Ознакомительная версия.
Улицы вились по городу между высокими каменными стенами и тесно растущими кипарисами и купами гибискуса и бугенвиллеи. За стенами и растительностью мелькали терракотовые черепичные крыши, висячие сады и аккуратно подстриженные газоны.
– Какие большие дома, – сказала Анника, глядя на пробегавший мимо пейзаж через ветровое стекло.
– И очень дорогие, – заметила Карита Халлинг Гонсалес. – Вот этот, например, выставлен на продажу за девять с половиной миллионов.
Анника оценивающе посмотрела на дом с черными коваными воротами, мимо которого они проезжали.
– Это, разумеется, дорого, – сказала она, – но столько же стоила наша вилла в Юрсхольме.
– Это же не в кронах, а в евро, – поправила Аннику переводчица и посмотрела в план. – Здесь, думаю, надо повернуть направо.
Они проехали около километра. Переводчица внимательно осмотрелась.
– Этот квартал, видимо, построен недавно, – сказала она и протянула руку влево. – Мне кажется, я его ни разу не видела. Давай рискнем и поедем туда. Ой-ой, какая яма на дороге…
Анника резко вывернула руль, чтобы не въехать в громадную выбоину посреди дороги.
– Господи, – в сердцах произнесла она. – Как они только терпят такие дороги!
Карита Халлинг Гонсалес вздохнула.
– Несколько лет назад в тюрьму посадили все руководство местного муниципалитета. На ремонт этой дороги наверняка были выделены деньги, причем неоднократно, но на эти деньги местные шишки делали ремонты у себя дома, оплачивая услуги дорожных и строительных контор. Да, это здесь.
После поворота открылись шикарно-кричащие ворота, напоминавшие о старых вестернах. Las Estrellas de Marbella значилось золотыми буквами на арке ворот. На вершине арки каменный ангел с мраморными крыльями играл на арфе. Два розовых каменных льва с хищно раскрытыми пастями беззвучно рычали на мир.
– Господи, – изумилась Анника. – Такой безвкусицы я не видела ни разу в жизни.
– Это преходяще, – возразила переводчица. – Пройдет несколько лет, и у людей выработается иммунитет к безвкусице.
Она открыла дверцу и выбралась на улицу.
– Хотелось бы знать, как сюда войти.
После недолгих поисков они обнаружили панель кодового замка рядом с одним из каменных львов. Анника показала панель переводчице, и та набрала какой-то номер, но безрезультатно.
– Надо подождать, пока кто-нибудь приедет, – предложила она.
Анника заглушила двигатель, взяла фотоаппарат и вышла под неласковые лучи послеполуденного солнца.
– Какая холодная погода, – сказала она. – Здесь всегда такая?
– С ноября по март, потом становится по-настоящему тепло.
Анника сделала несколько снимков ворот.
– Ты давно здесь живешь?
Карита Халлинг Гонсалес наморщила лоб и принялась загибать пальцы.
– Скоро будет семь лет, – ответила она. – Мой муж родом из Колумбии, но там, по разным причинам, мы жить не смогли, поэтому сначала мы переехали в Швецию, но и это тоже не прошло. Ты знаешь, каково приезжему в Швеции?
Анника покачала головой и прислушалась. Ей показалось, что она слышит шум приближавшегося автомобиля.
– Начо, прекрасный детский врач, не мог найти даже работу продавца газет. Агентство по трудоустройству отправило его на курсы санитаров. Ты слышала о такой глупости?
Серебристый «ягуар»-кабриолет подъехал к воротам. Сидевший за рулем мужчина с пышной шевелюрой нажал кнопку на пульте, и створка ворот поднялась. Анника и Карита сели в машину. Карита благодарно махнула мужчине в «ягуаре», и они проехали на территорию квартала.
– Короче говоря, мы переехали сюда на постоянное жительство, – продолжила она рассказ. – Начо работает в детской больнице. Все прекрасно. Это место немного похоже на южную Калифорнию.
Она снова взглянула на план:
– Это здесь. Дом находится слева от дороги, на холме.
Вскоре они увидели дом – тяжелый и мощный. Он стоял в тупике, фасадом на юг – к морю и горам. Подъезд был блокирован – отчасти воротами, отчасти полицейским ограждением.
Анника припарковала машину у тротуара, проехав к развороту, упиравшемуся в заросший травой пустырь с треснутым фундаментом. Они вышли из машины, Анника достала фотоаппарат. Немного волнуясь, они направились к вилле.
