— …Ты встал, выскользнул в коридор… Постучал в ее дверь, вошел и вообразил, что перед тобой Луиза… Ее чемодан стоял открытым на столе, как и тогда, десять лет назад, когда Луиза сообщила тебе о своем решении уехать…
Я слушал. Казалось, по мере того как он говорит, в тумане моей памяти наступает некоторое просветление. Я видел эту сцену. Но все произошло десять лет назад… Или совсем недавно?
— …Ты не хочешь, чтобы Луиза уходила, потому что ты любишь ее, Мишель… Ты говоришь ей, объясняешь, но Сесиль путается… Она готова закричать… И тогда, чтобы заставить ее замолчать, ты хватаешь ее за горло… и душишь… душишь…
Теперь мне казалось, что и на самом деле…
— …Когда она упала на кровать, ты бросился к ее вещам… у тебя было только одно желание: узнать, к кому уходит от тебя Луиза. — Пьер очень увлекся, пытаясь заставить меня вспомнить драму, главным действующим лицом которой был я. — …Ты открыл ее сумку, Мишель, достал ее бумажник и стал смотреть. Ты не сознавал, что это Сесиль, а не Луиза, потому что хотел во что бы то ни стало узнать, кто твой соперник. Фотографии не было… Она сожгла ее, мы нашли пепел… Ты порылся в ее чемодане и нашел письма, связанные желтой ленточкой, письма от соперника. Ты взял первое письмо и прочел… помнишь, Мишель, ты словно испытал удар кинжалом, когда узнал, как он называл ее: «Моя дорогая, только моя»?
— Откуда ты знаешь об этом, Сандрей?
Эти слова произнес не я, а Вириа. Мы с Пьером замерли на минуту, словно вопрос Вириа не умещался в наших мозгах. Я видел, как лицо Пьера постепенно приобретало нормальное выражение. Он медленно вздохнул, выпрямился и, оставив меня, повернулся к Вириа.
— Это вы со мной осмелились разговаривать в таком тоне, инспектор?
— С тобой, я повторяю вопрос: откуда ты знаешь, что она сожгла фотографию своего любовника? Кто рассказал тебе, какой ленточкой были связаны письма? И кто рассказал тебе о существовании этих писем, ведь мы их не нашли?
Хладнокровие уже вернулось к Пьеру, и он воскликнул:
— Инспектор Вириа! Приказываю вам замолчать! Я отстраняю вас от должности вплоть до решении командования, которому сегодня же будет направлен рапорт. Инспектор Сессье, призываю вас в свидетели.
Сессье покачал головой.
— Будет лучше, если вы ответите на вопросы моего коллеги, комиссар.
— Ага! Значит, вы сообщники. Но при чем тут вы, Сессье?
— Вы убийца, комиссар, вы убили эту несчастную девушку и приписали свое преступление другу, воспользовавшись состоянием его здоровья. Если хотите знать мое мнение, комиссар Сандрей вы самый низкий подонок из всех, кого я встречал.
— Честное слово, вы оба сошли с ума, — возмутился Пьер.
Вириа встал, подошел к Сандрею и, слегка толкнув его в грудь, сказал:
— Садись!
Пьер, подчинившись, подошел к своему креслу и буквально упал в него.
— А теперь слушай: мы с Сессье расставили для тебя ловушку, потому что я подозревал, что виновен именно ты. Мы сделали вид, что поверили в историю с Феррьером, убившим как бы в гипнотическом состоянии. Ты прав: убийца не мог не знать, где остановилась Сесиль Луазен, а знали об этом только Феррьер и ты. Ты утверждал, будто убийца и любовник — разные люди, но такое предположение верно только в том случае, если убийца — Феррьер. А если не он? В виновность Феррьера я не верил, честно говоря, маловероятно, чтобы его охватило желание убивать через десять лет после того, как ушла жена. Я говорил с его начальником и услышал только положительные отзывы. Я спросил у доктора Ветейля, мог ли Феррьер, приняв двойную дозу пипольфена, совершить обдуманное преступление. Доктор высказался однозначно: если Феррьер действительно принял снотворное, то должен был спать мертвым сном, а Жаррье поклялся, что дал ему двойную дозу. И наконец, волнение, которое проявил твой друг, его искреннее желание найти убийцу тоже свидетельствовали в его пользу. Мы с Сессье считали его виновность все более и более проблематичной, а ты с настойчивостью, казавшейся нам подозрительной, хотел сделать из него сумасшедшего преступника. А ведь ты говорил, что он твой лучший друг…
Пьер… Пьер, мой старый друг… Я слушал, и каждое слово Вириа ранило мою душу… Пьер, которому я так доверял. Пьер, который спас мне жизнь.
