— как они из этой ситуации выходить будут — достойно или нет. Так что, дело тут совсем не в деньгах. Вон, у Женьки, — Игорь кивнул на повара, — кое-какие запасы подкожные тоже имеются… Я не сало твоё имею в виду, — рассмеялся он, заметив возмущённую гримасу Полянского, — я про финансы. Но если, не дай бог, его сын, собьёт кого-нибудь по пьянке…
— Да ты очумел? — взвился повар. — Да он в жизни никогда пьяным за руль не сядет… Да и не пьёт он совсем… — добавил он уже спокойно. — А если бы случилось что-то подобное, тьфу-тьфу-тьфу, я бы ему собственноручно башку открутил. Отмазывать уж точно бы не стал.
— Так что, прими на заметку, — посоветовал мне Игорь, — зло не в деньгах, не в тачках и не во всей этой мишуре. Зло — в отсутствии морали и в ощущении собственной безнаказанности, основанной, увы, всё-таки, на деньгах. Такой вот заколдованный, порочный круг. Есть над чем подумать…
Игорь замолчал и задумчиво уставился в полуоткрытое окно, машинально похлопывая себя пальцами по губам. Вот, что не складывалось в моей картинке. Вот, чего я так и не понял: что за жест?..
— Слушай! А что это за жест? — я ткнул пальцем в губы Игоря. Он даже отпрянул. Подумал, рассмеялся:
— Дурацкая привычка… С войны ещё. Я ж снайпером был. В горах холодно. Лежишь, бывает час, другой, третий… руки-ноги свело, да и чёрт с ними. А пальцы должны быть тёплыми. Вот и греешь их дыханием. А ты что думал?
— Ничего я не думал… — честно ответил я. — Понять просто не мог. Видел такой жест у многих — у Новикова. У Сашки, у Жанны, теперь — ты… А ты где служил?
Игорь переглянулся с поваром. Тот деликатно промолчал. Игорь ответил за двоих:
— Так мы все вместе служили. Витька Маслов, Сашка, Женька, — Игорь кивнул на Полянского, — Димка Рудой у нас комвзвода был, он же постарше, офицер после училища. Жека нам кашу варил, Витька — командир миномётного расчёта… Сашка Александров — снайпер. Танька там же медсестрой служила… такое вот у нас военное кино получилось.
— И вправду, кино… Даже не верится! А служили где, в Афгане?..
— Да, край зацепили… — нехотя признался Игорь. — А потом на гражданке так и остались все друзьями. Витька с Танькой поженились. Мы с Полянским кооператив свой образовали — строительные материалы выпускали на волне перестройки. Димка с Витькой в дискотечный бизнес на беду свою влезли… Говорили мы им, не связывайтесь вы с бандосами!.. Да где там?.. Вытряхнулись тогда все, чтобы долги погасить, и всё едино — не хватило…
— А правда, что Рудой Витю Маслова спасти пытался?
— Почему, пытался? — удивился Игорь. — Он его спас. Выследил уродов этих, которые Витьку похитили, улучил момент и выкрал его. Через весь лес на себе тащил. У того ноги были переломаны, спина… Да и весом он не мал был. А Димка машину тогда уже продал, на себе нёс. Только долго получилось, ноги спасти не удалось. Да и спину тоже. Но, хоть жив остался! Хотя, такая жизнь никому не в радость, — вздохнул он. — Он в Германии сейчас, в хорошей клинике. Димка всё оплачивает. Коляску ему купил самую дорогую, прислуга, питание отличное, все дела…
— А что ж он с дочкой Витиной так поступил? — задал я давно мучавший меня вопрос.
— Ты её характер не понял? Ей, если что в голову втемяшится, туши свет. Нашла ведь лазейку в школу эту в Ставрополье, отличницей была… А потом уже и нас всех втянула… Да мы и не сопротивлялись нисколько. Ладно… — Игорь вдруг резко оборвал разговор. — Разболтались мы что-то! Нам собираться надо, у нас переезд вечером.
— Куда перемещаетесь? — полюбопытствовал я.
— А знаешь, напротив стадиона Петровский, пирожковая раньше была?
Я кивнул:
— Так там теперь кафе какое-то навороченное.
— Сдохло уже, — радостно заметил Игорь. — Не сдюжило. Мы там народную столовку откроем, — при этих словах шеф-повар слегка поморщился, — та публика, которая раньше ходила, может и вернётся… Ну так как, дать тебе Маринкин телефон? Заберёшь машину?
— По Парнасу покататься, — ехидно заметил Полянский.
— Да перестань ты, Жека! — взвился Игорь. — Можно подумать, только нам тяжело, а ему, — он кивнул в мою сторону, — легко. Он лучшего друга потерял, любимую девушку!.. Сам еле выкарабкался. Да приплюсуй к этому сломанную карьеру, потерю какой-никакой работы, взорванную машину и паскудное ощущение на душе… Так что, ты его не гноби! Его вина только в том, что Жан в него втюрилась. За нами тоже грешки имеются. Сашка же говорил, что за ним, — он опять кивнул в мою сторону с таким видом, как будто меня тут вовсе нет, — следят. Надо было сразу проверить всю аппаратуру — машину, телефоны, кабинет, компьютер… Где твои специалисты были? А?
Полянский приуныл, и смотрел на меня уже не таким волком.
— Так что, вы ребята, оба накосячили, — продолжал Игорь, — и волками друг на друга смотреть я вам не дам. Ну-ка, сдвинули бокалы!
Мы выпили, снова помолчали, мне вдруг вспомнился ещё один, мучавший меня вопрос:
— А пожар в архиве Перелешино кто устроил?
Мужики переглянулись и рассмеялись:
— Ты, Сергеев, не бери даже в голову! Там здание было ещё в тридцатые построено, как деревенский клуб. Это уже после войны там школу открыли. И с тридцатых годов у них там, кроме «косметического», никакого ремонта отродясь не было. Проводка на ладан ещё лет пятьдесят назад дышала. И пожаров там было только за последние двадцать лет — штук пять. Так что, спи спокойно, само сгорело.
— А Масловские данные из компьютера тоже сами стёрлись? — ехидно прищурился я.
— Нет. Данные не сами, — серьёзно ответил Игорь. — Их Жан по своей собственной инициативе потёрла, чтоб её найти не могли. Уже тогда норовила следы путать — генетический уровень. Но без задней мысли… Так сказать, без далеко идущих планов… На всякий случай…
Ну вот, практически все вопросы нашли свои ответы. Пустота в душе осталась. Желание влепиться в стену тоже…
— У нас тут мальчик один приблудился… вступил вдруг в разговор Полянский.
— В смысле, приблудился? — не понял я.
— Ну, в смысле, приблуда там такая: любил мальчик кататься на маминой машине. И кататься любил быстро и на красный свет…
Я взглянул на Игоря — как тот отреагирует на слова Полянского. Он сделал вид, что его эта тема совершено не касается.
— Так вот, — продолжал развеселившийся вдруг Полянский, — как ты, наверно, знаешь, суд над ним прошёл…
— Знаю. И приговор знаю, можешь не юродствовать, — зло ответил я повару.
Он не обиделся, даже улыбнулся, обычной своей добродушной улыбкой:
— И про пересмотр дела знаешь?
Я отрицательно покачал головой. Полянский довольно потёр руки:
— Ну так, чтоб ты знал, приговор оставили без изменения.
