Мария-Жозефа буквально урчала от восторга.
— Мой Франсуа — просто ужас! Ни одна девушка перед ним не устоит!
— Вы часто встречались с Сесиль?
— То тут пропустим по стаканчику, то там… но чисто по-дружески. Несколько раз гуляли вместе… Иногда целовались… Но, можете мне поверишь, между нами не было ничего серьезного.
— А почему вы перестали встречаться?
— Она чересчур настойчиво интересовалась моими доходами.
— И несколько охладела, когда узнала, что мастерская принадлежит мне, — дополнила объяснение мужа мадам Лалоб. — Все они одинаковы. Когда узнают, что у моего Франсуа нет ничего, кроме прекрасных глаз, начинают находить его значительно менее соблазнительным, не так ли, толстяк?
Я перехватил взгляд, полный ненависти, который Лалоб бросил на свою супругу. Значит, хозяйкой была Мария-Жозефа… Этот факт прояснял многие вещи, в том числе и странное поведение супругов. Он зависел от нее.
— Тебе не следовало говорить об этом, — проворчал муж.
— Лучше расставить все точки над «i».
Франсуа в ярости стукнул кулаком по столу.
— Может быть, ты заткнешься? Какое кому дело до наших отношений? Он пришел сюда, чтобы поговорить о Сесиль Луазен, а не о нас.
Я попытался успокоить их.
— Да, давайте поговорим о Сесиль Луазен. Что бы вы сказали, мсье Лалоб, если бы я попросил вас высказать мнение о Сесиль?
— Славная девушка, всегда готовая посмеяться. Конечно, она думала о своей выгоде, но ведь это нормально, не так ли? И, поскольку я ей нравился… она хотела, чтобы мы жили вместе… Но только я не могу жить, как все. Я связан, понимаете? Связан! И все из-за денег мадам!
Куда подевался веселый Лалоб, оптимистично смотрящий на жизнь? Куда подевалась сговорчивая, добродушная толстуха? Передо мной были ненавидящие друг друга мужчина и женщина. Он не мог уйти, потому что у него не было ни гроша: она не хотела его выгонять, потому что боялась остаться одна.
— Ты был очень рад, когда получил мои деньги, а?
— Ну и что? Считаешь, я не заслуживаю денег за то, что живу с таким чудовищем, как ты?
— С чудовищем, которое тебя содержит!
— Слушай, Мария-Жозефа, мне все надоело! В один прекрасный день я соберу чемодан и сбегу!
— С чем? — хмыкнула она. — У тебя и рубашки своей нет!
Это замечание, должно быть, окончательно вывело его из себя, и он залепил жене пощечину, а она в ответ швырнула ему в лицо стакан. Я вовсе не хотел участвовать в этой, вероятно, далеко не первой драке и попытался успокоить их.
— Мадам Лалоб… Мсье Лалоб… Прошу вас!
— Оставьте нас в покое! — грубо крикнул Франсуа.
— Какого черта он тут делает? — поддержала его жена.
Я взял шляпу и пошел к двери. Охваченный угрызениями совести. Лалоб произнес:
— Подождите, я провожу вас.
Я решил, что не стоит прощаться с толстой мадам Лалоб. Мы вышли во двор и остановились перед мастерской.
— Не обижайтесь, не хотелось вам этого показывать, но ничего не вышло… Мы терпеть друг друга не можем…
— Почему же вы в таком случае продолжаете жить вместе?
Он пожал плечами.
— Я в таком возрасте, когда уже не хватает смелости вырваться на свободу. Я нуждаюсь в деньгах… Девочки вроде Сесиль — мое утешение…
— Если я правильно понял, мсье Лалоб, вы с сожалением расстались с Сесиль Луазен?
— Да, можно сказать…
— И не пытались вновь встретиться с ней?
— Раз или два, но нее было уже совсем по-другому.
— Вы случайно не давали ей понять, что готовы расстаться с женой и начать с ней новую жизнь?
— Никогда в жизни!
— Ну ладно! Вы ведь назначили ей встречу в Уайонаксе, если быть уж совсем точным, в кафе «Шмен де Фер»…
Лалоб поднял руки, словно призывая Бога в свидетели.
— Нет. Что это на вас нашло? Вы спятили?
— Но только у вас не хватило смелости встретиться с ней. Вы ее бросили!
— Что с вами, старина? Вы начинаете мне надоедать! Что это вы плетете? По какому праву суете нос в мою личную жизнь?
— Будьте вежливы!
— Вежливы? Какого черта я буду вежливым с типом, который взялся неизвестно откуда! А что, если я попрошу ваши документы?
— Вы ведь не думаете, что я приехал сюда, чтобы похитить вашу жену?
— Ну вот, теперь он начинает меня оскорблять! А не хочешь ли получить кулаком в рыло? Я не заставлю себя долго упрашивать.
— Грубиян! Мсье слишком глуп, чтобы разрешить спор словами!
— Ах, я еще и глуп!
Его удар пришелся в подбородок, и я упал. Он рассмеялся:
— За что боролся, на то и напоролся, старина!