По мере того как говорил Вириа, комиссар съеживался в своем кресле. Я не хотел больше ничего слышать, потому что понимал: Вириа прав. Пьер действительно убил Сесиль Луазен, свою любовницу.
— Если Феррьер не убийца, то убийцей мог быть только ты. Ты всегда любил женщин. Твои приключения трудно пересчитать. Я съездил с твоей фотографией в Сен-Клод, и Сессье нашел гостиницу, в которой вы занимались любовью. Хозяйка узнала тебя по фотографии.
Я вдруг подумал о Каролине, которая сейчас готовит мужу ужин, и заплакал.
— Сесиль Луазен хотела уехать из Сен-Клода. Ты пообещал, что уедешь с ней. Не знаю, каким образом ты собирался избавиться от нее, когда она надоела бы тебе. Вероятно, просто бросил бы ее, как бросал многих других. Но тут возникла неприятная неожиданность — она ждала ребенка. Когда она сообщила об этом, тебя охватила паника. Ты не хотел ради девчонки, которая была для тебя лишь развлечением, терять должность и богатую жену… Когда Сесиль сообщила, что приедет и будет ждать тебя в кафе, ты понял, что пропал. Не знаю, каким образом, но тебе удалось сохранить инкогнито. Она, без сомнения, не знала ни твоего имени, ни места работы… Ты присылал ей письма до востребования в Сен-Клод. Заперевшись в кабинете, ты с ужасом думал о том, как выйти из положения, и тут появился Феррьер. Возможно, ты уже готов был обратиться к нему за помощью. Случайно встретив Феррьера, ты узнал о его встрече с Сесиль и воспользовался случаем. Ты решил не только убить девушку, но и пожертвовать другом. Хитро, а? Твоя жена призналась, что той ночью ты выходил из дому, потому что тебя срочно вызвали в комиссариат. Но пошел ты не в комиссариат, а в гостиницу. Ты заботливо позвонил Жаррье, якобы для того, чтобы узнать, что произошло за ужином, как он уложил спать Феррьера и в каком номере остановилась Сесиль.
Жалкое зрелище. Вся ненависть Вириа воплотилась в этих логичных пояснениях. Наконец ему удалось взять столь долгожданный реванш… Мне было тошно от его столь явного удовлетворения. Поистине пиршество гиены.
— Но мы не знали, как вынудить тебя признаться. Пришлось сделать вид, что мы поверили в виновность Феррьера. Мы надеялись на сцену, которую ты разыграл. Нужно было, чтобы этот несчастный признался в преступлении, которого не совершал. И произошло странное явление. Убеждая Феррьера в том, что он убил Сесиль, добиваясь, чтобы он пережил заново сцену, произошедшую десять лет назад, ты, сам того не замечая, уподобил себя ему и описывал свои действия… Я всегда считал тебя плохим полицейским, Сандрей, но сегодня мы получили подтверждение этому.
Длинный рассказ Вириа кончился, воцарилась тишина. Пьер, кажется, был очень далеко отсюда. Потом он шевельнулся, скользнул взглядом по инспекторам и пристально посмотрел на меня. Через несколько секунд он прошептал:
— Мишель… прости.
Я ехал в поезде в направлении Бург-ан-Бресс. Пьера посадили в тюрьму сразу же после того, как он признался.
Я никогда больше не приеду в Уайонакс.
Луиза унесла часть моей молодости Пьер убил все, что еще оставалось. Мне больше не за что ухватиться. Теперь я старик.
Вид американской борьбы.
