Ознакомительная версия.
– У меня, кроме того, есть сведения, что во время вашей встречи вы выпили много вина. Это так?
– Я никогда не пила вино с тобой, Боссе. Тебя это сильно обидело?
– Значит, ты не хочешь ничего комментировать?
– Ты женат, не так ли? – спросила Анника. – У тебя жена и трое детей в Мелларене?
Снова наступила тишина.
– Анника, – произнес он наконец, – это действительно серьезно. Мы собираемся об этом писать. У нас есть данные о том, что Халениус в это время должен был находиться в министерстве, но он пренебрег своими обязанностями, пошел в ресторан, где пил и флиртовал. Ты, которая всегда задирала хвост, кичась своей журналистской неподкупностью, разве не понимаешь, как это ударит по твоей репутации?
– Скажи, Боссе, ты звонишь мне по доброй воле или тебя заставили?
Он вздохнул. Анника услышала щелчок. Очевидно, он выключил магнитофон.
– Ты понимаешь, что мы потребуем объяснений от министерства юстиции? – спросил он. – Мы предъявим ресторанный счет, чек такси. Мы используем все.
– То есть это была твоя идея – позвонить и сказать, какое значение это будет иметь, потому что никак не можешь переступить через себя и мстишь мне. Или, если тебе приказали это сделать, ты настолько лишен гражданского мужества, что не смог отказаться. Мы квиты?
– Тебе не удастся вывернуться, – пригрозил Боссе.
Она отключилась.
– Проблемы? – спросила Карита Халлинг Гонсалес.
– Косвенные, – сказала Анника и представила себе мину Томаса, когда он завтра откроет газету конкурентов. – Может быть, объедем соседей?
Дверь открыли немногие.
Никто ничего не видел.
Никто не хотел ничего говорить.
Солнце приблизилось к горизонту.
– Куда поедем теперь? – спросила Карита, когда они выехали на дорогу, ведущую к шоссе.
– Куда-нибудь в такое место, где есть шведы, которые захотят поговорить с корреспондентом вечерней газеты, – ответила Анника.
– Значит, нам надо в ресторан «Ла-Гаррапата», – уверенно произнесла Карита. – Это слева.
Анника повернула, а переводчица положила руку ей на плечо.
– Осторожно. – Она показала на красный «лендровер», показавшийся справа. – Он очень опасно ездит. На поворотах совсем невнимателен. Привык к левостороннему движению.
Это было действительно так, водитель проехал прямо под носом у Анники, даже не взглянув в ее сторону. Анника ударила по тормозам и посигналила, но водитель в ответ лишь показал ей средний палец.
– Вождение не становится лучше от беспробудного пьянства, – заметила Карита. – Куда пойдем – в гольф-клуб или в ресторан?
– Только не в гольф-клуб, – ответила Анника.
Она вспомнила определение Свена: «Гольф – это самая легкая в мире игра – бить надо по неподвижно лежащему мячу».
Переводчица помогла Аннике проехать по извилистым улицам мимо полей для гольфа, вилл и гигантских жилых комплексов. Все напоминало – правда, в больших масштабах – дом семьи Сёдерстрём. В этом районе не было ни уюта, ни вкуса. Анника как зачарованная посмотрела на четырехэтажное здание в золотистых и белых тонах, выглядевшее как только что испеченный торт. Дорога вела к дому и поднималась вверх, к парковке, расположенной на крыше дома. Рядом стоял фисташково-зеленый дом с розовой крышей и пятью золотыми куполами.
– Это тоже похоже на южную Калифорнию? – спросила Анника.
– Мишурностью скорее напоминает богатые районы Лос-Анджелеса, – ответила Карита. – Я росла в Беверли-Хиллз. Здесь Европа в наибольшей степени приблизилась к Штатам. Что нового говорят полицейские о преступлении? У них есть какой-нибудь след?
Анника вспомнила, что толком не ответила на этот вопрос, и ей стало неловко.
– Они не хотят говорить мне ничего лишнего, – торопливо произнесла она. – Кстати, что за люди собираются в этом ресторане?
Карита задумалась.
– Обычные люди, те, кто устал от шведского климата, другие приезжают сюда из-за детей, третьи продают дома в Швеции, покупают здесь недвижимость, бездельничают, пьют вино и играют в гольф. Что будет делать тот высокий автомобиль? Черт, он едет. Спускайся в реку.
Анника остановила машину.
– Что?
– В реку. Это русло реки с бетонированным дном. По ней мы легко выедем на Н340. Здесь всегда пробки из-за дорожных работ.
По лицу Анники скользнуло недоверчивое выражение. Карита его заметила.
– Не волнуйся, там не глубоко.