Придя в себя, я встал и бросился на Лалоба. Но тут раздался отчетливый голос, холодно произнесший:
— Довольно, мсье Феррьер!
Я обернулся и увидел, что к нам приближается инспектор Сессье.
— Мне кажется, я успел вовремя, чтоб не дать вам совершить большую глупость… Что же касается вас, Лалоб, рекомендую успокоиться раз и навсегда. Мне надоели ваши постоянные драки.
— Но, господин инспектор, он оскорбил меня!
— В таком случае подайте на него жалобу. Идите домой… Это в ваших же интересах.
Хозяин мастерской, немного поколебавшись, повернулся и пошел к дому.
Когда мы дошли до предместья Марсель, Сессье тихо произнес:
— Я же предупреждал вас, мсье Феррьер.
— Согласен… Но дайте мне время до послезавтра.
— Почему не до завтра?
— Потому что, боюсь, полученный удар может вызвать внеочередной приступ.
— Ладно, пусть будет до послезавтра. Поезд отходит в два часа дня.
— Я уеду этим поездом.
Мы вышли на улицу Пре, и Сессье остановился.
— Надеюсь, вам не станет плохо от удара этого дурака Лалоба… Но, если заболеете, позвоните мне в комиссариат. Если же все будет в порядке, я приду послезавтра на вокзал проводить вас.
— Хотите убедиться, что я действительно уехал?
— Совершенно верно.
Мне не удалось заснуть. Я злился, что так и не понял, каким человеком была Сесиль Луазен: безмозглой девчонкой, какой описывал ее Лалоб, извращенкой, каковой ее считала тетка, мадам Ирель, расчетливой женщиной, как думал Ланкранк, мечтательницей, которую не мог забыть Бенак? Может быть, она была разной, в зависимости от того, с каким мужчиной общалась, кого хотела завоевать?
Но кто из них на самом деле был любовником Сесиль? Кто являлся отцом ребенка, которого она носила? Кто, охваченный паникой, убил Сесиль, а вместе с ней и ребенка?
На следующее утро я встал в подавленном состоянии и, испытывая сильное отвращение ко всему на свете, попросил счет в отеле и позвонил Сессье.
— Алло? Комиссариат? Я хотел бы поговорить с офицером Сессье.
— Кто у телефона?
— Мишель Феррьер.
— Не кладите трубку, пойду посмотрю, пришел ли он.
Через две-три минуты трубку взял Сессье.
— Алло? Сессье слушает… Вы нездоровы, мсье Феррьер?
— К счастью, здоров. Просто хотел сказать, что отказываюсь от дополнительного времени, которое вы столь любезно мне предоставили, и уезжаю сегодня же двухчасовым поездом.
— Рад за вас и желаю счастливого пути.
— Спасибо. А я желаю вам преуспеть в деле, в котором я потерпел фиаско.
— Надеюсь, нам удастся распутать его, мсье Феррьер.
Тяжело вздохнув, я положил трубку. Эти типы всегда воображают себя умнее других.
Вызвав такси, я велел ехать на вокзал, оставил чемодан в камере хранения и, чтобы скоротать время перед отъездом, решил просто побродить по городу. При мысли о том, с какой жалостливой улыбкой будет смотреть на меня Пьер, я испытывал неприятное чувство. К тому же я буквально слышал хихиканье Оноре Вириа.
Улица Райбер и проспект Бельфор привели меня на бульвар Трюше. Было очень тепло. Громко смеясь, мимо спешили парочки. Должно быть, будущее виделось им столь же солнечным, как сегодняшний день. А Сесиль в это время лежала в морге в Уайонаксе. Усевшись на скамейку, я твердо решил, что буду просто греться на солнышке, но тут же торговец предложил мне газету «Прогресс». Я купил ее и постарался заинтересоваться новостями политики, но мне это плохо удавалось. Перевернув страницу, я наткнулся на колонку, посвященную новостям сен-клодской жизни, и мне сразу же бросился в глаза заголовок: «Девушка, пришедшая в отчаяние, покончила с собой в одной из гостиниц Уайонакса. Она приехала из Сен-Клода». Я с жадностью прочел репортаж. В газете приводилось имя девушки, но о беременности не сообщалось. Репортаж заканчивался обещанием опубликовать подробности в следующем номере. Без сомнения. Сандрей потребовал, чтобы пресса еще сутки молчала о подробностях убийства. Он еще питал какие-то иллюзии, славный Пьер…
Мне вдруг захотелось остановить машину и съездить на виллу «Макс», но стыдливость удержала меня. Триумф был бы слишком легким и слишком жестоким. Возможно, теперь мадам Ирель поняла, что ее племянница была слишком несчастна? Возможно, в этой смерти она видела подтверждение своего мнения о Сесиль, которая вопреки церковным догмам сама наложила на себя руки. Заберет ли она тело, чтобы захоронить его, или, опасаясь общественного мнения, позволит захоронить Сесиль в общей могиле? Она вполне на это способна. Старая же служанка, напротив, должно быть, ревет в три ручья. Думаю, что не поехал на виллу «Макс» главным образом из-за нее.
