсом. У нас в Тарасове примерно в то же время осудили маньяка по фамилии Жемчужников, который был к тому же невероятно толст. Так мы с друзьями все острили по поводу двойной «судебной ошибки» — от слова «судьба».
Кто мог знать тогда, какую пакость судьба приготовила тому, кого ей угодно было на миг сделать своим баловнем! Примерно через полгода в печати появились сообщения, что Жиров получил серьезную травму и на его спортивной карьере можно ставить крест. Вскоре о нем все позабыли. А однажды в какой-то газете я прочитала, что «бывшая надежда нашего горнолыжного спорта» погиб в горах где-то за границей — в Альпах, что ли. Крошечная заметка на последней странице, самым мелким шрифтом…
Ого, да плакатик-то — не просто картинка! Снежную вершину в верхнем левом углу пересекала размашистая надпись, сделанная черным фломастером. «Шурику Ветрову — моему другу и горному брату. Лети к звездам!» — прочитала я. Дарственная заканчивалась вычурной виньеткой автографа.
— Оказывается, Саша был знаком с Жировым?
— Что?.. — Ангелина сосредоточенно перебирала письма. — Да, был. Он очень этим гордился. Сергей Жиров был его кумиром.
— Ты знаешь, как они познакомились?
— Три года назад, в том же Пятигорске, на юношеском чемпионате России. Жиров был там почетным членом судейской бригады — что-то вроде этого. Конечно, он был старше, и вообще… Был уже знаменитым. Но Саша ему сразу понравился. Брат тогда, кстати, занял третье место, но дело не в этом… Они потом еще встречались несколько раз. Переписывались… Саша говорил, что очень многому научился у Сергея. Когда Жиров разбился первый раз, брат летал к нему в Харьков — он родом с Украины, Сергей. В общем, очень переживал, места себе не находил. А потом… Жиров погиб. Вы это знаете?
— Читала. Кстати, Геля, говорить мне «вы» совсем не обязательно: я еще не такая старушка. Твой друг Гоша даже считает, что у него классная тетка. Договорились?
— Хорошо…
Ангелина залилась краской. Уж не знаю, что ее так смутило: то ли перспектива общаться со мной накоротке, то ли упоминание о «ее друге Гоше».
— Но самое главное — другое. Жиров погиб из-за того, что сломался морально. Саша так говорил. После той травмы от него ушла жена. А он ее очень любил… Об этом в газетах ничего не писали.
Внезапно в моем мозгу сошлись кое-какие концы, и меня осенило:
— Так это не Сергея ли Жирова узнала на фото ваша Яна? Помнишь, ты говорила Гошке?
Девушка кивнула.
— Его. Я просто не стала тогда рассказывать подробности. Яна сказала, что Жиров проходил реабилитацию у них в центре после травмы — еще до того, как дядя Алеша пришел туда работать. И теперь, неожиданно увидев его на снимке, она вспомнила, что с ним произошло, и разволновалась.
— Понятно.
— А вот я ничего не понимаю! — Геля в сердцах рассыпала конверты по столу. — Не могу понять, куда они подевались.
— Что-то пропало?
Ее симпатичная мордашка выглядела растерянной и расстроенной.
— Да эти воронежские письма. Нет их здесь! А я точно знаю, что Саша переписывался с ребятами из этого города — по-моему, даже не с одним…
— Фамилий случайно не помнишь?
— Нет. Но однажды, помню, брат сказал, когда пришло письмо: «Это от Олега из Воронежа». Они должны быть здесь!
— Не суетись. Может быть, часть писем Саша положил в другое место? Ты трогала эту пачку после его… я хочу сказать, с того самого момента?
— Нет, конечно. Зачем? — Девушка в недоумении пожала плечами. — К письмам никто не прикасался. Просто я знаю, что всю свою переписку Саша хранил в этом ящике: сама видела, как он конверты сюда складывал. Он всегда хранил все письма, никогда их не выбрасывал.
— Геля, ты сказала, Саша переписывался с Жировым? Значит, письма Сергея тоже есть среди них? — кивнула я на россыпь конвертов.
— Ой!..
Еще не дослушав меня до конца, Ангелина стала лихорадочно собирать свой «пасьянс», вглядываясь в надписи и шевеля губами. Я смотрела ей через плечо.
— Не может быть. Точно! Писем от Сергея тоже нет. Ни одного! Ну я вообще ничего не понимаю! — Она беспомощно уставилась на меня. — Наверное, и правда они где-то в другом месте. Иначе как все это объяснить?
Я не стала говорить бедняжке, что объяснить исчезновение Сашиных писем можно очень даже просто: на эти дни с девочки и так достаточно потрясений. Но признаюсь, «все это» мне очень не понравилось.
Мы перерыли весь письменный стол, нижние полки с книгами и даже ту часть платяного шкафа, где хранение корреспонденции можно было допустить хотя бы с натяжкой. Но нигде не обнаружили больше ни единого письмеца или пустого конверта, ни открытки, ни бумажки с адресом — ничего такого. Письма Сергея Жирова и таинственных воронежцев — если таковые действительно были — исчезли бесследно.
Зато с телефонами нам повезло больше. Увлекшись поиском пропавших писем, я на время позабыла о другой — гораздо более распространенной сегодня — форме общения. А Сашин блокнот для записи телефонных номеров преспокойно лежал на своем месте в одном из ящиков стола! Когда же наконец на меня снизошло просветление, я схватила его и открыла сразу на одной из последних букв алфавита — той, которая в данный момент интересовала меня больше других.
Не так уж много у нас фамилий на «Х». В Сашином телефоннике таких абонентов значилось всего пять. Среди них, правда, не было ни одного Олега, и все пять фамилий начинались на «Хо…» или «Хро…». Но перед номером телефона некоего Миши Холина значился код междугородной автоматической связи: 073. Если память мне не изменяет — что почти исключено, — это и есть Воронеж! Какой же умница был Саша Ветров, что догадался записывать в свой справочник не только номера, но и коды городов!
Я с трудом удержалась от искушения позвонить Мише Холину прямо из дома Ветровых. Пожалуй, не стоит подпускать семейку новоиспеченных клиентов так близко к моим детективным методам. Пусть держатся на безопасном расстоянии!