Подъездная дорога вела к воротам, а за ними сворачивала к навесу стоянки. Под навесом стояли две машины. Сам дом располагался напротив ворот, в глубине участка. Он вздымался к небу своими двумя и тремя этажами, расположенными в обдуманном беспорядке наброшенными небрежно складками. Дом был украшен террасами и балконами, эркерами, колоннами и пилястрами самой разнообразной формы, бетонными балюстрадами и крытыми железом башенками. Здание венчала главная башня со сводчатыми окнами, выходившими на все четыре стороны света. Двор был засажен фруктовыми деревьями и пальмами. Перед домом располагался большой каменный бассейн. Весь участок закрывала тень. Анника сразу заметила, что со стороны гор веяло прохладой. Она сделала еще несколько снимков дома на фоне заходящего солнца.
– Ты не знаешь, как долго жила здесь эта семья? – спросила Анника, обхватив себя руками, чтобы согреться.
Карита посмотрела на дом.
– Нельзя сказать, чтобы долго, – ответила она. – Участок новый.
– Но посмотри на деревья, – возразила Анника. – Они уже большие.
– Люди здесь покупают пальмы десятиметровой высоты. Доставляют их специальными трейлерами. Где-то здесь, наверное, есть и звонок. – Она нажала нечто похожее на выключатель, расположенный на столбе ворот.
Через несколько секунд открылась входная дверь и с крыльца спустился человек в полицейской форме. Карита Халлинг Гонсалес помахала ему рукой. Анника спрятала камеру за спину. Человек в форме подошел к воротам и остановился за ограждением.
Карита обратилась к полицейскому на беглом испанском, и он что-то раздраженно ей ответил. Карита ткнула пальцем в направлении Анники и продолжала о чем-то просить, то и дело повторяя Suecia и amiga[5]. Другие слова Анника не понимала. Полицейский немного смягчился, но тем не менее несколько раз покачал головой: hoy no, impossible, manana si[6].
– В дом можно будет зайти завтра рано утром, – сказала Карита, подхватила свою подопечную под руку и заботливо обняла за плечи. – Я сказала ему, что ты их подруга из Швеции, что ты совершенно потрясена случившимся, хочешь войти в дом, чтобы попрощаться с дорогими тебе людьми…
– Я обычно не лгу о своих целях и никогда не скрываю, кто я, – сказала Анника, у которой сразу испортилось настроение.
– Думаю, что этот сержант не читает «Квельспрессен», – сказала Карита и пошла к машине.
Анника положила в багажник камеру и собралась сесть за руль, когда зазвонил телефон. Она посмотрела на дисплей.
Звонил Боссе.
Боссе?
– Алло, – нерешительно произнесла она.
– Анника? Это Боссе, Боссе Свенссон.
Корреспондент конкурентов, с которым у нее был серьезный флирт. У нее даже остался номер его телефона.
Она отошла от машины на пару шагов к пустырю и тихо спросила:
– Что случилось?
– Слушай, – ответил он, – я звоню по делу. У меня в руках фотография, и я хочу, чтобы ты ее как-то прокомментировала.
Молчание.
– Что? – произнесла наконец Анника. – Что за фотография? О чем ты говоришь?
– У меня есть твоя фотография, ты стоишь у входа в ресторан и тискаешься со статс-секретарем министерства юстиции.
Анника потеряла дар речи, но всего на мгновение.
– Тискаюсь? – переспросила она. – Что ты хочешь этим сказать?
– Я хочу сказать, что на снимке вы обнимаетесь и ласкаетесь.
Анника снова лишилась дара речи.
– Ласкались? С Халениусом?
– Да, и я даю тебе возможность это прокомментировать.
Она зажмурилась и провела ладонью по лбу.
Испанский поцелуй в обе щеки перед тем, как она села в такси.
Толпа горланящей золотой молодежи с мобильными телефонами в руках.
Она тяжело вздохнула.
– Вы хотите опубликовать эту фотографию в своей газете?
– Да, у нас есть такое намерение.
– И ты хочешь, чтобы я ее прокомментировала?
– Да, это твой единственный шанс объясниться.
У нее немного заложило нос, и она высморкалась на тротуар.
– Хорошо, вот мой комментарий: я просто счастлива, что не стала трахаться с тобой, Боссе. Я слышала, что ты ни к черту не годишься в постели. Отсылаю тебя к закону о защите источников. С кем я говорила, о чем мы говорили и как мы это делали, не противоречит основному закону. У меня нет ни малейшего намерения нарушать конституцию ради того, чтобы ты мог и дальше оставаться в профессии.
В трубке повисло долгое молчание. Анника слышала редакционный гвалт на другом конце. Она понимала, что Боссе играет с ней. Она не собиралась говорить то, что потом можно будет обработать как угодно и вставить куда угодно – в передачу сетевого радио, например, или подсунуть ее руководству.
Ознакомительная версия.
