— Вон отсюда! — в ярости выкрикнула Нина.
Климов помрачнел, потоптался на месте и, сухо кивнув, вышел.
5
Капитан протрезвел уже через час, когда, допросив Смирнова, он смотался по горячим следам к его армейскому приятелю Денису Морозову, который полностью подтвердил все сказанное. Сыщик не поленился, позвонил в час ночи воспитательнице Артюховой, и та подтвердила, что фотограф ушел из детского сада в половине шестого, а эксперты установили, что смерть последнего мальчика наступила около пяти часов вечера. Не совпадали по времени и предыдущие жертвы: подозреваемый приехал в Москву лишь месяц назад, в то время как последнее убийство произошло раньше его приезда на десять дней. Проверить срок приезда было нетрудно, в железнодорожных кассах оставались корешки проданных билетов. Стало понятно и то, почему Смирнов так интересовался своим маленьким тезкой и весь его фокус со съемкой. И то, почему Асеева его, как говорится, приютила. Климову хватило ума после захвата фотографа не звонить полковнику домой и не трубить о своей победе. Он вообще не любил лезть к начальству с победными реляциями.
Свое короткое расследование он закончил во втором часу ночи и огорченный отправился спать, отчетливо сознавая, что нижнекурьинский мужик страдает зря. Но капитан хорошо помнил позорный нокаут на пороге квартиры своей возлюбленной. Парень врезал ему так, что сыщик отключился, да еще забрал пистолет, о чем уж совсем никому не расскажешь: засмеют. И весь авторитет Климова коту под хвост. А потому пусть посидит, помучается, подумает в следующий раз, как поднимать руку на мента.
Оперативник вообще мог припаять ему срок за такую храбрость. Не хотелось только себя позорить. Нина расскажет, что он был пьян, лез к ней в квартиру, и сослуживцы будут похохатывать за его спиной. Да и не в его правилах сводить счеты с заморышем-провинциалом.
Но больше всего капитана раздосадовало, что он поссорился с Ниной. Так все хорошо началось, он видел, что его кавалерийский наскок и напор произвели на красивую даму немалое впечатление, оставалось лишь закрепить первую победу, а дальше бы он не подкачал. Одинокая женщина, с которой не стыдно появиться где угодно, ребенок целую неделю в саду, живет одна, все исходные данные, как говорится, выигрышные. И надо же было вмешаться в его жизнь этому недоростку из Нижней Курьи. И родной город-то он себе выбрал под стать. Климова волновало только одно: как этот прыщ сумел без труда вырубить его так, что капитан потерял сознание, и сумел отобрать у него пистолет, перетащить в лифт, да еще спустить на первый этаж, где сыщика и обнаружили жильцы. Вырубил его фотограф минут на пять. Это еще одно доказательство того, что Смирнов вовсе не тот, кого они ищут.
С утра Климов чувствовал себя прескверно. Дома нашлось полбутылки водки, и, перед тем как лечь спать, капитан смело влил в себя стакан, чтобы нормально выспаться. Будильник поднял его в восемь, но привычной бодрости он не почувствовал: то ли перемерз вчера, то ли этот удар и отключка давали о себе знать, но тело ломило, а в голове шумело.
Позвонил Кравец и, гундося, доложил, что у него температура, он расклеился.
— Я тебе говорил вчера, что надо еще стакан засадить! — недовольно ворчал Климов. — Даю два дня, больше не могу!
И он бросил трубку.
«А через полгода срок подойдет и звездочку запросит, сыщик хренов! — ругнулся он про себя. — Вот и работай с такими!»
Придя на работу и не дожидаясь следователя, он приказал привести Смирнова. Выглядел он неважно. К счастью, глаз остался цел, опухоль чуть спала, но фингал еще не скоро пройдет. Фотограф с трудом откашливался и морщился от боли. Капитан смилостивился, вскипятил воду, бросил в стакан три ложки «Пеле» и залил кипятком.
— Ну что, Сирано де Бержерак, хреново вчера выступил?!
Сан Саныч трясся в ознобе, не в силах выговорить ни слова, и потому только кивнул.
— Ладно, пей кофе, житель Нижней Курьи! Это где ж такой город?
— На Урале.
Подозреваемый, обжигаясь, стал пить кофе, понемногу приходя в себя. Климов молча его рассматривал. Нос, как у Сирано, не в меру длинный, а видок бомжа. Чего Нина в нем нашла? Вообще все бабы дурные.