Анника осторожно преодолела бордюр и травяной газон и въехала в реку.
Глубина воды и в самом деле не превышала пары дециметров. Проехав по руслу реки несколько десятков метров, они выехали на другую сторону шоссе.
– Сколько же новых дорог вы строите, – сказала Анника и посмотрела в зеркало на скопление дорожной техники.
– Н340 – новая дорога? Она была построена еще римлянами и до сих пор ни разу не реставрировалась. Мы приехали, можешь парковаться.
– Здесь, на переходе? – изумилась Анника, но Карита уже вышла из машины.
Они находились в старом районе с белыми домами рядовой застройки. Анника взяла с собой камеру и вспышку и вслед за переводчицей направилась к ресторану.
– «Ла-Гаррапата», – прочитала Анника на вывеске над входом, возле которого на щите было написано меню на трех языках – шведском, английском и финском. Что значит «ла гаррапата»?
Карита поправила прическу.
– Это означает «клещ». Почему кому-то понадобилось называть ресторан именем кровососущего паука, я понять не могу, но такова данность.
«Ла-Гаррапата» оказался весьма скромным заведением. Стекла дверей были вставлены в алюминиевые рамы, которые гремели и дребезжали, когда их открывали. Внутренние поверхности окон запотели. Карита вошла в ресторан и тут же издала тихий восторженный вопль. Она сразу принялась целоваться со знакомыми, подставляя сначала правую щеку, а потом левую, точно так, как показал ей Джимми Халениус.
Фотографии не могли получиться убедительными, подумала Анника. Было темно, никто не пользовался вспышкой, да и между ними не происходило ничего серьезного.
Она осмотрелась.
Они находились в обеденном зале с тридцатью столиками и баром, за которым могло усесться человек двадцать. На большом экране, висевшем на стене, транслировались передачи шведского телевидения.
– Это Анника Бенгтзон. – Карита представила гостям ресторана Аннику. – Ее прислали сюда из редакции газеты «Квельспрессен», чтобы написать о несчастной семье Сёдерстрём, и теперь она хочет, чтобы вы рассказали о ней… Лассе, ты знал Себастиана! Давай мы послушаем тебя!
В ресторане наступила мертвая тишина. Анника чувствовала, что краснеет. Она не привыкла так работать. Обычно она очень обходительно, медленно, но верно сближалась с человеком, у которого собиралась взять интервью. Взяла за правило всегда объяснять свои намерения настолько ясно, насколько это было возможно, чтобы человек не чувствовал, будто его заманивают в ловушку и хотят обманным путем что-то у него выведать. И делала это, потому что очень часто они считали, что Анника описала их недостаточно благожелательно.
Однако Лассе откашлялся, выступил вперед и начал рассказывать о своем друге Себастиане, рассказывать возвышенно и с чувством, не стесняясь присутствующих.
Это так не по-шведски, думала Анника и писала так быстро, что у нее заболела рука.
– Себбе вкладывался в любой спорт, – говорил Лассе, – он знал толк во всех его видах. То, что он играл в хоккей, было чистой случайностью. Он так же хорошо играл в гольф и теннис. Он знал об этом, знал о своем даре, сознавал его и хотел вернуть свой долг жизни.
Лассе шмыгнул носом, гости кивали, а многие вытирали глаза салфетками.
– Он всегда хотел делать что-то осмысленное со своими деньгами, со своим временем, – продолжил Лассе, – а не только чистить кубки, стоящие на полках. Именно поэтому он отбирал бедных, но способных детей в свой теннисный клуб, именно поэтому учредил команду «Френсис» – чтобы их тренировать. У него самого была возможность развиваться с детства, и он хотел, чтобы такая возможность была у всех.
Лассе заплакал.
– Я помню нашу последнюю встречу с Лео и Мю. Это было в канун Рождества. Себбе устроил теннисный турнир, победитель которого получил не только кубок и форму, но и место в международном колледже Марбельи, экзамен в который он мог держать по достижении восемнадцатилетнего возраста.
Поднялся ропот, люди снова закивали.
– Да, – повторил Лассе, – место в колледже. Девочке, которая выиграла турнир, было десять лет. Этот приз обошелся Себбе в миллион, но он был лишь рад этому. «Она просто фантастична, – говорил он, – она обязательно добьется больших высот. Думаю, что я буду с восхищением следить за ней много лет, пока она не поступит в колледж и не сдаст свой экзамен…»
Многие женщины заплакали в голос.
Анника хотела достать камеру, но решила подождать, когда они выплачутся. Она наскоро перечитала запись. Кто такие Лео и Мю? Дети Себастиана?
Ознакомительная версия.