— Значит, так, гражданин Смирнов Сан Саныч. По подозрению в совершении ряда тягчайших преступлений следователь, который ведет расследование, имеет право задержать вас на месяц, что он и сделает по моему представлению. Основания для этого таковы: вот заявление воспитательницы детсада Артюховой, — сыщик передал фотографу бумагу, — в которой Полина Антоновна изложила все свои подозрения, а они весьма серьезны, плюс ваша схожесть с фотороботом разыскиваемого преступника и непонятный пока интерес к детским садам и малолетним детям вообще…
— Я могу объяснить…
— Не надо, послушай сначала меня! — оборвал его капитан. — Месяц, а там, может быть, три и больше ты проведешь в СИЗО, пока мы разберемся, а там, кто знает. Если нароем новые факты, возможно, и весь срок потянешь…
— Послушайте, но это же нелепость…
— Помолчи! — снова прервал его оперативник. — Это первое. Второе: нападение на сотрудника уголовного розыска с нанесением ему телесных повреждений и завладение его оружием при исполнении им служебных обязанностей. Это уже срок, милый мой, а тут тебе и крыть нечем. Гражданка Асеева была свидетельницей. Что на это скажешь?
Сан Саныч нахмурился, допил кофе.
— Но я не знал, что вы сотрудник милиции, — пробормотал он.
— Незнание от вины не освобождает. Так что упечь тебя года на три, а то и больше я могу без всякого труда. Вник?
— Вник, — вздохнул Смирнов.
— Очень хорошо! Нравится такая перспектива?
— Шутите?
— Совсем нет. Сейчас сажусь, оформляю протокол задержания с учетом вышеизложенного, передаю следователю, и дело покатилось! Что будем делать?
— Но я же не виноват, товарищ капитан…
— Тамбовский волк тебе товарищ! Надо было раньше думать, когда меня в лифт тащил и моим табельным оружием завладевал, гражданин из Нижней Курьи!
Фотограф заглянул в пустой стакан, тяжело вздохнул, потом посмотрел на капитана. Посмотрел без всякого заискивания, спокойно, и эта крепкая мужская выдержка понравилась сыщику. Другие бы, вляпавшись в такое дерьмо, давно бы штаны обмочили, в ногах бы ползали, выпрашивая поблажки, немалые бы деньги предлагали. Климов всяких повидал и самых крутых обламывал. А этого посадить ничего не стоит. Денег у него нет, больших связей тоже, такими половина тюрем забита. Ну не половина, чуть поменьше. Именно на них держится крепкий процент раскрываемости преступлений, победные рапорты и ордена больших начальников.
— Как меня-то свалил?
— Просто. Еще тибетские монахи знали несколько уязвимых точек на теле, благодаря сильным и резким нажатиям на которые человек терял сознания. Я их как-то выучил на досуге и с тех пор успешно применяю, — усмехнулся Сан Саныч.
— Ну успех-то тебе боком ныне вышел!
— Это точно.
— Ладно, тибетский монах, есть у меня для тебя и приятная новость. Я, видишь ли, мужик не склочный и не показушник, нормальный, одним словом. А потому предлагаю: ты сейчас едешь на вокзал, берешь билет и ту-ту в свою Нижнюю Курью! Там фотографируй кого хочешь и поминай капитана Климова добрым словом! Новый год скоро, считай, что я сделал тебе королевский подарок!
— А если я его не приму?
Сыщик закурил, выдержал паузу, пристально глядя на Смирнова.
— Что ж, встретишь праздник на нарах. Устраивает?
— Не очень.
— Я тоже так думаю.
— Я сына нашел, капитан! Понимаешь?.. Как я сейчас уеду?! Ты же мужик, должен все понимать!
— Она знает?
Он кивнул.
— И что, хочешь забрать его с собой?
— Тут видишь какая история. Он вроде принял ее, Нину Платоновну, матерью называет, и она его любит. Как отрывать? Живое все, срослось. Я утром проснулся от холода, башка гудит от ваших сапог, а все мысли только об одном: как он там? Напугали вы его вчера, травму нанесли. Я-то что: отлежался, отряхнулся и дальше пошел. Через месяц все забудется, а у него теперь рубец на всю жизнь. Зачем мы друг с другом-то собачимся?! Волков в лесах истребили, а сами в них и оборотились!
